Сергей Смирнов - Султан Юсуф и его крестоносцы
Сарацин принял грозный вид и хотел было возвестить судьбу пленника, но сам вдруг замешкался, с подозрением вглядываясь в лицо англичанина. Так и не поверив, что храбрый воин плакал в своем заточении, он осмотрелся по сторонам, повел бровями и рек:
— Кафир! Ты предстанешь перед лицом султана, да пребудет с ним вечно милость всемогущего Аллаха!
Рабы сразу засуетились вокруг пленника и стали хватать его поочередно за все конечности. Рыцарь услышал звон кандалов, потом почувствовал удары и боль, будто его распинали, прибивая запястья и стопы к древу. Потом рыцарь очень удивился, услышав, что оковы загремели где-то далеко, в стороне.
— Иди! — повелел сарацин и указал на дверь.
Рыцарь Джон шагнул к двери и едва не упал. Ему показалось, что он сам превратился в снежинку и его подхватил порыв ветра. Он поднял руки и не почувствовал их движения. И не поверил своим глазам.
Оков не было! Теперь только эхо их нескончаемой ленивой песни звенело у него в ушах. Рыцарь сделал еще один шаг и опять едва не упал навзничь. Ноги поспевали вперед быстрее тела. Они тоже обрели нежданную свободу!
Сарацин велел рабам помочь пленнику, и его повели по сумрачным лабиринтам темницы, а рыцарю казалось, будто его стремительно несут, как мешок, набитый соломой.
Путь был новым и совсем незнакомым. Рыцарь не запомнил его, против воли засыпая на ходу от необъяснимости происходящих с ним событий и от небывалой легкости, обретенной телом.
Его ввели или внесли в помещение, наполненное жарой и паром.
«Так это преисподняя! Добро пожаловать!» — с радостью подумал пленник, с трудом ворочая глазами, но для преисподней было как будто тесновато и пахло тут не горелым мясом грешников, а египетскими благовониями.
Рабы принялись снимать с него одежды. Послышался вскрик одного из них, и что-то звякнуло об пол. Спустя несколько мгновений перед глазами рыцаря сверкнуло его орудие. Ту застежку теперь осторожно держал в своих пальцах сам сарацин.
— Благодари своего Бога, зловонная собака, — раздался его шепот, — за то, что эту игрушку не нашли у тебя в покоях повелителя! А теперь полезай в воду и живо отмокай, а то твою вонь не отобьешь и целым озером надда[27].
Под ногами пленника появилась каменная купальня размерами в добрую могилу. Она была окружена жаровнями, полными горячий углей. Рыцарь едва не наступил в одну из них, и сарацин позади него рыкнул, не то в гневе, не то в усмешке.
Снова помогли безгласные существа-рабы. С их помощью рыцарь преодолел три ступеньки, что вели на глубину в пару локтей. Потом пленник уже самостоятельно вытянулся в ней. Большой рост позволил ему упереться в один конец ногами, а к противоположному краю привалиться плечами.
С роду ему не было доступно такое наслаждение: сидеть совершенно нагим в теплой воде, настоянной на чудесных ароматах.
«Ошибся! Здесь — рай! — подумал он. — Нет. Высоко хватил. Чистилище! Самое что ни есть чистилище! Здешние ангелы не так добры. Конечно, можно понять. Их дело — выпаривать из людей грехи, и приходится обонять всю эту вонищу.»
Он крепче уперся ногами в дальнюю стенку, чтобы часом не заснуть, но тут же заснул и захлебнулся. Встрепенувшись, он схватился руками за края купальни и опрокинул в воду одну из жаровен, крепко обжегши пальцы. Угли зашипели в воде, а сарацин страшно выругался и заржал, как мерин.
«Чуть-чуть утонул и чуть-чуть поджарился, — усмехнулся и рыцарь, прокашлявшись и поглядев, как расплываются вокруг черные угли. — Если это все наказания за мои грехи, вольные и невольные, то милость Твоя, Господи, поистине неизмерима!»
Потом рабы выволокли его из благоухавшей купальни, вытерли насухо мягким полотном и стали одевать. Не глазами, а самим телом, ожившей кожей и отверстыми порами рыцарь определил, что его одевают в самую настоящую европейскую одежду, притом, судя по мягкости ткани, самого высокого качества. Начали с обтянувших ноги брэ[28], поверх них быстро вздернули короткие шоссы[29]. Приказали поднять руки и надели на тело плотную льняную рубаху-камизу[30]. Однако после этого рыцарь Джон вдруг начал превращаться в знатного сарацина, потому что оказался облачен в теплый, стеганый халат с серебряным шитьем, а на голове у него повязали тюрбан, приказав закрыть лицо его свободным концом. Мягкие сапоги, оказавшиеся на ногах, тоже могли принадлежать в этих краях разве что какому-нибудь эмиру. Закончили, однако, поясом, который был очень знаком пленнику. То был пояс-зуннар, обязательное отличие все христиан, ступающих по землям Пророка.
