Коре Холт - Морской герой
— Вина! — кричит командор. — Того, что мы забрали у… забыл, черт бы меня подрал, у кого… Того зеленого, от которого в голове хмель без тяжести. Никак не запомню все эти названия.
Он встает, подходит к барону, хлопает его по плечу и смеется.
— Возможно, вам отрубят голову, барон фон Стерсен. Это забота короля, я не вправе вмешиваться во все его делишки. Возможно, король посчитает нужным поступить так в назидание другим, очень уж много дезертиров развелось. Тем не менее я замолвлю за вас словечко, ежели почувствую, что это может послужить моей собственной выгоде. А пока послушайте, что я вам скажу. Я ведь понял, вы хотели напугать меня своим рассказом о шведском короле Карле. Да только запомните, не могу я бояться мужчину, коего не привлекают женщины, а почитать — тем более. Я возьму его на абордаж, пусть поучится!
Входит Кольд с вином. Командор предлагает пленнику выпить первым. Потом пьет сам и подзывает Кольда, тот надевает на ноги барону аккуратные серебряные кандалы и ведет его обратно в арестантскую.
Командор говорит вдогонку камердинеру:
— Поиграй там с ним в домино.
Командор выходит на палубу, и в нем пробуждается моряк. Всякий раз, стоит ему поднять голову и увидеть над собой колеблемый ветром такелаж, грудь наполняется восторгом. Он знает название каждой снасти, сам лазил по вантам и реям. Юнгой висел на обледенелом бушприте, зная: один неверный шаг, и будет рыбам свежий корм. «Белый Орел» стоит на якоре в нескольких кабельтовых от берега. С правого борта — фрегат «Борзый», чуть поодаль галеры «Принц Кристиан», «Луиза Шарлотта» и «Амалия». За кормой у них сквозь мглу можно различить канонерские лихтеры «Помощник» и «Ноев Ковчег».
Это — отряд командора, с этими кораблями ему предписано выйти в море и присоединиться к эскадре адмирала Габеля у Ларколлена в Норвегии. Но командор знает, что на пути туда может представиться возможность атаковать противника, который слаб в прямом бою. Не знает он лишь одного: где и когда это случится. Но что хуже всего — у него нет приказа от адмиралтейства атаковать.
Матросы «Белого Орла» заканчивают погрузку бочек с порохом. Порох подвозят на баржах и поднимают на борт, чтобы затем спустить в крюйт-камеру. Работа для людей опытных и невозмутимых. Командор сидит на бухте каната, раскуривает пенковую трубку и с живым вниманием следит за работой. Боцман руководит погрузкой, подбадривает матросов окриками и бранью, давая выход своей ярости в крепких словах и помогая сам, когда большие бочки проплывают в воздухе над фальшбортом и начинается осторожный спуск. «Белый Орел» слегка кренится на левый борт. Матросы затягивают песню, которую Турденшолд прежде не слышал. Не иначе сочинена в каком-нибудь из копенгагенских кабаков.
Раз-два, взяли,
Порох для бедных шведов!
Раз-два, взяли,
Порох для людоедов!
Слава его величеству!
Одновременно происходит процедура, обычная для военных судов, когда они стоят в гавани. Шлюпка доставляет тех матросов, у кого было увольнение на берег и кто не успел вернуться в положенный срок. Их подобрали по кабакам и у гулящих женщин и безжалостно заковали в кандалы. В военное время не может быть снисхождения, пусть даже командор ухмыляется тайком, сочувствуя матросам, которые предпочли спать в женских объятиях, а не на куцей подвесной койке на жилой палубе. Сейчас их разденут донага, потом привяжут к мачте, и боцманская рука отмерит положенное число ударов плеткой по спине провинившегося. Боцман сам в молодости подвергался этой каре и знает, что бить надлежит сильно, с равными промежутками. Тогда каждый удар обжигает, словно раскаленные угли, но если человек, исполняющий приговор, действует осмотрительно, кожа не лопнет. Командор слышит, как на средней палубе Расмюс Стува из Трённелага, боцман «Белого Орла», готовится приступить к порке. Появляется лекарь с баночками, чтобы смазать спины, когда плетка сделает свое дело. На то есть строжайший приказ самого командора. А вот и судовой священник — глаза заспанные, из-под сюртука выглядывает ночная рубаха. Он успел заплести косичку только с одной стороны, а потому нахлобучил парик кое-как. Зажав в руке Библию, негодующе сморкается — не дадут даже спокойно подремать с утра! Распоряжается, чтобы провинившиеся сперва помолились богу, как это предписано законом и обычаем.
Баржи продолжают подвозить бочки с порохом.
Раз-два, взяли,
Порох для бедных шведов!
Раз-два, взяли,
Порох для людоедов!
Слава его величеству!
