Наталья Павлищева - Дочь Роксоланы. Наследие любви
– Рустем, я смогу идти, меня нужно только поддерживать.
– Сможешь, сможешь, только не сейчас. Обними меня за шею.
Паша отнес жену в дальний кёшк, где к ним бросилась Хюмашах:
– Мамочка!
– Мама хочет кушать. Ты будешь вместе с ней?
Хюмашах сидела на коленях у Михримах и пыталась кормить ее. Немного погодя они были вымазаны уже обе. Зато весело, Рустем смеялся:
– На ком я женат?! Она даже кушать не умеет красиво, вся перемазалась.
– И я! И я! – кричала Хюмашах, размазывая по лицу еду.
– Ай-ай! Еще одна грязнуля! Полный дом грязнуль, что мне, бедному, делать?!
Хюмашах заливалась звонким смехом, заставляя улыбаться и Михримах.
Рустем поцеловал жену в щеку, шепнул:
– Наконец, увидел улыбку…
Зрение возвращалось медленно. Сначала Михримах поняла, что различает, светло или темно в спальне. Не поверив самой себе, позвала Хикмат:
– Занавески на окнах отдернуты?
– Да, госпожа, закрыть?
– Нет, не надо, я вижу свет. Не все, но различаю свет из окон.
– Госпожа!
– Пока ничего не говорите Рустему-паше, пусть это будет неожиданностью.
Не получилось. Рустем, заметив, что жена ведет себя как-то не так, присмотрелся внимательней и вдруг встал между ней и окном. Михримах невольно сделала жест, чтобы отошел.
– Ты видишь окно, Михримах? Видишь?!
– Не окно, нет, просто светлое пятно.
И все же выходила в сад с повязкой на глазах, хотя они старались, чтобы никто не знал о слепоте принцессы. Иногда выходили поздно вечером. Рустем устраивал ее удобней на подушках в кёшке, прижимал спиной к себе и, перебирая пальцы, тихо рассказывал… О чем? О том, какое небо звездное, как ветерок шевелит листву, как она снова сядет в седло своей Юлдуз, как они будут учить верховой езде детей…
– Рустем, это я виновата, потому что тогда не пожелала ребенка?
– За это ты давно расплатилась. А глаза… Повелитель прав, это испытание нам с тобой.
– Кто будет в Манисе вместо Мехмеда? Снова вернется Мустафа?
– Нет, Повелитель выбрал для Манисы шехзаде Селима.
– Селима?! Почему не Баязида?
– Шехзаде Баязид еще слишком молод, – уклончиво ответил муж.
– Теперь следующим султаном точно станет Мустафа. Что будет с нами?
– С нами ничего, разве что меня выгонят из визирей, – невесело усмехнулся Рустем. – Ничего, уедем в Диярбакыр, я там многих знаю. Но об этом не стоит говорить, Повелитель удручен смертью сына, но он полон сил.
Рустем был прав, в Манису поехал шехзаде Селим, а с ним Нурбану – наложница, которую для сына готовила Роксолана. Она хотела для Баязида, но тот предпочел невесть откуда взявшуюся Амани, как султанша называла Фатьму. Роксолана готова была признать, что наложница достойна быть рядом с шехзаде Баязидом, но женой юную красавицу не считала, несмотря на никях. Да и какая разница? Баязид не султан, чтобы считать, кто наложница, а кто жена.
Нурбану Роксолана присмотрела сама. Юная венецианка была так непохожа своей ранней пышной красотой на тоненькую Амани! У Сесилии Баффо, как в действительности звали Нурбану, все иное: она рыжеволосая, белокожая, пышнотелая, хотя пока стройна. Баязид только глазом скосил и поморщился:
– У меня жена есть.
Роксолана обиделась, но вида не подала.
– А я не тебе ее купила. Это для Селима.
Насколько молчалива и загадочна Фатьма-Амани, настолько шумная и напористая Нурбану. Конечно, венецианка предпочла бы шехзаде Мехмеда, но не удалось – не из-за Эсмехан, та жила в Манисе, не мешая мужу наслаждаться любовью наложниц. Эсмехан смирилась с ролью отставленной кадины, но Нурбану Мехмеда не заинтересовала совсем.
А вот Селима впечатлила с первой минуты.
Что ж, Селим так Селим, выбора у яркой красавицы все равно не было. Но у Селима тоже имелась наложница Селимийе, только что родившая ему сына шехзаде Абдуллу и снова беременная. Одолеть одну наложницу с одним сыном можно, а вот с двумя… Но воспользоваться беременностью соперницы стоило; хитрая Нурбану решила, что это даже кстати.
Однако немедленно рожать Селиму вереницу отпрысков Нурбану не собиралась, потому что женщина носит свое дитя месяцами, становясь при этом недоступной и непривлекательной для мужчины. За это время другая может запросто заинтересовать его и занять с таким трудом завоеванное место. Нет-нет, существует столько средств, чтобы долго оставаться желанной!
