Святослав Рыбас - Зеркало для героя
- Хорош! - крикнул оператор.
- Может, еще разок? - спросил рослый мужчина в кожаном пиджаке.
- Хорош!
Ивановский потянул меня за локоть и сказал, что можно пробраться на шахтный двор, оттуда лучше наблюдать.
Похоже, у них сценарий строился на реальных событиях; я помнил, что именно здесь в сорок девятом году бандиты напали на машину, привезшую шахтерам зарплату.
Мы стали всматриваться в лица киношников, пытаясь угадать, что сейчас произойдет. Женщина-ассистент в дымчатых очках вызвала из автобуса трех актеров. Один из них, плотный, сутуловатый, в куртке-бобочке фасона начала пятидесятых годов и кепке-восьмиклинке с пуговкой, вытащил из-за пояса пистолет и, крутнув его на пальце, взял женщину под руку. Она освободилась, улыбнулась механически, - видно, привыкла к таким играм.
Мы обошли здание.
Вдоль забора росли полынь, дикая конопля. За забором слышалось пыхтение какого-то мотора, как будто там спрятали паровоз. В воздухе летала угольная пыль...
Я оглянулся. Ни толпы, ни серебристого купола планетария не увидел. Слева, где должны быть многоэтажки, тянулись поля с кукурузой и подсолнухами. Я почувствовал, что что-то не так, но ничего не сказал Ивановскому.
Мы добрались до открытых железных ворот и оказались во дворе возле погрузки. Действительно, допотопный паровозик держал за собой несколько груженых вагонов и попыхивал. И рельсы под ним не были покрыты ржавчиной, а сияли гладким стальным блеском.
Над зданием главного подъема крутилось, наматывая бегущий канат, черное колесо копра.
Киношники, кажется, решили создать полную достоверность. Когда я заметил над дверями шахтоуправления портрет генералиссимуса, которого пять минут назад там не было, я остановился. Конечно, они могли повесить любой портрет. Но теперь не было никакой киногруппы, а на том месте, где она располагалась, паслись козы.
Мимо проехал конный милиционер в старой форме с красными погонами, обдав нас дегтярным запахом сапог.
- Командир, ты не заблудился? - спросил я его.
- Кто будете? - строго вымолвил он и остановился. - Артисты?
Конь замотал головой, отгоняя лезущих в глаза мух, прилетевших за ним.
- Ага, из Голливуда, - сказал Ивановский. - Приехали за опытом.
- Откуда? - Милиционер, вдруг дернув повод, повернул на нас коня. - Документики есть? - Смотрел весьма враждебно. Должно быть, крепко перевоплотился.
- Вот сейчас выдерну тебя да набью ж..., - посулил Ивановский. - Ковбой сопливый!
- Ты - меня? - крикнул милиционер.
Мы повернулись, пошли прочь. Он приказал остановиться, пригрозил пистолетом. Спустя мгновение за спиной трахнуло два выстрела. Впереди нас ни с того ни с сего в земле пропахало две бороздки, раскидав мелкий щебень. Пахнуло сгоревшим порохом. Выходит, патроны были не холостые.
Мы остановились, он велел возвращаться на шахту и поехал за нами, напряженный от своей нелепой шутки.
Возле деревянной коновязи мы подождали, пока он заматывал повод, потом вошли в здание. В большом помещении первого этажа толпилось множество людей. Они сидели на лавках, подоконниках, подпирали стену у окошка с надписью "Касса". Увидев нас, зашумели: "Деньги привезли!" Массовка впечатляла, даже казалась чересчур достоверной из-за женщин богатырского вида, одетых в брезентовые робы. Впрочем, в сорок девятом году женщины еще работали под землей.
Милиционер завел нас в пустую комнату, снова потребовал документы, приказал вытряхнуть все из карманов. Он снял фуражку, кинул на стол. Стрижен он был под полубокс, с коротким темным чубчиком, затылок и виски щетинились. Он был ниже нас на полголовы, поуже в плечах, явно слабее. Он предупредил, что считает нас подозрительными личностями, а если будем сопротивляться, продырявит нам башки; если мы простые люди, то нас отпустят; если же американские шпионы, то нам крупно не повезло, он недаром служил в разведроте на 1-м Белорусском фронте.
- Шизоид! - прокомментировал Ивановский. - Ты хоть не хватайся за свою дуру. Там же боевые патроны.
