Ефим Курганов - Завоеватель Парижа
Было слышно, как за стеной вышагивает граф Сегюр. Завтра с утра они собирались в Филадельфию — как следует покутить. А полковой командир граф Лаваль-Монморанси трудился в это время в объятиях прекрасной голландки. Этажом же ниже, расположившись в большом, пустоватом холле гостиницы, Вашингтон, Рошамбо и Виомениль о чем-то тихо говорили, глядя на карту. Один маркиз Водрель, усталый и опустошенный, спал выматывающим, нервным сном. Ему снился фрегат «Орел», целый и невредимый.
Шевалье Ланжерон де Сэсси, ступив на американский берег, отправился сначала в Филадельфиию, а потом объявился в Бостоне, где он присоединился к эскадре маркиза Водрёля, которая отправлялась в Южную Америку с войсками под началом барона де Виомениля. Ланжерон принял участие в сражениях при Порто-Кабелло, Каракасе, Сан-Доминго (1782–1783). Два года с боями бороздил этот в высшей степени смелый юнец американские широты.
Картинка. КАРАКАС. 1782 ГОД
Барон де Виомениль брал Каракас, раскинувшийся на семи холмах и состоящий из нескольких городков, точнее из нескольких отчаянных разбойничьих притонов. Да, собственно и городками это нельзя было назвать: то были холмы-муравейники, покрытые лачугами-ранчос. А название было чрезвычайно пышное (лейтенант шевалье де Ланжерон обожал его повторять) — Сантъяго-де-Леон-де-Каракас.
На каждый из холмов барон бросил по отряду гвардейской пехоты. И в течение пары часов Каракас был взят. Гвардейцы разломали до основания все лачуги-ранчос, частью перебили, а частью разогнали их обитателей. В плен они брали только индианок, которые все оказались страстными и необузданными. Ланжерон, кстати, отхватил сразу пятерых и не пожалел об этом.
Вечером он вместе со своим маленьким личным гаремом с наслаждением лакомился арепой (кукурузными лепешками с ветчиной и перцем), качапос (кукурузными лепешками с сыром и стручковой фасолью) и жареными бананами такадас, запивая все это горчайшим местным пивом необычайной крепости.
Потом лейтенант, опять же в сопровождении своего гарема, прогуливался по бульвару Сабана Гранде, скупая для своих спутниц у приставучих уличных торговцев буонерос целые горы безделушек, которые вызывали у них бурный восторг.
Глубокой ночью, после продолжительных и обильных утех любви, Ланжерон принялся за продолжение поэмы «Маленькая Венеция Любви», которую он намеревался посвятить своей очаровательной юной жене Мари-Диане Маньяр де ла Вапалье.
Ранним утром следующего дня Ланжерон отправился осматривать горную гряду Авила.
Вернувшись и позавтракав, лейтенант королевской пехоты захватил с собой мешок жареных бананов такадас и свой неизменный гарем, покорный и преданный, отправился в путешествие к Ориноко.
Река — это дорога в вечно сырых непроходимых джунглях. На ее берегах изредка стоят индейские хижины — палафитос.
Ланжерон глядел во все глаза на то, на проплывавшиечерные долбленные каноэ, которые сопровождали маленькие речные дельфины. Однако более всего лейтенант присматривался к архитектуре индейской Венеции, присматривался к тому, как были устроены хижины: черные сваи, посередине — настил, сверху — крыша из листьев, стены совершенно отсутствуют, к сваям привязаны гамаки, фактически являющиеся единственной мебелью.
Из прогулки по Ориноко лейтенант Ланжерон вернулся в Каракас со свеженаписанной поэмой «Водопад ангела», набросками пьесы из жизни речных индейцев и тремя новыми девушками для своего гарема.
В 1783-м году был заключен Версальский мир, и шевалье Ланжерон де Сэсси, которому тем временем исполнилось ровно двадцать лет, вернулся во Францию. Он служил в Медоке (1786) и Арманьяке (1788), пройдя путь от капитана до полковника.
Завершился американский и наиболее романтический этап его незаурядного и в высшей степени пестрого военного пути. Будет несколько лет передышки, и потом начнется принципиально новый виток в его карьере гвардейца Людовика XVI-го.
В 1787-м году Ланжерон был зачислен капитаном в драгунский полк принца Конде, а потом он был назначен сверхштатным полковником в полк Арманьяка. Разразившаяся революционная гроза все изменила в его судьбе, как и в судьбе всей французской аристократии.
В начале революции шевалье служил в военной охране Версальского дворца.