Трех матросов дожидается плетка, а пропало вчера четверо. Четвертого не нашли. Все — молодые парни, набранные в Норвегии, большинство попало на флот против воли. Пройдет немного времени, и они станут сильными, закаленными, жестокосердными мужчинами, покорными его величеству. Стиснув зубами нож, будут ходить на абордаж вражеских линейных кораблей. А сейчас они падают на колени и молятся.
Командор встает и поднимается на бак. Садится лицом в другую сторону. Экзекуции никогда его не забавляли. Зато ему всегда доставляет радость смотреть на Хольмен, который сейчас смутно проступает сквозь марево нового дня. Порывом ветра доносит запах горящего дегтя. Там строятся и ремонтируются военные корабли его величества. Там трудятся тысячи людей, и там хорошо знают командора Турденшолда. Не зевай, коли хочешь обеспечить свои суда снастями и порохом, забрать со складов нужное оружие, подчас из-под носа у других командоров, которые промешкали минуту, когда надо было немедля садиться в шлюпку и командовать гребцам, чтобы везли на берег. Что ни возьми — всего нехватка. Вот и идет всеобщее соперничество из-за пушек, парусины, солонины, прежде чем корабли выйдут в море, чтобы встретить врага, испытывающего те же затруднения.
Командор сидит в тени пороховых бочек, накрывая ладонью трубку, чтобы искра не залетела, куда не следует. Утро выдалось доброе, тихое. Слышатся первые крики матросов, по спинам которых гуляет плетка. Он размышляет, как бы изловчиться, чтобы после предстоящего похода ему доверили прислуживать его величеству за столом. Хочешь добиться успеха — не пренебрегай окольными путями. Лучше всего — позолотить тяжелыми монетами карман дежурного королевского камергера. В это время подходит капитан-лейтенант Михаэль Тёндер и просит командора выслушать его.
У Тёндера деревянная нога, правую ступню размозжило пушечным ядром в битве под Штральзундом. Шесть человек держали его, пока лекарь орудовал пилой и топором. С той поры он говорит, что ад ему не страшен, дескать, он там побывал, как-нибудь переживет. Случается, однако, что он вскакивает ночью, снимает деревянную ногу и колотит ею по меховой подстилке. Однажды командир эскадры, камергер Габель, неожиданно явился на борт «Белого Орла» с инспекцией, а в это время Тёндер в одной рубахе и на одной ноге, стиснув зубами свою деревяшку, с кровавой пеной на губах пошел с кулаками на ближайших матросов… Его скрутили силой. Он сохранил свой чин. Турденшолд сказал Габелю:
— Может статься, господин камергер, нам повезет, и бес найдет на него во время боя со шведами.
И вот Тёндер, ковыляя на деревянной ноге, подходит к командору — понурый, глаза кислые, не иначе выдался один из его недобрых дней. Нижняя губа отвисла, выражение лица вызывающее, на месте передних зубов черная щель. На борту толкуют, будто он кусал свою возлюбленную, но кожа у нее оказалась слишком жесткой, зубы сломались, и их смыла в море внезапная волна. Все же матросы ненавидят его меньше, чем остальных офицеров. Он знает заветные слова. Не гнушается приберечь выпивку и поделиться с ближними. Начнет костерить матросов — пушек не слышно, но он же пинком загонит новобранца в укрытие, прежде чем сам укроется от вражеского огня. Теперь он стоит перед Турденшолдом.
Они закадычные друзья. При посторонних следят, чтобы командор шел в двух шагах впереди, и капитан-лейтенант не забывает щелкнуть каблуком целой ноги о деревянную, вытягиваясь в струйку перед командором. Когда же вечером они встречаются в каюте командора, то пьют и чертыхаются как равные. Перебирают одного за другим всех членов команды и дают им оценку. Они знают каждого, знают их хорошие и дурные стороны, отвагу и трусость. Турденшолд дает выход своей ненависти к вельможам, своему тщеславию, приправленному ядом, но без кислоты, своему веселью, когда удается сыграть шутку с тем или иным сановником. Он не скрывает легкого презрения — и своего рабского смирения, когда надо подольститься к кому-то из приближенных короля, своего искательства, когда он предстает перед водянистыми очами самого его величества. У них с Тёндером нет секретов друг от друга.
Это касается и женщин. У Тёндера есть жена на Хольмене, тоже норвежка. Есть, кроме того, сожительница в Нюбодере, и был случай, когда он, понаторевший в военных хитростях, как бы нечаянно назвал своей супруге дом, где на самом деле проживала одна из полюбовниц Турденшолда, намекнув, будто частенько туда наведывается. Она явилась в тот дом, распаленная гневом, рассчитывая застать своего супруга. А увидела командора. Он встал в чем мать родила, поднял в одной руке кубок, другой хлопнул себя по животу, отсалютовал кормовой батареей, расхохотался ей в лицо, отвесил дружеского, но достаточно чувствительного пинка в зад, ущипнул где следует, напоил допьяна, сунул ей за пазуху три золотых и велел везти ее домой на тачке двум матросам, коим было уплачено за то, чтобы они на всех углах кричали:
