Игорь Ушаков - Шлома и Ахишар
И так будет из века в век. И это хорошо!
Ты говоришь:
Всему свой час, и время всякому делу под небесами:
Время родиться и время умирать, Время насаждать и время вырывать насажденья, Время убивать и время исцелять, Время разрушать и время строить, Время плакать и время смеяться, Время рыданью и время пляске, Время разбрасывать камни и время складывать камни, Время обнимать и время избегать объятий, Время отыскивать и время дать потеряться, Время хранить и время тратить, Время рвать и время сшивать, Время молчать и время говорить, Время любить и время ненавидеть, Время войне и время миру.
Красиво сказано, ничего не скажешь! Ну, а по сути, что нового ты сказал? То, что всему свое время — это ясно и карапузу, который едва начал говорить: не попьешь — не пописаешь, нашкодишь — по заднице схлопочешь… Но одно ты сказал очень верно. И думаю, именно это люди будут повторять век за веком: «Есть время разбрасывать камни и время собирать камни». Какие камни разбросаешь, такие и соберешь. И эта твоя фраза — прямо про тебя. Воистину, что посеешь, то и пожнешь. Но, извини, об этом чуть позже..
Ты говоришь:
И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?
Человеку великое зло оттого, что не он знает, что будет…
Что будет после того, как человек отправится к праотцам? Да ничего особенного: все будет так же, как было, но только не будет на этом пиру жизни того, который с него ушел.
Шлома! И ты, действительно хотел бы знать, что будет с тобою? А не есть ли это самая страшная пытка — предрешенный исход в заранее известное время?
Один восточный тиран посадил в темницу злейшего врага своего, объявив ему, что ровно через год тот будет казнен страшной казнью, а тело его будет выброшено псам на сожрание. Каждый день стал для человека того истинной пыткой: он отсчитывал минуту за минутой, час за часом, день за днем, зная, что погибель его неминуча и приближается с каждой секундой… И он от этой страшной пытки ожиданием зачах совсем, помутился в сознании, а через несколько недель умер, то ли от страха, то ли от безысходного горя. Просто кровь перестала течь по его жилам…
Неужто ты и впрямь хочешь знать свое будущее?
Ну, хотел бы ты знать день своей смерти? Нет, не хотел бы, правда? А хотел бы ты знать день смерти своего возлюбленного сына? Что, побледнел? Тоже не хотел бы?
Легко мудрствовать вообще, но вот, когда все представишь и приложишь к себе…
Ты говоришь:
Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет и воздаяния, потому что память о них предана забвению.
Мудрец сказал, что жив человек, покуда жива память о нем. Сделаешь лишь себе доброе — умрешь вместе со своим бренным телом. Сделаешь доброе своим детям — будешь жить в памяти своих детей и в памяти детей своих детей. Сделаешь доброе людям — будешь жить в памяти поколений.
Да, придет время и забудут не только тебя, но и тех, которые уже давно позабыли тех, кто когда-то помнил о тебе.
Да и как ты мыслишь память о себе? Чтобы все помнили тебя всегда? А если и я захочу того же, и тот слепой у городских ворот, и пастух, пасущий агнцев на лугу? А чем они хуже тебя, Шлома? Сам говорил: «из праха… в прах». Память наша не вместит всех желающих быть в ней увековеченными.
Будешь помнить о тысячах тысяч — забудешь тех немногих, которых должно помнить.
Ты говоришь:
Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей. Какая же польза ему, что он трудился на ветер?
А куда и что тебе бы хотелось взять с собой? Мы же пока еще не договорились о загробной жизни. Есть ли она? Но если там даже будет жить бесплотная душа, что ей будет надобно? Да и как понести что-то в бесплотной руке?
А насчет пользы: неужто тебе невдомек, что польза бывает не только для себя? На ветер трудится только тот, кто своекорыстен и себялюбив. А польза — это для людей…
Да и вообще, о какой пользе для мертвеца вещаешь ты мне?
Ты говоришь:
И нашел я, что горше смерти женщина, потому что она — сеть, и сердце ее — силки, руки ее — оковы. Добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею.
