Александр Тургенев - Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772 - 1863.
Задунайский, поговорив с Безбородко, разсказывал тот день за обедом, что он нашел в своей канцелярии бриллиант, но только под грубою корою; с этого времени начал призывать к себе Безбородко чаще, делал ему поручения, и в непродолжительном времени Безбородко был у него безсменным экспедитором.
У Задунайскаго правителей канцелярии не существовало, были экспедиторы, которые ему докладывали дела, производству их вверенныя, а целым управлял он сам и резолюций секретари для него не заготовляли; часто случалось, фельдмаршал четверым, пятерым экспедиторам диктовал вдруг, по разным и важным предметам, предписания и подписывал их без поправки или перемены.
Екатерина, по занятии войсками Молдавии и Валахии, придумала легчайшее средство, без оскорбления личнаго, к уничтожению укоренившагося господства в Молдавии бояр и к умножению числа приверженцев себе; она облекла Задунайскаго властно по благоусмотрению его, за оказанныя Российской державе услуги, жаловать молдаван в капитаны.
Армейский чин прапорщика дает, получившему это звание, права дворянства в России: толпа богатых молдаван, не пользовавшихся никакими правами и зависевших совершенно, по турецкому обычаю, от произвола, прихоти не только самого господаря Молдавии, но и каждаго бояра, жадно пожелала получить чины капитанские. Желание это было основано на существенных выгодах, — получившаго чин капитанский оно ограждало от палочных ударов и всякаго рода истязаний во время пребывания российской армии в Молдавии и обезпечивало его личность на будущее время в Молдавии.
Сам господарь и еще менее бояре не осмеливались оскорблять по произволу молдавана, получившаго чин российской службы капитана, страшились, чтобы не прогневать таким действием императрицу или главноначальствующаго войском. Выданный молдавану от фельдмаршала патент на чин капитанский хранил и спасал его от всякаго притязания и злополучия, как громовой отвод спасает от задушения разразившагося электрическаго материала.
Задунайский содействовал видам его повелительницы, однако же, выдавал патенты на чины капитанские с большою разборчивостью и не легко было удостоиться получения диплома.
Производство дел о пожаловании в капитаны фельдмаршал поручил Безбородко.
Княжества молдавское и валахийское, стенавшия под игом прихотливой деспотической власти, привыкли к рабству безответному и презрительному; господарь ползал, вращаясь в прах у порога гарема султанскаго, искав покровительства у любимца султанова—евнуха, и когда успевал вымолить себе, чтобы голова осталась на туловище его, тогда, возвратясь владычествовать в мнимыя владения свои, поступал по примеру высокаго повелителя своего, делал в Молдавии и Валахии, что тот делал в Константинополе.
Безбородко был беден и вместе с тем, что покажется неимоверным, был расточителен, предан сладострастию, женщин любил до изступления, и кто бы поверил, увидев Безбородко, что он с наружностью уродливаго квазимода хотел нравиться прекрасным женщинам и даже уверял себя в том, что оне его любят.
Во времена экспедиторства своего, его светлость впоследствии, конечно, не на паркете, не в бель-этаже искала любезных и благосклонных дам, но и в нижнем жилье красавица соглашалась выслушивать его объяснения с помощью могущественнейшаго из всех известных средств, а у Безбородко в то время существовал большой недостаток в этом средстве.
Что делать? Неодолимое желание нравиться милым девушкам и молодушкам заставило его уклониться от прямаго пути и он кинулся на проселочной дороге искать пособий.
Вверенное ему производство дел о сотворении капитанов показалось источником обильным к утолению жажды его.
Великий ум, быстрое соображение, память, всех удивлявшая, в преклонных даже летах его, уверили, что он схитрит и укроет действия свои от прозорливости фельдмаршала.
Александр Андреевич Безбородко начал сотворять капитанов дюжинами; наконец, капитаны российской службы в Молдавии до того расплодились, что уже видели капитанов на запятках, на козлах карет, поварами, пекарями и т. п.
Не извинением послужить может Безбородко, но правду сказать должно, не малая часть господ капитанов были обязаны благородством и преимуществами звания благосклонности благоверных своих супруг.
То-ли было во времена канцлерства его светлости князя Безбородко! Какия громадныя услуги оказывал он супругу за благосклонность сожительницы его и искусство ее поиграть вечер с ним, светлейшим канцлером, в мариаж—любимая игра князя Безбородко.
Он если не каждый день, то, по крайней мере, пять раз в течение недели ходил в Мещанскую улицу в С.-Петербурге, известную в тогдашнее время приютом благосклонных дам....
