Галина Романова - Роман Галицкий. Русский король
- Эка завернул - «ослобонить»! - проворчал Борис Семёныч, допивая чашу. - Али забыл, что Сбыгнев Константинич, отец его, со товарищи смуту на Галич навёл? Едва миром не порешили тогда, да утекли они вслед Роману волынскому. А чего теперь? Теперя поделом ему!
Он допил ковш, с силой грянул им об стол. Боярин Вышата вздрогнул.
- Так ведь не чужой тебе, - дрогнувшим голосом протянул он. - Дочери твоей покойной… Заступись…
- Эк разобрало тебя! - в сердцах пристукнул кулаком Борис Семёныч. - Сказано же - супротив угров вышел!.. Добро, добро, - проворчал он, косясь на расстроенное, ставшее похожим на бабье, лицо сотрапезника. - Похлопочу. А там - как выйдет!
Размякший Вышата едва не полез целоваться.
* * *
Сдержал слово Борис Семёныч, хотя и не сразу удалось ему задуманное. Но не зря боярами земля крепка, не зря галицкое боярство само способно дела вершить и даже полки водить, без княжьего догляда. Кому связку мехов, кому харалужыый[28] меч, кому просто мёду-браги нальёшь - уговорил он угорских воевод. Как за родственника, внёс за Заслава выкуп, и как-то днём разобрали сторожа верх поруба, выволокли боярича, и кузнец сбил с него цепь.
Борис Семёныч был крепко обижен и раздосадован на Заслава - за то, что не сумел уберечь Ярину, за то, что переметнулся на сторону противного Галичу князя, за то, что вместе с отцом и его знакомцами вверг землю в смуту, и за то, что сам оказался неожиданно добрым и помог парню. Потому и к порубу не пришёл, сказался нездоровым, и встречал Заслава один только боярин Вышата с отроками.
Насидевшись в душном тесном порубе, надышавшись смрадом немытых тел, после скудной кормёжки и плена, Заслав еле держался на ногах, и был словно в тумане. Послушно пошёл за Вышатой, послушно сел на коня и доехал до его усадьбы. Так же спокойно дал сводить себя в баню и только после, чисто вымытый, с подстриженной бородой, переодетый в старую хозяйскую рубаху, которая была, ему чересчур просторна на животе, но коротка в рукавах, когда сидел за столом и пил сбитень, только тогда почувствовал он, как оттаивает его душа.
Боярин Вышата, маленький, кругленький, раскрасневшийся, сидел рядом, коршуном следил, чтобы у гостя всего было вдоволь, и дрожащим голосом сказывал о житье-бытье Галича. Заслав слушал его вполуха и встрепенулся только, когда боярин внезапно умолк, - в горницу взошла Смеяна.
В строгости растил боярин дочь - днями не выглядывала Смеяна из светёлки. А тут вдруг переступила порог в новом сарафане, расшитом бисером, в скромном, но нарядном кокошнике и цветастом летнике[29], румяная и свежая, как весеннее утро. Не поднимая глаз, лебедем проплыла к столу, чинно поклонилась гостю:
- Добро пожаловать, Заслав Сбыгневич. Рады мы тебе. Будь гостем желанным!
Выпрямилась и таким взором обожгла, что уж на что Вышата не привык примечать девичьи мечты, а тут вдруг понял - из страха за жизнь боярича и от радости за его спасение родилась любовь. И только Заслав, хоть и ответил вежливо, ничего не разглядел на дне синих глаз Смеяны.
3
Правду молвил боярин Вышата на беседе у Бориса Семёныча - роптал народ. Не всем по нутру пришлись угры. Боярам что - как жили, так и жили в своих усадьбах, иногда заглядывали в вотчины, где пили меды, скакали на охоте, объезжали поля, судили и рядили смердов. Купцам тоже вроде бы везло - хоть и подняли пошлину на торговлю, хоть и выросли резы где в два, а где и в три раза, а всё же дышать можно.
Иное дело - простые галичане. Тем скоро надоели чужеземцы. Неужто, как в старые времена, не соберут они ополчение, не выйдут с воеводами в чисто поле сразиться за свою землю? Неужто совсем ослабли русские, что всё за них должны вершить иноземцы - и воевать, и суд судить, и землёй править? Постанывали мужики - начало лета, самая сенокосная пора, озими готовы поспеть, а их оторвали от земли, велят возить камень для нового костёла - строят в Галиче угры свой храм, своему богу хотят молиться. Согнали камнесечцев, древоделей, богомазов, поставили над ними немчина-строителя, чтобы на русской земле иноземец для иноземного бога возводил храм руками русских людей. Иные бояре довольно кивали - Судислав Бернатович и Володислав Витович так вообще говорили, что первыми пойдут на службу в новый храм, - а простой люд ворчал. На костёл гривны-то драли с простых людей!
