Валентин Пикуль - «Радуйся, благодатная…»
Мина Ивановна рано стала болеть: часто выезжала в Германию на лечебные воды, и, будучи за границей, она откровенно величала себя графиней Адлерберг, а белье ее было обшито метками с графскими вензелями. Не пойму: почему Мина каталась в Висбаден или Шлагенбад со множеством тяжеленных жаровных утюгов, какими пользовались тогда в деревнях наши прабабушки, раскаляя их печными углями?.. Русские люди, званием попроще, встречаясь с Бурковой на европейских курортах, с нею не сближались, и общество Мины состояло из немцев и французов.
Зато вот петербургская “знать низкопоклонствовать перед нею никогда не гнушалась. Мина через подставных лиц открыла на Невском свой магазин “Парижские моды”, и, чтобы угодить ей, следовало прежде купить перчатки, заплатив за них от ста до пятисот рублей. После этого можно было попасть в список гостей на ее “четверги”. Конечно, с открытием салона на Гороховой улице Мина Буркова не стала мадам Рекамье, а салон ее более напоминал явочную квартиру заговорщиков, кому жаждалось чинов, орденов и званий. В этих случаях Мина действовала через графа Адлерберга, чересчур смело вторгаясь в придворную, театральную и финансовую жизнь столицы.
Бисмарк тогда был прусским послом в Петербурге.
– Эта дама, – говорил он своим подчиненным, – вынуждает меня пронаблюдать за нею. Мне, конечно, бывать на Гороховой неудобно, но прошу атташе посольства не пренебрегать ее “четвергами”. Я должен быть в курсе дел этой дамы…
“Только внешняя политика России, – докладывал он в Берлин, – настолько монополизирована князем Горчаковым, что осталась недоступна влияниям Мины Адлерберг. Будь это иначе, и я был бы поставлен в необходимость испрашивать у Берлина ассигнование мне значительных секретных фондов…” Как раз тогда на грани разорения оказался банкирский дом Брандта, но… банкротство почему-то не состоялось, а Брандт ожил.
– Вы узнали, в чем дело? – спросил Бисмарк у атташе.
– Да, господин посол, русская казна вовремя ссудила дому Брандта шестьсот тысяч рублей.
– Ага, понятно! – хохотал Бисмарк. – Но я желал бы знать, во что это обошлось банкиру Брандту на Гороховой улице?
– По слухам, Мина имела от него двадцать тысяч…
Наверное, из графа Адлерберга мог бы получиться хороший гример – он достиг небывалого совершенства в накладывании на себя всяческих помад, кремов и красок, даже не понимая того, как он смешон с ярким румянцем на щеках, с пунцовыми губами. Мина Буркова никак не могла пользоваться косметикой с таким же бесстыдством, и потому в свои сорок лет она выглядела подле цветущего графа вялою замухрышкой.
Фаворитка уже привыкла ко всеобщему поклонению, и Мина даже не удивилась, когда в Москве ей поднесли кубок.
Близорукая, но очков не носившая, она прищурилась:
– Не могу прочесть, что здесь написано?
– “Радуйся, благодатная…” – прочел для нее московский губернатор князь Щербаков, униженно опустившись на колени.
…”Сократ Федорович” Адлерберг, никогда не болея, прожил очень долгую жизнь, а его “благодатная” – по словам доктора Пеликана – “сошла в могилу во цвете лет”, но в каком году – об этом источники умалчивают.
