Иоаким Кузнецов - На холмах горячих
Ермолов остался доволен работой Бернардацци над усовершенствованием проекта Шарлемаия. Чайковский приступил к найму возчиков и мастеровых людей. Пер-вых-то легко было найти: заключил контракт с бештау-горскнми ногайцами, которые согласились за сравнительно невысокую плату доставлять на арбах строительные материалы, а вот вторых нанять не удалось.
Дело было в том, что Северный Кавказ интенсивно заселялся, строились не только крепости и редуты, но и крупные поселения. Из России на заработки сюда гужом повалили артели ремесленников со своим инструментом и приспособлениями. Зная, какую нужду испытывает Кавказ в мастеровых, артель брала лишь выгодные подряды. При заключении сделки артельный староста оговаривал дополнительную оплату: за пользование своим инструментом, за житье в своей палатке или сколоченном на скорую руку сарае, за простой.
Горячие Воды строила казна, а она тряслась над каждой копейкой. К тому же мастеровые не желали ехать на Подкумок, за сорок верст от тракта: место безлюдное, с харчами туго, немирные горцы рядом.
Чайковский надеялся теперь только на солдат — безотказную и, главное, почти даровую рабочую силу — казне по карману. Подал рапорт Ермолову и получил разрешение выделить pofy солдат из саперного батальона, которые были хорошо обучены строительному делу.
— Строить ресторацию будут солдаты,— сказал он архитекторам. Иоганн сморщился, запротестовал.
— Солдаты?.. Мы видели, как они ставили дом доктору Конради. Умеют орудовать топором да землю рыть. Дерево, земля — вот к чему они с детства приучены. А мы будем строить каменные капитальные здания. Это совершенно иная работа: обработка камня, кладка стен, штукатурка, отделка, стекло и кафель особой сноровки требуют. Кто будет обучать этому?
— Я, вы. И, пожалуйста, не думайте, что русский солдат не способен к такой работе,- спокойно ответил Чайковский.
— Мы, архитекторы, будем учить?.» Это не предусматривалось контрактом!
Иосиф ласково положил руку на плечо брата, смиряя его горячность:
— Ничего, научим...
На Горячие Воды прибыла рота солдат Кабардинского пехотного полка, рота по названию, а фактически два взвода, две рабочие команды во главе с поручиком Истоминым.
Согласно предписанию штаба Линии роту следовало разместить в Константиногорской крепости и подчинить по внутреннему распорядку новому коменданту майору Павлову. Павлов развел руками:
— А куда я их поселю?.. Казармы старые, разваливаются. У меня и своих-то девать некуда. Да и зачем мне ваши? Кормить, одевать и отвечать за них...
Все-таки Павлов отвел одну комнату в старой казарме, в которую с грехом пополам Истомин поместил одну рабочую команду, а для второй поставил три походные палатки, благо было лето, теплынь...
Чайковский распорядился обучить солдат добыче строительного материала. У южного подножия Машука братья Бернардацци нашли выходы на поверхность земли пластов легкого серого камня — травертина и создали там карьер, обучая солдат мастерству каменотесов. В другом месте нашли камень, годный для изготовления известки. Архитекторы показывали солдатам, каким образом выкладывается печь для обжига известняка, чтобы получилось равномерное прокаливание, иначе не выйдет мягкий, рассыпчатый и легко растворимый в воде материал, как гасить известь в ямах, доводя ее до нужных кондиций. Братьев не смущало, что ладони их рук покрылись волдырями, одежда испачкана, лицо — в поту. Раз нет у солдат необходимых навыков, так надо привить им, передать «секреты», с виду вроде бы немудрящие, но крайне важные для заготовки строительных материалов.
Бернардацци присматривались к солдатам, подмечая, кто сноровисто действует топором, пилой, кувалдой, у кого наметан глаз к линии, к правильным геометрическим формам, кому удается аккуратность обработки и кладки. Постепенно становилось ясно: этого можно
взять в каменщики и столяры, этому дать в руки кисть, а этот способен лишь копать землю, таскать камни. Выделенных в мастеровые они там же на месте начали обучать тонкостям ремесла...
Пробуя на крепость вытесанные бруски, архитекторы пришли к выводу, что камень слишком хрупок, при-
5 Заказ № 372 129
годен только для кладки стен, а для карнизов, требующих чистой обработки, не пойдет —нужен плотный, прочный камень. Чайковский, хорошо знавший окрестности, выехал вместе с Иосифом и командой солдат, и они нашли материал за сто с лишним верст от Горячих Вод —на речке Томузловке, близ Новоселицкого. Вот отсюда и пришлось возить крепкий брусчатник...