В следующем помещении, гораздо более светлом и просторном, хотя и холодном, пленника ожидало невиданное угощение: хариса — кусок вареного мяса с вареной пшеницей, а к этому в придачу — горсть изюма и чашка с козьим молоком. Сдержав себя, рыцарь принялся на еду неторопливо, как подобало его достоинству.
— Поживей! — нетерпеливо прикрикнул сарацин. — Никак зубы у пса все повыпали!
Благородный пленник повиновался без возмущения, а молоко отодвинул в сторону.
— Пей! — приказал сарацин.
— Тогда не донесу обед до дворца великого султана, — заметил рыцарь. — Но будет хуже, если донесу…
— Пусть шайтан заткнет тебе задницу своим хвостом! — прорычал сарацин, но не стал настаивать на своем.
Снег все еще падал с небес. Пушистый белый покров превратил Иерусалим в северный город. Казалось, по мановению длани Господней Священный Город в мгновение ока перенесен со Святой Земли в Англию рождественской поры. Выходит, не нужны были никакие Крестовые походы, ибо истинные пути Господни всегда неисповедимы. Можно сидеть дома, прилежно молиться и в одно прекрасное утро проснуться в Иерусалиме.
Рыцарь Джон подумал, что зимой Святая Земля и ее средоточие, Иерусалим, могут походить на Англию, весной — на Францию, летом — на жаркие земли Востока, а осенью напомнят о родных землях кому-нибудь еще: к примеру, магрибинцам или иному народу, тому, что живет на самом краю земли и до сих пор мало кому известен, каким-нибудь русам. И еще, невольно вспоминая детство, рыцарь Джон подумал, что, может быть, снег, пусть не такой обильный, шел в Иерусалиме и в самую ночь Рождества Господня, а пастухи в окрестностях Вифлеема увидели ангелов, спускающихся к ним с небес вместе с первыми снежинками. Может статься и даже вполне вероятно, что в детстве Господь Иисус Христос — хотя бы раз в своей земной жизни! — играл в снежки, как любой английский мальчишка… как он сам, маленький Джонни, младший сын эрла Рауфа Хэмлорта.
Эта мысль, словно петушиный крик в ночи, заставила рыцаря очнуться. Он наконец ясно осознал необыкновенную перемену в своей судьбе. Кандалов нет. Он чист, сыт, богато одет. И его ведут к самому султану. Что произошло в небесах, постичь невозможно. Но земное воплощение воли Господней всегда должно иметь вполне земное объяснение.
Неужели дело в выкупе? В то, что весть о его пленении в конце концов дойдет до отца и шевельнет его кошелек, поверить было труднее, чем в заступничество самого архангела Михаила, явившегося к султану похлопотать за воина Христова и не дать ему погибнуть навеки. А что если не стало старшего брата Хью. Он мог благополучно умереть или погибнуть на своей собственной земле. Тогда отцу не осталось бы другого выхода, как наконец заплатить за дорогу, в которую он когда-то отправил добрым пинком своего последыша. Но как объяснить внимание султана, благовония и богатую одежду? Отец, верно, не добавил бы ни пенни, выкупая младшего сына только на вес, когда тот успел изрядно исхудать.
Годных объяснений не приходило, и рыцарь решил, что не столько ослабел за годы плена, сколько поглупел. Он зачерпнул на ходу полную горсть снега и растер его по лицу. Сарацин недовольно рыкнул, когда пленник отвел в сторону конец тюрбана.
Они прошли по лабиринту узких улочек, пока не достигли узкой дверцы в глухой и высокой стене. На условный стук дверца приоткрылась, и сарацин, отступив, жестом повелел рыцарю войти. В обширном дворе сразу четверо телохранителей султана приняли пленника под свой надзор. Приказав рыцарю открыть лицо, они двинулись быстрым рысистым шагом и подвели англичанина к пологой лестнице, что вела к одному из задних входов во дворец султана. По лестнице навстречу им скатились двое евнухов. Они живо стряхнули снег с плеч рыцаря и столь же стремительно перебрали пальцами все складки его одеяний. Рыцарю показалось, будто по нему сверху вниз пронеслась стайка мышей, что порой случалось в застенке. Он вспомнил про свое орудие, ни за что наказавшее безгласного раба, а также предупреждение сарацина и подумал: «Все, что Бог ни делает, то — к лучшему».
Потом был длинный коридор с мраморным полом, на котором рыцарь Джон несколько раз поскользнулся и, если бы его не окружали сарацины, наверняка успел бы расшибиться. За поворотом их повела вверх еще одна лестница. Затем остались позади еще три двери, две тяжелых парчовых занавеси — и вот пленный рыцарь Джон Фитц-Рауф предстал перед великим султаном Салах ад-Дином Юсуфом ибн Айюбом. Раньше он видел его несколько раз издалека, теперь же оказался лицом к лицу, на расстоянии всего пяти шагов.