Мы выложили на застеленную газетой столешницу рядом с черным телефоном карманную всячину: ключи, деньги, сигареты. Сперва он ухватился за деньги. Повернул десятку к свету, настороженно скользнул взглядом в нашу сторону, не видя нас, а лишь оценивая наши движения, потом снова просветил купюру.
- Денежки-то не наши, - весело сказал он. - И курево заграничное. Попались, что ли, шпионы? За дураков нас считали, не могли замаскироваться получше?
Через минуту мы стояли лицом к стене, а свихнувшийся милиционер звонил своему начальству, наверное в желтый дом, и сообщал, что задержал двух вражеских агентов, облаченных в синие штаны о иностранными надписями, а также обнаружил при них явно фальшивые дензнаки и заграничные сигареты.
Мне стало казаться, что это все не шутка. Я поверил ему: он видел в нас что-то враждебное.
Я стал внимательно осматривать комнату и увидел, что она совсем недавно отремонтирована, на полу возле плинтусов еще заметны брызги побелки, а дверная коробка даже не покрашена. Для помещения старой шахты это было странно.
Милиционер разрешил мне подойти к столу, посмотреть на расстеленную газету. Число и год! Девятое сентября 1949 года, пятница. От нее пахло типографской краской. Я мазнул пальцем по клише. На полях протянулся черный след. Свежая?!
- Значит, сейчас сорок девятый год? - спросил я.
- А по-твоему, какой?
Я попросил его приглядеться хотя бы к году выпуска наших денег, он же вытащил свои, большеформатные, отпечатанные в сорок седьмом.
Минут десять мы убеждали милиционера, что настоящие шпионы уж наверняка знают, какие деньги ходят в стране, что мы актеры из киногруппы, снимающей научно-фантастический фильм о будущем.
- Актеры? - не поверил он. - Какой фильм у нас недавно снимали? Знаете?
- "Большая жизнь", - вспомнил Ивановский. - "Спят курганы темные, солнцем опаленные..." Вот он эту песню сочинил. - Кивнул на меня. - Ему за эту песню на самом верху руку жали. Что, брат, не узнаешь? Вот смеху-то будет: бдительный милиционер сразу двух трумэновских агентов задержал!
- Ладно, бывает, - подхватил я. - Если б его предупредили, что снимают кино, а так ведь и в самом деле - на лбу не написано.
- Значит, артисты? - улыбнулся милиционер.
- Артисты.
- А какое у вас там будущее? Лет через пятьдесят?
- Лет тридцать. Может, чуть больше. Как раз твои дети будут взрослыми мужиками. Есть дети?
- А как же. Два пацана! Да, любопытно заглянуть годков на тридцать... Война с Америкой будет, как думаете?
- Не будет, - сказал Ивановский. - Ты свое уже отвоевал, это точно. Тут пожрать есть где-нибудь? Хотя бы кусок какой-нибудь колбасы.
- Ишь, чего - колбасы! Тут в буфете одни пирожки да красная икра.
- Тащи, что есть! Через тридцать лет икру вспоминать будешь...
Милиционер выглянул в коридор, распорядился и вернулся к нам, хитровато улыбаясь и почесывая затылок. Он не хотел нас оставлять до приезда своего начальства.
- А хорошо, что войны не будет, - сказал он. - Еще пожить надо. Хорошая жизнь скоро будет.
За дверью зашумели. Послышался подъезжающий грузовик. Либо привезли зарплату, либо приехали за нами.
Мы с Ивановским переглянулись, он подошел к окну.
Раздались два выстрела, потом еще три.
- Вот и бандиты! - обрадовался Ивановский. - Все-таки это кино.
Милиционер бросился к окну, растерянно поглядел на меня и кинулся вон из комнаты.
Мы пошли следом за ним.
- Чокнутый, - заметил Ивановский. - Сейчас ему всыпят.
Снова стали стрелять.
Люди давились в дверях, вырывались во двор. Парень в куртке из черной китайки дергал за ручку заколоченную гвоздями оконную раму. Когда нам удалось выбраться наружу, киногруппы мы не обнаружили.
Толпа окружала что-то лежащее на земле. Сквозь брань и проклятья доносились отдельные связные фразы, из которых стало ясно, что бандиты убили шофера, охранника и нашего несчастного милиционера.
Убитых перенесли в здание. Тогда я увидел, что они мертвые.
Надо было что-то предпринимать. "Два пацана", - вспомнил я его слова о детях. И не мог поверить, что все произошло взаправду.
По откосу террикона ползла вверх груженная породой вагонетка. Вертелось колесо на главном подъеме.
