Ильяс Есенберлин - Гибель Айдахара
Приближалась осень. Ветры были еще нестудеными, и дожди оставались теплыми, но следовало спешить, вовремя убраться из Дешт-и-Кипчак в пределы благословенного Мавераннахра, где никогда не бывает суровых зим, и потому Тимур, дав отдых воинам, похоронив павших в битве, повернул голову своего коня в сторону родных мест.
Огромную добычу взял Хромой Тимур. Каждый воин из пеших полков получил по десять – двадцать лошадей, всадники же взяли по сто и более коней. За уходящим в свои пределы войском под охраной специальных отрядов, рабы гнали бесконечные стада баранов.
Особенно велика была добыча самого Тимура и его военачальников. Более пяти тысяч юношей и девушек, сделав их рабами, взял себе эмир.
Войско его, опьяненное победой, грабило по пути аулы кочевников. Никто не знал пощады и не получал снисхождения. Воины Тимура отбирали у степняков их жилища – кутерме, которые, не разбирая, можно было ставить на повозки. Неумолимой судьбой были для побежденных победители.
Разделив свое войско на три части, Тимур каждой из них указал направление движения, и разрешил им брать все, что они пожелают.
Аулы кочевников, ушедшие весной с пути, по которому следовал Тимур, не ожидали, что обратную дорогу он выберет именно здесь, где они считали себя в полной безопасности.
Подобно тому, как еще недавно воины Хромого Тимура устраивали в междуречье Тургая и Иргиза охоту на животных, устраивали они облавы на людей. Ни один встреченный на пути аул, ни один человек не знали пощады. Молодых забирали с собой, старых, за ненадобностью убивали. Тех же, кому удавалось спастись, укрыться в степных балках, все равно ожидала смерть, потому что приближалась зима, и лишенные скота и крова люди не могли рассчитывать пережить суровую зиму. Кровью и слезами умывалась в эту осень желтая кипчакская степь.
Переправившись вброд через обмелевший Яик, Тимур вывел свое войско к Саурану, а оттуда через Отрар вернулся в Самарканд. Одиннадцать месяцев продолжался его поход, и эмир был теперь уверен, что Тохтамыш никогда не сможет больше стать сильным соперником в борьбе за власть.
На этот раз Тимур не торопился назначать на отнятые у Тохтамыша земли хана. И Едиге, и Темир-Кутлук, и Кунчек-оглан поняли, что эмир не нуждается в них и ни одному из них он не доверяет настолько, чтобы кого-нибудь сделать своим наместником. Поэтому они однажды пришли к Тимуру.
– Высокочтимый эмир Тимур! – от имени всех троих сказал Едиге. – У каждого из нас в землях Золотой Орды остались близкие. Наши роды по-прежнему кочуют там, но поскольку хану Тохтамышу удалось ускользнуть, кто знает не станет ли он мстить тем, кто узами родства связан с нами, вставшими под твое знамя. Разреши нам вернуться и, взяв с собой всех, кто пожелает, прийти под твою защиту…
Хромой Тимур легко разгадал хитрость батыров, но не подал вида. Для него они тоже были не страшны. Едва ли найдется такой народ, который захочет, чтобы его предводителями стали те, кто еще недавно вместе с врагом жег их жилища, насиловал женщин и угонял скот.
– Хорошо сказал эмир. – Но, быть может, вам для этого нужен отряд воинов?
– Нет, – возразил Едиге. – Мы думаем, что люди сами пойдут за нами…
– Пусть будет по-вашему… Идите в свои степи, но я буду ждать вашего скорого возвращения…
* * *В эту же ночь, опасаясь что Тимур может передумать или замыслить коварный поступок, трое батыров исчезли из его ставки, уведя с собой его отряды. Потеряв веру в Тимура и понимая, что рассчитывать на него больше нечего, они больше не вернулись в его ставку. На короткое время появлялся здесь лишь Кунчек-оглан, но и тот очень скоро сбежал в родные степи. Все трое, воссоединившись со своими родами, ушли в места прежних кочевок – в причерноморские степи. Они понимали, что, пока жив Тохтамыш, и пока свежа в памяти людей их измена, начинать борьбу за власть бесполезно.
