Александр Старшинов - Завещание императора
— Погляди, там внизу есть барельеф битвы при Тапае, — сказал Приск. — Я был тогда тяжело ранен — Он тронул левое плечо, прикрытое тканью тоги. — Поначалу думал, больше не смогу двигать этой рукой. Страшная битва, мой мальчик…
Декстр последних слов не слышал — бежал вниз, чтобы с нижней галереи библиотеки рассмотреть основание колонны.
— Сын Афрания? — спросил Приск, провожая мальчишку глазами. — И…
— По усыновлению, — уточнила Мевия.
— Он похож… — Приск не закончил, не стал говорить вслух, кого именно напомнил ему мальчишка.
— По крови он — твой брат по отцу, — шепнула Мевия.
— Мой брат? Но…
— Никто не знал. Даже твой отец погиб прежде, чем я ему сказала. Марка сразу после рождения взяла к себе приемная семья. Много лет он носил на шее вместе с буллой кусочек монеты. А я — вторую ее половинку. Я выкупила его у опекунов, предъявив монету. Потом Декстр Марка усыновил.
— Да, он совершенно не похож на приемного отца — тот светлоглазый и беловолосый. — Приск хотел было добавить: надеюсь, не похож и нравом, но сдержался.
— Мой второй сын беловолос.
— Ты и его хочешь пристроить в мою свиту?! — с притворным ужасом воскликнул Приск.
— Двухлетнего-то? — Оба рассмеялись.
— Так ты возьмешь Марка к себе? Не хочу, чтобы мальчик начинал службу простым легионером — он образован, умен, вполне может сопровождать военного трибуна в качестве секретаря или адъютанта[15], а потом перейти в штаб легата.
— Так он не научится воевать.
— Уверена, рядом с тобой он постигнет любую науку.
— Ты умеешь убеждать. И побеждать…
— К сожалению, не всегда… — Мевия грустно улыбнулась.
— Хорошо. Но учти — мальчишке никаких поблажек. Наоборот — буду требовать с него вдвое.
— Втрое… — Мевия обернулась к колонне. — Траяна повсюду на барельефах сделали выше других ростом.
И подле него Адриан… Это что-то да значит? — Она многозначительно умолкла.
— Получил ли скульптур нарочно такое указание? — уточнил Приск. — Думаю, получил. Поскольку по своей воле Аполлодор не стал бы изображать Адриана вообще. Они друг друга терпеть не могут.
— Ты поедешь к нему в Сирию?
— К Адриану?
— Конечно, к Адриану! Скульптор Аполлодор все еще здесь, в Риме!
— Сейчас — вряд ли. Если я и должен отправиться — то вместе с императором. Кстати, Плиний звал меня к себе. Видимо, заскучал в своей Вифинии. Служба наместника однообразна и утомительна — укрощать воров и варваров. И не поймешь — что хуже и кто опаснее.
— И что ты там должен делать — у Плиния? Воевать там не с кем. Ну разве что слушать, как он читает по вечерам свои сочинения юной супруге и домашним паразитам.
— Он поймал какого-то беглого раба по имени Калидром. Пишет, что это бывший пекарь бывшего наместника Мезии Лаберия Максима. Якобы этот Калидром ездил с какой-то миссией к парфянскому царю Пакору. Плиний просит приехать и опознать пойманного — даже обещает оплатить расходы на дорогу.
— Смешной! — фыркнула Мевия. — Как будто ты должен знать в лицо всех бывших рабов бывшего наместника.
Приск покачал головой:
— Самое смешное — что как раз этого раба я знаю в лицо. Не знаю другого: почему я должен ради этого тащиться в Вифинию? Пусть Плиний закует этого типа и пришлет в Рим. Здесь и установим сходство.
— Ты ему так и написал?
— Нет.
— Почему?
— Я сначала хотел переговорить с твоим мужем. Если этот Калидром в самом деле много лет торчал при дворе Пакора, то Декстра как центуриона фрументариев[16] очень-очень должны заинтересовать сообщения беглого пекаря, учитывая предстоящую кампанию. Посему я не ответил Плинию сразу. Боюсь, Плиний уже строчит мне новое письмо. Он, если не получает ответ на свои послания, — снаряжает за свой счет гонца и отправляет в путь, полагая, что императорские почтари не справились с перевозкой его драгоценных писем.
Мевия покачала головой:
— Ну зачем ты так? Плиний — он хороший.
— Разумеется, хороший. Хороший человек, хороший друг. И еще над ним хорошо смеяться.
Они спустились вниз, чтобы осмотреть нижние барельефы колонны.
— Это штурм лагеря Пятого Македонского во время зимнего рейда бастарнов[17], они перешли Данубий по льду, когда река замерзла, — указал Приск на один из барельефов. — Видишь того парня, что командует варварами? Изображен явно римлянин-перебежчик. Короткостриженый и бритый, среди варваров таких не было.
