Геннадий Левицкий - Спартак
Первая неудача огорчила претора, но, ознакомившись с местностью, он приободрился. По его приказу разбили лагерь у подножия горы, прямо на дороге, ведущей на плато. Чуть повыше, по обе стороны тропинки, устроили засаду. Прошло два дня. Легионеры Клавдия начали выражать недовольство бесцельным, как им казалось, сидением на месте. Наконец один молодой центурион не выдержал и обратился к претору:
— Сколько мы будем стоять здесь? Когда, наконец, начнем драться с проклятыми рабами? Или ты их боишься, претор?
— Зачем подставлять голову под камни? Мы перекрыли гладиаторам единственную дорогу. Теперь у них два выхода: либо сдаться, либо умереть от голода. Сиди и жди, центурион, — победа сама придет нам в руки.
Претор во многом оказался прав. Неприступное горное плато стало ловушкой для рабов. Хотя ими и был создан приличный запас продуктов, но он таял на глазах. Ведь войско Спартака выросло до полутора тысяч человек. Еще большей проблемой стало отсутствие воды. Рабы не успели запасти ее в необходимом количестве, и теперь недостаток живительной влаги восполняли вином и соком дикого винограда.
Спартак предвидел такую ситуацию и хотел при подходе Клавдия Глабра оставить оба лагеря и увести рабов в другую область. При благоприятных условиях он вполне мог помериться силой с римским претором. В пути у него было бы много возможностей заманить римлян в ловушку по примеру кампанцев и уничтожить их.
Но воины Спартака решили по-своему. За время набегов на виллы они собрали огромные ценности, которые хранились в верхнем лагере. В условиях стремительного марша римских когорт Клавдия не могло быть и речи о том, чтобы все это богатство спустить вниз и взять с собой. Рабы дружно поднялись на плато и настроились защищать добытое золото. А оно стремительно падало в цене: на четвертый день осады украшенная камнями и жемчугом золотая кружка менялась на глиняную, но наполненную обычной водой. Рабы поняли, что были крайне непредусмотрительны, и теперь с мольбой и надеждой смотрели на Спартака.
И Спартак доказал, что гладиаторы не ошиблись в выборе предводителя…
В те времена вершина Везувия и его склоны были покрыты зарослями дикого винограда. Земледельцы, выращивавшие различные сорта этого растения, считали его дикого собрата сорняком. В лучшем случае его просто не замечали, но гладиаторам мелкие плоды спасали жизнь. Их собирали, где только возможно, приносили в лагерь и выдавливали сок. Мутная кисло-сладкая жидкость при отсутствии воды казалась божественным напитком.
Часто в лагерь приносили лозу с гроздьями: ягоды выбирали, а гибкие длинные прутья сваливали на краю площадки. Несколько рабов, пристроившись около куч виноградной лозы, плели корзины и прочие поделки. Они занимались этим делом в имениях своих хозяев, а теперь вспомнили о нем, чтобы просто убить время и отвлечься от черных мыслей. Случайно за этой работой их застал Спартак. Одного лишь взгляда этого гениального человека было достаточно, чтобы найти путь спасения для оказавшихся в ловушке рабов.
Количество людей, копошащихся у куч виноградной лозы, выросло в десятки раз, остальные таскали гибкий материал. Только плели теперь не корзины, а длинную лестницу и веревки. Весь день кипела работа, а когда стемнело, один конец лестницы привязали к скале, второй сбросили в пропасть.
Первым вызвался испытать это необычное творение соратник Спартака могучий Эномай. Товарищи пытались остановить его:
— Ты слишком тяжелый, Эномай, лестница может не выдержать.
— Если выдержит меня, значит, по ней сможет спуститься любой из вас, — ответил гладиатор и принялся привязывать к спине огромную золотую чашу.
— Эномай, с каких пор ты стал таким скрягой? — удивился Спартак. — Сколько я помню, ты всегда легко расставался с деньгами, а сейчас, в минуту смертельной опасности, тащишь с собой этот хлам. А ведь даже несколько лишних фунтов может стоить тебе жизни.
— Как ты плохо думаешь о своем товарище, Спартак, — укоризненно взглянул на друга гладиатор. — Я поклялся посвятить эту чашу славному Бахусу*, если, конечно, останусь жив. Должен же я отблагодарить бога за создание самого прекрасного растения на земле — дикой виноградной лозы.
В кромешной тьме Эномай, а вслед за ним и весь отряд благополучно спустились к подножию вулкана. Оставшийся наверху человек спустил связанное и обмотанное материей оружие.