Строительная комиссия встретилась еще с одной трудностью: около Машука и Бештау совсем мало соснового леса для столярных работ. Чайковскому снова пришлось выезжать с командой солдат в верховья Малки и возить оттуда сосну и другие легкие для обработки породы деревьев...
5 июля 1824 года в торжественной обстановке, с богослужением, на самом бойком месте горячеводской долины состоялась закладка фундамента первого казенного каменного здания — ресторации...
Наступила осень. Пошли дожди. По утрам первые заморозки прихватывали ледком лужи. Поручик Истомин доложил Чайковскому:
— Солдаты жалуются, жить в палатках стало невмоготу, ночью очень холодно. Зима на носу. Что делать?
Петр Петрович размышлял: «Конечно, можно поселить в крепости нижних чинов, но их там как сельдей в бочке, так что это не выход из положения. Строить казарму для рабочей команды на Горячих Водах планом не предусмотрено. Что предпринять?
— Не говорили с солдатами? Солдаты — народ смышленый, из любого положения найдут выход,— сказал Чайковский.
— Нет, не спрашивал.
— Спросите.
На другой день Истомин доложил:
— Солдаты просят дозволения построить мазанушки у южного подножия Горячей горы, на берегу Подкумка. Говорят, место теплое, на солнышке. И близко к карьерам, рядом с работой. А то каждый день утром и вечером по четыре версты туда и обратно— ноги еле двигаются. В заготовительной команде все пожилые, по последнему году служат.
Построить мазанушки вне крепости? А если нападут немирные горцы и вырежут половину солдат?.. К тому же не дело это без офицерского надзора — эти и десятки других вопросов требовали ответа. Чайковский решил подать рапорт командующему войсками на Линии. Если он разрешит, тогда пожалуйста...
Командующий разрешил поставить у южного подножия Горячей горы временно, на зиму, турлучный лагерь для заготовительной рабочей команды, но с условием, чтобы офицеры держали подчиненных в соответствии с воинским уставом, на ночь обязательно выставляли караул. И вот на теплом береге Подкумка. вдоль дороги быстро выросли крохотные, невзрачные мазанки.
Весной следующего года рядом с турлучными конурами появились грядки из земли, натасканной солдатами в полах шинелей, ранцах, зазеленели лук, морковь, петрушка — поливать есть чем, рядом речка, тепла, света — хоть отбавляй.
Многие солдаты, которым осталось служить месяцы, решили не ехать в Россию, а остаться здесь: разбить
огород, садок — овощи и фрукты выращивать, а лишек будет — продавать приезжающим на Воды; коровенку, пару коз, можно поросенка, десяток кур завести. А к мазанке пристроить домишко — пускать квартирантов. В услужение поступить в ресторацию, в дом неимущих офицеров, купальни и другие заведения. Живи, не горюй...
Так отставные солдаты Кабардинского полка навечно приросли к теплой, ласковой земле у южного подножия Горячей горы, положили начало Кабардинке, будущему пригороду Пятигорска...
Поручик Истомин, бледный, растерянный, доложил Чайковскому:
— Солдаты первой команды, что живут в крепости, не вышли на работу!
— Почему?—настороженно спросил Петр Петрович.
— Лежат на нарах, отказались принять пищу.
— Что же это... протест?
— Похоже.
— Что говорят? Какие у них претензии?
— Молчат. Один только орал: «Сколько можно терпеть? Хватит!» Комендант крепости велел посадить крикуна на гауптвахту...
Чайковский и Истомин приехали в крепость, зашли в кабинет майора Павлова. Павлов сидел за столом и писал донесение в штаб Линии о происшествии.
— Погодите с бумагой. Надобно разобраться,— посоветовал майору подполковник.
— А чего разбираться? Налицо неповиновение—са-мое тяжкое преступление в армии,— раздраженно ответил Павлов. Новый комендант был горяч, привык рубить сплеча.
— Отчего неповиновение? Какая причина? Может быть, не солдаты тут виноваты?—настаивал на своем Петр Петрович, намекая на то, что за бунт всех офицеров по голове не погладят.
— А кто же виноват? Мы, что ли?— ядовито усмехнулся Павлов.— При чем тут мы, ежели уже найден главный закоперщик бунта и посажен на гауптвахту. Оказался, каналья, из местных, константиногорских, сын отставного солдата. Местные-то все головорезы отпетые. Нахватались у казаков — чуть что, так и горло драть, выражать всяческое недовольство.