Картинка. ВЕРСАЛЬ — ПАРИЖ
Шевалье де Ланжерон вернулся после развода караула. Он, не снимая сапог, лег на свою узкую походную кровать, а шпагу аккуратно поставил в коридорчик, который вел в отведенные ему две комнатки.
Была глубокая ночь. Казалось, что весь Версаль уснул. Но тут в коридоре раздались мерные твердые шаги. Ланжерон вздрогнул. Положение было в высшей степени тревожное. В любой момент его могли арестовать и набрать новую охрану дворца из числа разбойников и бродяг, наводнивших с недавних пор Париж и окрестности. В общем, шевалье ждал ареста.
Когда раздался стук в дверь, он спокойно встал, достал из коридорчика свою шпагу, которую ему некогда подарил генерал Вашингтон, и оперся на эфес. «Войдите» — негромко сказал Ланжерон, ничуть не выказывая своего волнения.
Дверь открылась. На пороге стоял посыльный. Он вручил Ланжерону два пакета, молча поклонился и вышел.
Ланжерон спешно бросился вскрывать пакеты. В первом пакете было письмо от дядюшки Роже де Дама. Оно было совершенно беззаботное, радостно-легкомысленное, полное надежд и обещаний.
Дядюшка Роже весьма игриво и одновременно с нескрываемой гордостью сообщал о том, что он назначен адъютантом Григория Потемкина, всесильного любовника российской императрицы Екатерины II. Он призывал племянника приехать в Россию, гарантируя множество любовных приключений, может быть, и с самой императрицей, всегда необыкновенно щедро награждавшей своих фаворитов, даже самых мимолетных. Кроме того, дядюшка поведал о тех блистательных победах, которые Россия одерживала над Турцией. «Награды так и посыплются на тебя», — убеждал он племянника.
Ланжерон, прочтя письмо, вздохнул и задумался. Дядюшка Роже никогда не зазывал его в авантюры, чреватые особыми неприятностями. Явно стоило поразмыслить над нынешним его предложением, тем более, что обстановка в Версале — а точнее вокруг него — становилась все более неприятной и накаленной.
Второе письмо было от другого дядюшки — Шарля-Сезара герцога де Дама. Он тоже был очень дорог для Ланжерона.
Именно Шарль-Сезар зазвал его в Америку. Он был адъютантом генерала де Рошамбо, командовавшего французским экспедиционным корпусом. Он провел в беседах с племянником не одну бессонную ночь, рассказывая ему о борьбе колоний с английской королевской властью.
Сейчас Шарль-Сезар в срочном порядке призывал Ланжерона в Париж — нужно было обговорить детали готовившегося бегства короля Людовика XVI.
Ланжерон схватил шляпу, шпагу и ринулся на дворцовую конюшню. Буквально через десять минут он уже мчался в Париж. Он был весь натянутый как струна. В глазах его горели огоньки надежды, упорства и желания спасти своего бедного, несчастного короля, кажется, был почти обречен.
Путь из Версаля в Париж стал очень опасен — разбой был просто бешеный. Но Ланжерон думал о смертельной опасности, которая угрожала Людовику и Марии-Антуанетте.
Ланжерон принял участие в антиреволюционной деятельности как публицист и писатель-пародист. По приглашению известного тогда памфлетиста роялистского направления М. Палтье (M. Paltier) он вошел в редакцию такого издания, как «Les Actes des Apotres». Это была серия сатирико-политических брошюр, которые издавались на средства из собственной кассы короля Франции в качестве противовеса революционным листкам. В этих брошюрах в стихах, прозе и драматической форме высмеивались действия Учредительного собрания. Издание продержалось до октября 1791-го года — оно было прекращено по желанию самого короля, но шевалье Ланжерона де Сэсси в это время уже не было во Франции.
Во время французской революции, будучи в Лондоне, он писал для французских газет и сочинил несколько пьес: «Масаниэлла», «Розамонда», «Мария Стюарт» и «Притворное столкновение» (последняя пьеса, единственная комедия из всего этого списка, была даже тогда поставлена — случилось это в 1789-м году).
В 1789-м году дядюшка Ланжерона Рожер де Дам отправился искать счастья в Россию. Вскоре за ним и двинулся в Россию и племянник, для которого граф всегда был идолом (впрочем, был тут еще ряд причин, не говоря уже о французской революции). Появление их в Санкт-Петербурге, а затем и на театре военных действий с Турцией не осталось тогда незамеченным. Во всяком случае, в «Древней и современной истории России» Г.Кастельно сказано о появлении на российском горизонте дядюшки и племянника.