Когда небо на востоке начинало краснеть, гладиаторы подошли к римскому лагерю. Легионеры Клавдия спали спокойным сном. Бодрствовала лишь охрана со стороны ведущей наверх тропинки. Там римляне выкопали ров (что было крайне трудно на каменистой почве), насыпали огромный вал и поставили частокол из заостренных кольев. Но враг пришел с другой стороны, совершенно не укрепленной и почти неохраняемой.
Стража, конечно же, выставлялась везде, но на тропинке, ведущей в лагерь гладиаторов, Клавдий поставил лучших воинов. Поскольку таковых было немного, на противоположную сторону отправились нищие плебеи, многие из которых впервые взяли в руки оружие. Проклиная службу, они собирались в одном месте и играли в кости или спали. Все старания Клавдия Глабра и его центурионов приучить их к дисциплине ни к чему не привели. Теперь сон горе-легионеров дорого обошелся Клавдию и Риму.
Беспрепятственно гладиаторы проникли в римский лагерь. То, что происходило дальше, трудно назвать битвой: воинов Клавдия резали, словно жертвенных овец.
Стоны раненых и душераздирающие предсмертные крики разбудили лагерь, но ополченцы даже не помышляли о сопротивлении. Неопытные воины, недавно грозившиеся переловить рабов, словно зайцев, были явно не готовы к их неожиданному нападению. Одни, объятые ужасом, как парализованные сидели и ждали, пока их настигнет смерть. Другие, позабыв об одежде и оружии, бежали подальше от страшного места. Некоторые из них очутились на вершине Везувия в оставленном гладиаторами лагере. Лишь отдельные группы ветеранов Мария и Суллы оказали сопротивление рабам, но в силу своей малочисленности не смогли повлиять на ход бойни.
Гордые римские орлы — знамена когорт Клавдия — остались лежать на политой кровью земле. Их топтали и рабы, и объятые ужасом легионеры. После победы знаки римских когорт собрали гладиаторы и присоединили к своим трофеям.
Публий Вариний
После блестящей победы у Везувия имя Спартака стало известно далеко за пределами Кампании. Рабы всех национальностей поверили в счастливую звезду фракийца и потянулись к нему из многих областей Италии. Их отлавливали поодиночке и толпами, распинали на крестах, заковывали в кандалы и бросали в эргастулы*, но все же многие беглецы добирались до цели.
Сразу после победы над Клавдием к Спартаку присоединились окрестные пастухи. Они пригнали огромные стада овец и табуны лошадей. Так у гладиаторов появилась конница, без которой их войско не могло сравняться с римским.
Поле боя у вулкана осталось за Спартаком, но стоять здесь лагерем не имело смысла: местность опустошена, способные держать меч рабы уведены. Спартак неторопливо, как властитель края, направился на юг. В пути гладиаторы навещали виллы и поселения колонистов, забирая там по праву сильнейшего все ценное и привлекая в свое войско новых рабов. Ежедневно из главного лагеря рабов уходили конные и пешие отряды и рыскали в поисках добычи.
Однажды на исходе ночи небольшой отряд гладиаторов приближался к очередной вилле. На этот раз вел его сам Спартак. Вдруг гладиаторы заметили, как из огромного дома, который они собирались посетить, показался человек и торопливо пошел им навстречу. Отряд остановился, а человек быстро приближался. Вскоре рабы различили в сумраке, что это женщина.
— Спартак, милый мой Спартак! — воскликнула она и, протягивая руки для объятий, подбежала к фракийцу.
Телохранители Спартака, опасаясь нападения, закрыли его своими телами, но тот оттолкнул их и шагнул вперед.
— Мирина, дорогая, я не верю своим глазам!
Смеясь и плача одновременно, женщина бросилась на шею Спартака.
— Так мечтала увидеть тебя хотя бы еще один раз, мой любимый муж! Теперь мои мечты сбылись — я могу умереть спокойно.
— Мирина, не говори о смерти в самые счастливые минуты моей жизни. Только ради этого мгновенья стоило бежать и начать войну с Римом, — Спартак смахнул невольную слезу. — Но почему ты оказалась здесь ночью?
— Сердце подняло меня с постели и повело навстречу тебе.
— Ах да, я забыл о твоем великом даре.
— Спартак, — вмешался в разговор Крикс, — я разделяю твою радость, но небезопасно долго стоять на открытом месте. Светает в этих краях быстро.
— Да, да, идем, — вернулся на землю Спартак. — Мирина, а чья это вилла впереди?
— Марка Лициния Красса.
— Это у него ты была в рабстве?