Михримах, увидев новую наложницу брата впервые, даже рассмеялась:
– Валиде, вы кого ему купили? Шехзаде Селим забудет не только свои обязанности, но и то, как его зовут.
Роксолана проворчала:
– Может, и дурные привычки забудет тоже?
– Вряд ли. Скорее обретет новые. Хорошо, что Селим не наследник, не то непонятно, кто правил бы.
Если бы только Михримах знала, насколько права! Если бы сама Роксолана ведала, что именно Селим окажется следующим султаном, а вот эта ловкая красавица султаншей, возможно, и отправила бы Нурбану куда-нибудь в дальнее имение несмотря на всю ее красоту. Но человеку не дано предвидеть будущее. Никак Селим не мог надеяться на трон, а его Нурбану на то, чтобы в будущем стать валиде, однако именно это и случилось.
Роксолану потомки обвинили в недальновидности, в том, что нашла для Селима слишком властную наложницу, что не уследила за сыном, допустила его пьянство. Однако при жизни матери Селим почти не пил, Нурбану была одной из его наложниц, не первой родила ему сына, кроме Нурбану у шехзаде был целый гарем и множество отпрысков, в том числе шестеро сыновей, а главное – не было никаких шансов на престол (потому и пить начал). Но вот поди ж ты – стал султаном и правил после отца целых восемь лет, пока не умер от кровоизлияния в мозг, случившегося от удара; султан Селим, будучи сильно навеселе, поскользнулся в хаммаме и упал, сильно ударившись головой. Но даже получив прозвище Пьяница, сын Роксоланы империю не пропил, напротив, увеличил и передал сыну от Нурбану Мураду сильной и богатой. Падение началось позже.
Но тогда такое никто даже представить не мог! В Амасье ждал своей очереди на трон любимец янычар шехзаде Мустафа, и то, что Повелитель переместил в Манису Селима, которого никто в расчет не принимал, никого и не обеспокоило. Казалось, все временно.
Казалось всем, кроме Нурбану; та решила, что пришла пора действовать.
Вокруг трона все закручивалось в тугие узлы, которые не развязать, не распутать, оставалось только разрубать. Это понимали все, как понимали и то, что каждый узел – чьи-то головы, которые полетят, стоит султану оставить этот мир.
Единственной надеждой в этом страшном противостоянии всех против всех и каждого против каждого оставался сам Сулейман. Пока он жив, на трон можно только надеяться, но стоит с Повелителем чему-то случиться, и все забудут о родстве, в силу вступит не закон Фатиха как таковой, а страшная сила борьбы за власть, которая пока сжата, словно пружина. Так, можно согнуть гибкие прутья, но распрямившись, они больно ударят того, кто подвернется.
Михримах не могла претендовать на власть после отца, но она понимала, что если султаном станет Мустафа, то ее собственному сыну тоже несдобровать. А если Селим? Приходилось признать, что Нурбану племянника не пощадила бы, случись делать этот выбор.
Оставался Баязид с его Фатьмой, которую сама же и подарила брату?
Пока лежала слепой, словно прозрела, многое увидела другими глазами, над многим подумала. Как иногда хотелось попросить мужа:
– Поедем в Диярбакыр! Пусть там нет роскошных дворцов, но если есть спокойствие для детей, то и дворцов не надо.
Но понимала, что и в Диярбакыре спокойствия нет. Рустем рассказывал о старинной ниневийской крепости на другом берегу Тигра. Для чего ее строили много-много лет назад? Крепости не возводят там, где безопасно, значит, и в далеких землях приходится защищаться. Тогда уж лучше здесь, где все знакомо с детства, с первых шагов и вздохов.
А потом пришла еще одна беда. Оспа и чума – вот две напасти, которые выкосили столько людей по обе стороны Босфора и в султанской семье тоже.
Повелитель считал эти болезни наказанием Аллаха. Наверное, так и было. Но чем провинился маленький мальчик Орхан, который сумел выжить, когда его мать лежала, борясь со слепотой; чем он виноват, за что его забрала у безутешных родителей оспа?!
Михримах с ужасом смотрела на угасавшего малыша. Больше родить ребенка она не сможет; если погибнет и Хюмашах, то лучше уж самой…
Ни Хюмашах, ни Рустем-паша, ни сама Михримах не пострадали. Позже Чичек призналась, что малышке тайно привили оспу, как когда-то сделали и Михримах, боясь нарочного заражения. А Рустем легко переболел в детстве.
Кроме Орхана болезнь унесла и первенца шехзаде Селима маленького Абдуллу.
У Михримах и Рустема оставалась только Хюмашах. Рустем пробовал утешить жену:
– Зато она родит нам много внуков.
Слабое утешение, если вспомнить, что Хюмашах только четвертый год…