Но это было ещё полбеды. Попривыкнув, угры разъезжали по Галичу как у себя дома. Останавливались на торжище, не сходя с коней, брали товар, какой по нраву, щупали и тут же пихали в седельные сумы. А попробуй купец или сиделец в лавке вступись - назавтра прискачут ражие молодцы, товар попортят, самому бока намнут. И ходить жаловаться не моги - суд теперь тоже вершат угры, а по незнанию языка за многих говорят бояре. Богатые воеводы жили в усадьбах, срубленных холопами из пожалованных им деревень, требовали себе даров. Простые конники русских обычаев не блюли, озоровали, не давали проходу девкам и молодухам. Ворчали галичане, а что поделаешь - сами выбрали, сами ворота отворили, сами ряд заключили.
Сперва была жива надежда - что пришли угры ненадолго. Особенно ярко вспыхнула она, когда поползли по городу слухи, что киевский князь Святослав собирается королевича убрать, а на его место поставить своего посадника. Возликовал было простой люд, перекрестились торговые гости, насупились бояре. Но посольство Глеба Святославича окончилось ничем.
Потом собрался в поход его отец. Хоть и стар был Святослав Всеволодич, но сел на коня с сыновьями, соединился с Рюриком Ростиславичем вышегородским и его братьями и поспешил отвоёвывать Галич. Зашевелился ремесленный люд, загремели медные и чугунные била в церквах, запел единственный на весь Галич соборный колокол на колокольне храма Пресвятой Богородицы. Галицкие мужи зашевелились, доставая из сундуков кольчуги, мечи, копья и секиры, как бывало перед походом, ждали и готовились…
И вдруг - громом среди ясного неба! Ещё на полпути к Галичу начали князья спорить между собой, делить ещё не добытую землю. Чувствуя себя ущемлённым в правах, Святослав был готов отдать Рюрику весь Галич с городами и пригородами в обмен на Русскую землю, коей владел вышегородский князь. Но тот упёрся - не желая лишаться отчины, лишать столов своих сыновей, менять верное на неверное, Рюрик хотел просто поделить Галич на две части.
Встав в Погорыни, несколько дней спорили союзные князья. Каждый стоял на своём. Так ничего и не добившись, повернули по домам.
* * *
Гудело вечевое било, и на этот звук выползали из своих домов галичане. Вслед за родовитыми мужами, купцами и боярами спешили калики, нищие, монахи. По дороге громко ругались, размахивали кулаками.
Купец Досифей столкнулся с сотским Микулой уже в толпе, притекающей к вечевой ступени. Отовсюду раздавались гневные выкрики - извергали хулу на князей, угров, бояр.
- Почто шумство такое? - подёргал Досифей Микулу за рукав.
Богатырь сотский смерил его сверху холодным взглядом.
- Киевские князья нас бросили, - пробасил он. - Перессорились меж собой, пока шли на угров, так и вспять повернули.
- Не могет того быть! - вскрикнул Досифей тонким голосом.
- Вот те крест! - махнул перстами Микула. - Уж кончане постановили гонцов к князьям слать, да вишь ты, как оно повернулось.
- И чего ж теперя? Чего ж теперь? - допытывался Досифей.
Был в толпе и Заслав. По первости опасался он выходить с боярского двора, всё ждал, что встретит недоброхотов своих, которые полгода назад гнали его с родителями из Галича. Но потом успокоился, начал понемногу похаживать по улицам, видел, как ведут себя угры, копил досаду и злость. И, едва заслышав вечевое било, поспешил к площади.
Толкаясь в толпе, слушая со всех сторон выкрики, он и радовался, и страшился одновременно. Наконец-то проснулся Галич, наконец-то поняли люди, кого посадили себе на шею. Чужаки - они чужаки и есть. Им лишь бы свои мошны набить потуже, а там хоть трава не расти. Вот одумаются галичане, крикнут настоящего князя!.. Но остужало пыл другое - не Романа волынского, коему присягнул Заслав и у коего находилась его семья, призовут они. Кликнут любого, кто охоч до власти, потому как сам ею обделён. Отыщут захудалого князька, которому до смерти надоел свой крошечный удел, поставят князем да в уплату такую, роту заставят принять, что и он сам, и простые галичане волками взвоют.
Тем временем на вечевую ступень уже лезли первые крикуны. Размахивая шапкой, орал какой-то мужик:
- Не надобны Галичу угры! Сами себе князя приищем! Своего! Из русских! А чужого нам не нать!