Тимура не огорчило исчезновение батыров. Земли Дешт-и-Кипчак были ему не нужны. Какой ему был прок от владения огромными просторами, где не было городов и где кочевали племена, единственным богатством которых был скот? Тимуру не нужны были пастбища, потому что, в отличие от великого Чингиз-хана, он правил оседлыми народами. Сейчас, когда Тохтамыш был смят, опасности со стороны степи не было. Она была занята междоусобной борьбой за земли и власть. Так было всегда, когда падал или подгнивал столп, на котором держался шатер Золотой Орды. Скоро такая борьба не кончится, потому что в степи свои законы и порядки, свое течение времени…
Поражение от Хромого Тимура потрясло Тохтамыша, но он не собирался покоряться судьбе. Подвластные земли его были огромны, и множество родов кочевало по их просторам. Вселяло надежду и то, что, Тимур не остался в Дешт-и-Кипчак, не посадил своего хана, а, одержав победу, ушел в свои пределы. Закаленный долгими годами борьбы за власть, знавший немало поражений в начале своего пути, Тохтамыш был полон сил и желания отомстить эмиру за пережитый позор и унижение. Снова стал собирать он войско и не позволил эмирам, биям и батырам разбежаться от подножья своего трона.
Еще недавно, уверенный в слабости своих западных соседей – русских и литовцев, хан теперь с тревогой смотрел в их сторону. Ему нужны были надежный, крепкий тыл и уверенность, что соседи не используют его временную слабость, не ударят в тот момент, когда он будет занят войною с Тимуром.
– Хотя и после поражения Тохтамыш по-прежнему имел большое войско, он знал, что на Руси многие князья попытаются поднять голову, потому что битый враг, если его даже побил другой, уже не кажется таким страшным и грозным, каким был прежде.
Неспроста, видимо, вдруг приехал именно в это время в Орду великий московский князь Василий Дмитриевич. И хотя внешне выглядело это так, что приехал он с поклоном, но на самом деле речи вел он смелые, а порой дерзкие, уговаривая хана не мешать ему взять под свою руку Нижегородско-Суздальское княжество. И, понимая, что тем самым он усиливает Москву, Тохтамыш скрепя сердце согласился с его требованиями. Сейчас мир с Русью был хану очень ему необходим.
Уладив дела с Московским княжеством, Тохтамыш послал своих послов в Краков, к польскому королю Ягелло – брату великого литовского князя Витовта. Уступив Москве, он боялся ее союза с Литвой. Там по-прежнему шли споры из-за пограничных земель. Хан дал Ягелло право на спорные земли, но при условии, что тот признает над собою главенство Орды и станет, как прежде, платить дань. Все складывалось так, как хотел Тохтамыш. Клин между Русью и Литвой был вбит.
Зная, что Тимур враг сильный, хан надеялся заручиться сильным союзником. Как и в прежние времена, когда дела по каким-либо причинам у Орды складывались не очень благоприятно (так было, например, когда боролась она против Кулагу при хане Берке), Тохтамыш отправил своих послов к египетскому султану ал-Малик аз Захиру Беркуку с предложением совместно выступить против Хромого Тимура. Эмир Мавераннахра в это время угрожал не только Орде, но, вступив в Иран, тем самым затрагивал интересы и Египта. Именно поэтому хан рассчитывал на благоприятный исход переговоров.
Проходил страх, накапливались силы, и все труднее становилось Тохтамышу удерживаться от искушения наконец-то выступить против своего главного врага – Хромого Тимура. Услышав, что эмир с войском находится в Северном Азербайджане, в городе Шеки, в год Собаки (1394) Тохтамыш двинул свои тумены к Дербенту и, миновав его, начал грабить города и селения Ширвана.
Тохтамыш верил в свою победу, и дух его был крепок. Не спеша продвигаясь вперед, он ждал, что предпримет Хромой Тимур в ответ на его дерзость.
И в это время произошли события, которые расстроили, взбесили хана. Недобрую весть доставил ему из Орды гонец.
Шли годы и Садат-бегим отвыкла от Едиге. Ее больше не волновали и не тревожили воспоминания о счастливых днях и тайных встречах. Не гасло, не тускнело от времени только желание отомстить батыру за пережитый позор. Только женщина может одинаково сильно любить и ненавидеть. Годы не смогли потушить тлеющий в душе, постоянно жгущий ее уголек. Пепел времени лишь укрыл его от постороннего взгляда.
Садат-бегим все еще чувствовала себя молодой. Да так и должно быть, потому что она была любимой женой хана и не хотела уступать своего первенства никому. Широкобедрая, с тонкой талией, она по-прежнему умела возбудить желания и заставить мужчину потерять разум. И только глаза, еще совсем недавно живые и блестящие, потускнели, и в глубине порой вспыхивали холодные недобрые искорки.
Мужчины, которым приходилось бывать в ауле ханум, как и прежде, с вожделением и сладострастием смотрели на Садат-бегим, но ни один из них не решался на поступок – они боялись гнева и мести Тохтамыша.