XXXIII.
Однажды Безбородко, забавляясь с собеседницею, был встревожен, оскорблен и принужден оставить пресловутое поприще по настоянию, угрозам, неожиданно прибывшаго к даме гостя—гвардии Преображенскаго полка сержанта Дурново или Дурасова.
Сержант, увидев Безбородко, котораго не знал и котораго он, по скромной одежде, почел мещанином, без всякаго предварительнаго с ним объяснения, громко спросил его:
—„Ты как смел сюда забраться? Cию-ж минуту вон, а коли вздумаешь, так я тебе посвойски утру сальное твое рыло!"
Безбородко, как дипломат, а не воин, разсудил за благо уклониться от предстоящей битвы и, поклонясь господину сержанту, сказал вежливо:
— „Да помилуйте, государь мой, да за что же начинать препирания, извольте благополучно оставаться; я явился сюда по добровольному согласию и благосклонности хозяйки".
Сержант, обратясь к барышне, сказал: „не стыдно-ли тебе, Аксюша, ну добро бы был молодец, а то сальная, с отвислыми губами рожа, и ты не побрезговала!
Барышня дрожала от страха и безмолствовала. Сержант к Безбородко.
— „Что-ж ты стоишь, чучело, разщетив брылья, тебе сказано вон, а не то я тебя по морскому за борт",—указывая на окно.
Происшествие было летом; окно стояло отворенным....
Безбородко смекнул, что корабль, на котором он был, о четырех палубах и каюта барышни была под верхнею, корабль же стоял на мели.
Отвесив во всю спину канцелярский поклон сержанту и Ксении Егоровне, оставил их.
Опустясь по лестнице, Безбородко узнал от Гавриловны— кухарки барышниной, кто был витязь, согнавший его с поля.
Как скоро Безбородко ушел, Ксения Егоровна зарыдала: „ах! что ты наделал! что теперь будет с нами обоими! говорила Ксения. Да знаешь-ли ты кого потревожил! Ведь это не купец гостинодворский, не управитель боярский, это—сам Безбородко! Вот обоих нас злодей Шишковский засечет не на живот, а на смерть!"
Холодом обдало сержанта и зуб о зуб начал стучать.
Однако же, что делать, слово не воробей, вылетало, не поймаешь; подумали, погоревали сначала, а потом сказали: семь бед—один ответ....
На другой день сержант, возвратясь к себе на квартиру, едва устоял на ногах, как слуга уведомил его, что сам фельдфебель три раза приходил,—приказано вас немедленно представить маиору.
— „Ну, думал сержант, приготовляйся к разделке дворянская спина. Шишковский искуснее всякаго гравера вырежет на тебе гербы преузорочные, хорошо коли жив останешься после ласки Степана Ивановича (Шишковскаго), а то и покаяться не успеешь".
Однако же оделся по форме, пошел на ротный двор, а оттуда пошел с ним фельдфебель к маиору. Пришли, доложили; маиор изволил кушать.
Ту же минуту приказано сержанту войти в столовую.
Маиор и все сидевшие за столом встали; маиор вынул из кармана конверт, надел очки, развернул бумагу и начал читать вслух.
„Сержант NN жалуется в прапорщики лейб-гвардии Преображенскаго полка".
Прочитавши указ, маиор сказал бывшему и еще дрожавшему сержанту:
Поздравляю вас с милостию....." и все начали сержанта осыпать поздравлениями.
Маиор закричал слуге: „подать стул"—а новаго прапорщика просил сесть и вместе с ними кушать.
Все ломали себе головы догадками, как, через кого получил он эту милость.....
Это приключение не отвадило Безбородко ни от посещения благосклонных барышень, ни от забавы в мариаж; но князь изволил с того времени входить даже и в однопалубные корабли всегда в сопровождении присных своих, гг. Судиенко (забыл его имя) и Василия Петровича Какушкина.
Оба—Судиенко и Какушкин были в чинах действительнаго статскаго советника, были кавалеры разных орденов, а что лучше чинов и орденов—оба набогатились.
Какушкин все благоприобретенное, правда, пропил, проиграл в марьяж, он был незлобивый израиль!
После Судиенко остался сын, котораго лет десять с роду или более Петр Голицын с своею бандою ежегодно обыгрывает тысяч на двести рублей в карты (1834 г.).
Судиенко всегда платил без хлопот, без обязательств, не поморщившись! Как хорошо, что папенька его был услужник канцлера Безбородко....