— В самом деле бастарнами командовал римлянин? — изумилась Мевия.
— Нет. Но на барельефе здесь явно Авл Эмпроний. Тот самый, что написал донос на нашу семью, из-за него отца убили… — Приск замолчал.
Потому что получается, что покойный отец был Мевии куда дороже, чем считал все эти годы Гай. Но бывшая гладиаторша ничуть не смутилась.
— Опять твой рисунок?
— Конечно.
Мевия прищурилась, разглядывая изображенного на колонне римлянина.
— Да, похож. Ну надо же. Хотя даже я бы не узнала, если бы ты не сказал.
— Я зарисовал его по памяти. После того как мы поймали этого гада в лагере Траяна, а он сбежал. Он ведь был замешан в попытке покушения на императора. Потом мой рисунок попал к Аполлодору. И так понравился, что его велели поместить сюда, в эту сцену. Хотя в осаде Эска Авл участия не принимал.
— Он погиб, надеюсь? — У Мевии дрогнули ноздри носа, и кулаки невольно сжались. — Я одно время думала, что он утонул на той дырявой посудине вместе с другими доносчиками, когда Траян велел отправить их в плавание без весел и парусов из Остии[18].
— Я тоже думал, что он утонул. Но нет. Он выплыл. Как всегда выплывают мерзавцы. Причем выплыл очень далеко от Рима — в Дакии. И теперь я почему-то думаю, что он жив. Никто ведь не видел Авла Эмпрония мертвым.
Юный Декстр тем временем вернулся.
— Гай Осторий Приск, — выкрикнул юноша, воображая, что в этот момент очень похож на бывалого легионера, — я готов ехать с тобой куда угодно. Я буду сражаться, я готов дать присягу…
— Тише, — осадил его Приск. — Здесь отличная акустика.
Юноша кивнул и понесся наверх — снова рассматривать барельефы со второго этажа.
Мевия и Приск стали медленно подниматься следом.
— Я должен поговорить с его… отцом? — спросил Приск.
— Нет, — отрезала Мевия. — Да, Афраний его усыновил, но это чисто формальный жест — судьба Марка волнует только меня.
— А ты меня не обманываешь? Понять центуриона Афрания Декстра очень трудно. Может быть, отец против, чтобы мальчишка служил у меня? Центурион сам отправляется на войну и может взять с собой сына.
— Ты мне не веришь?
— Мевия, ни один римлянин не верит женщине до конца. Хоть на палец, хоть на полпальца, но он ее подозревает.
Мимо них пробежал какой-то человек, довольно высокий и, как показалось Приску, по стати — военный. Он так торопился, что едва не задел Мевию плечом, и только выучка бывшей гладиаторши позволила женщине уклониться. И Приск, и Мевия, оба невольно повернулись и посмотрели бегущему вслед. Парень был в тоге, сероватожелтой, не новой, и полу накинул на голову на манер капюшона, так что лица его ни Мевия, ни Приск разглядеть не сумели.
— Ты видела? — повернулся вслед бегущему Приск.
— Конечно — он мчался и чуть не сбил меня…
— Кровь. На тоге были пятна крови.
— А ведь точно…
— Погоди! — окликнул парня Приск. — Стой!
Но тот не остановился — наоборот, ускорил шаги.
Оставив Мевию, Приск помчался вслед за странным посетителем. Впрочем, и Мевия поспешила следом — но не бегом, а быстрым шагом.
Беглец был уже на площади и трусил к выходу. Но трусил через силу, сгибаясь все больше.
— Стой! — вновь крикнул Приск. — Стоять! Кому говорят! — Командный окрик наполнился хриплой яростью.
Но беглец опять лишь прибавил шагу. То есть сделал попытку прибавить. Потому что, едва попытавшись перейти на бег, неловко выгнулся всем телом и пошатнулся.
Приск быстро его настигал. Мевия выругалась и, отбросив всю степенность матроны, как маску, помчалась следом, приподняв края столы — чтобы не мешала.
— Гай, осторожнее с ним! — крикнула она Приску.
Тот уже почти настиг беглеца. Внезапно убегавший остановился и развернулся на месте. Из-под тоги вылетела рука с кинжалом. Приск был уже рядом, но среагировал, ловко ушел в сторону, клинок не достал его — лишь чуть-чуть коснулся ткани.
Тога — не самая подходящая одежда для драки. Ногой не ударишь. А из оружия — короткий кинжал, который Приск всегда носил с собой.
Беглец вновь ужалил кинжалом. В этот раз Приск отбил удар правой рукой — клинок заскрежетал по металлу браслета, вминая податливое серебро в плоть, — а левой всадил свой кинжал в живот нападавшему. И тут же выдернул. Беглец стал валиться на спину. Клинок выпал из пальцев раненого и зазвенел, покатившись по белым плитам.