Ну, ты даешь, Шлома! Сколько же смертей ты, бедолага, пережил со своим немеряным гаремом! Если женщина — сеть, то сколько же рыбки ты наловил в мутной воде этой сетью! Ты богатый рыбак — эва у тебя тысяча сетей — твои жены и наложницы. Столькими сетями не обладает и самый богатый рыболов на земле.
А уж насчет оков — это они в оковах твоих, а не ты в их оковах. Это они живут в темнице гарема твоего, а ты пасешься на лугу медвяном, аки жеребчик, не знающий забот.
У кого сто друзей, у того нет Друга, а у кого сто жен, у того нет Жены. От большого богатства человек скудеет.
Ты говоришь:
Только то нашел я, что Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы.
Да, ты прав. Как сказал один великий мудрец: «Люди злы, но Человек — добр!» Но скажи мне, кто творец всего этого зла, как не Творец? Не его ли рук все сущее и то, как оно существует? А если так, то что толку сетовать на боль и умалять ее, если надо найти и понять исток этой боли?
Ты говоришь:
Всего насмотрелся я в суетные дни мои: праведник гибнет в праведности своей, нечестивый живет долго в нечестии своем.
Что верно, то верно: вон тебе уже сколько господом отпущено? А ведь жил ты не в праведности, как и родитель твой, Божий любимчик Давид! И как мне, простому труженику, объяснить эту необъяснимую любовь Всевышнего к таким, как ты и отец твой?
Вот ты много говоришь о Боге… Но скажи мне, почему он небрегает сирыми и невинными и благоволит богатым и развратным? Почему он множит сокровища одних и отнимает последнюю корку у других?
Ты говоришь:
Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников.
И сказал я: и это — суета!
Да не суета это! Нет! Просто не говорить о Боге надо, а нести его в своем сердце! А кто награждает нечестивца, как не тот, кто призывает всех к праведности? Нужно творить праведные дела, а не провозглашать их.
Ты говоришь:
Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производит взаимную между людьми зависть.
Да, такова природа людская… Но если все от Бога, то зачем же он создал людей такими? Или он, как обитатель леса, родил и пустил рожденных жить в джунглях человеческих по их собственному разумению? А где же длань Божья и глаз Божий?
Ты говоришь:
И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб, и не у разумных — богатство, и не искусным — расположение, но время и случай для всех их.
Ты прав. И трусливый военоначальник, спрятавшийся за рядами своих воинов, прославляется как великий полководец. И ученому за великое открытие могут не дать ни корки хлеба. И богатство попадает часто не в руки труженика, а скорее в руки мздоимца и мошенника. Да, правят этим время и случай… Но позволь спросить тебя: а куда же смотрит твой Бог? Почему он безмолвствует и бездействует? Не он ли главный управляющий на этом им же созданном спектакле?
Ты говоришь:
Еще видел я под солнцем место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.
Вот тут ты прав! Но скажи, разве не ты был Царем Израиля? Разве не под твоим простертым крылом творилась вся эта судейская несправедливость в твоей стране? Ты, такой мудрый, что же не остановил руку беззакония, если видел все и понимал все?
Ты говоришь:
Не скоро совершается суд над худыми делами, от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло.
Прав ты, прав! Суд человеческий чаще всего в руках тех самых злодеев, которые творят зло. А до Божьего суда не дождешься! Да коли и дождешься. Какой прок? Зло содеяно, наказания не было, жертвы остались неотмщенными…
Ты говоришь:
И вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающего их — сила, а утешителя у них нет.
Прав, прав ты… Но это лишь утверждение о том, что зло существует, а это и без тебя очевидно. Ну, а сам ты был ли утешителем угнетенных при всей твоей-то царской силе и мощи? Что же теперь сотрясаешь воздух лицемерными речами?
Ты говоришь:
Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы.
А что есть добро? Если двое умирают с голода и у тебя всего одна лепешка на них двоих, то тот, кому ты дашь лепешку выживет, ибо ты сделал ему добро. Но второй-то помрет с голода — для него ты сделал зло! Значит, творя добро, ты и согрешил одновременно, сделав зло… Но есть грех ради греха, и есть грех во имя праведности. Есть ложь во зло, и есть ложь во спасение…
