Виктория Холт - Мой враг — королева
Жизнь шла своей чередой, и несколько последующих лет мы прожили, как жило в большинстве английское дворянство, и мы с сестрами продолжали учиться. В нашей семье было традицией давать полное образование даже девочкам; особое значение придавалось музыке и танцам. Нас обучали игре на лютне и клавикордах, и любой новый танец, что становился известен при дворе, мы разучивали немедля. Родители были полны решимости блеснуть воспитанием дочерей, если их когда-нибудь позовут ко двору. Обычно занимались музыкой и распевали мадригалы мы в галерее.
В одиннадцать мы обедали в главной зале, и, когда у нас бывали гости, мы сидели за обеденным столом до трех, внимательно вслушиваясь в разговор взрослых, который всегда интриговал меня, поскольку росла и развивалась я быстро, и меня очень интересовало все, происходящее за пределами нашего поместья.
Ужинали мы в шесть. У нас всегда был превосходный стол — и мы в нетерпении ожидали: кто же приедет на этот раз? Как и в большинстве английских семей нашего ранга, у нас был открытый для посетителей дом: отец даже не мог бы позволить мысли, что он не окажет посетителю гостеприимного приема. На столе всегда была отбивная говядина, или баранина большими кусками, и всякого рода мясные пироги, начиненные приправами с собственного огорода; подавались оленина и рыба под соусами, а также консервированные фрукты, марципаны, имбирные пряники и кексы. Если от обедов и ужинов оставалось что-либо, то это предназначалось для слуг, а у наших ворот всегда собирались нищие за подаянием. Мать говорила, что численность нищих возросла тысячекратно с тех пор, как король Генри распустил монастыри.
Веселы были дни Рождества, когда мы, дети, наряжались в карнавальные костюмы и готовили представления. Среди нас царило возбуждение и соперничество; всем было интересно, кому на этот раз посчастливится найти серебряный пенс, запеченный в пирог, что приготовлялся для Двенадцатой ночи, и кто же будет избранным королем или королевой дня. Мы были невинны и верили, что так и будет всю жизнь.
Если бы мы были мудры, мы бы могли предвидеть некоторые признаки несчастья. Видимо, их предчувствовали наши родители, и поэтому отец так часто бывал суров.
Король был мал и ненадежен, и, если бы что-то с ним случилось, унаследовать трон должна была Мария, которую страшились не мы одни. Опасения моего отца разделял самый могущественный человек страны — Джон Дадли, герцог Нортумберлэнд, который стал фактическим правителем Англии. Если бы Мария взошла на трон, то это означало бы конец власти Дадли, а так как он не рассчитывал проводить свои дни в темнице, не говоря уже о планах поплатиться головой, то он сам строил интриги.
Я часто слышала, как мои родители обсуждали эти дела, и из их слов я понимала, что они обеспокоены. Отец был приверженцем закона и не мог не понимать, что, по мнению большинства, законной наследницей короны была Мария. Ситуация была экстраординарная: если Мария — законна, значит, Елизавета — нет. Король, желавший жениться на Анне Болейн, объявил свой более чем двадцатилетний брак с Катериной Арагонской незаконным. По самой простой логике выходило, что если брак с Катериной был законен, то тогда незаконен был брак с Анной Болейн, а значит, ребенок от Анны, Елизавета, была незаконнорожденной. Моя семья из преданности Болейнам и стремления к процветанию должна была бы полагать, что незаконен брак с Катериной; однако отец прежде всего был прагматик и мыслил логически, следовательно, у него были определенные трудности с признанием Елизаветы законной наследницей короны.
Он высказал предположение матери, что Нортумберлэнд попытается посадить на трон леди Джейн Грей. У нее были определенные притязания, поскольку ее бабка — сестра самого Генри VIII, однако ее притязания на трон признали бы очень немногие. Католическая оппозиция была сильна и стояла за спиной Марии, поэтому неудивительно, что болезнь юного короля Эдварда столь беспокоила моего отца.
Однако он не встал на сторону Нортумберлэнда. Как мог он, будучи женат на одной из Болейнов, встать на сторону кого-то, кроме Елизаветы? А Елизавета была дочерью короля, следовательно, несомненно, выше происхождением, чем леди Джейн Грей. К несчастью, Мария — дочь испанской принцессы и яростная католичка — также была дочерью короля.
То были дни, когда приходилось быть настороже. Герцог Нортумберлэнд поставил на карту леди Джейн Грей, поженив ее со своим сыном, лордом Джилфордом Дадли.
Таково было положение вещей на последний год правления юного короля. Мне тогда было двенадцать лет. Мои сестры, так же, как и я, все более прислушивались к слухам, распространяемым слугами, в особенности к тем, что касались нашей знаменитой кузины — Елизаветы. Через эти слухи у нас сложился иной образ кузины, чем из рассказов матери: то была уже не прилежная ученица, знавшая латынь и греческий, которую ставили в пример ее менее добродетельным и умным кузинам Ноллис.
После смерти короля Генри VIII она была отослана к мачехе, Катарине Парр, в замок Дувр в Челси, а Катарина в то время уже вышла замуж за Томаса Сеймура — одного из красивейших мужчин Англии.
— Поговаривают, — поведал нам один из слуг, — что он неравнодушен к принцессе Елизавете.
Мое воображение всегда будоражили слухи. Большая часть их, конечно, могла рассматриваться как пустые сплетни, однако мне всегда думалось, что в каждом слухе есть доля истины. Как бы то ни было, «поговаривали» о том, что между мужем Катарины Парр и Елизаветой существовала связь, не подобающая ни положению, ни характеру Елизаветы. Будто бы он пробирался в ее спальню и щекотал ее, а она убегала от него с криком, но то был не крик испуга или возмущения, то было приглашение к продолжению игры. И будто бы однажды в саду, когда на Елизавете было новое шелковое платье, он, подстрекаемый женой, схватил ее и изрезал платье ножницами в клочья.
Слуги обычно жалели Катарину: «Бедняжка Катарина Парр», — говорили они. Знали ли Катарина обо всем этом?
Скорее всего, да, и принимала участие в этих игривых приключениях именно затем, чтобы придать им вид респектабельности.
Мне нравилось представлять прилежную и чинную Елизавету, за которой гоняется по спальне ее отчим, или представлять себе ее в изрезанном на куски платье, или как ее щекочет до смеха игривый Сеймур, в то время как его беременная жена пыталась преподнести дело так, будто игривость — в их семейной традиции.
Когда, наконец, Катарине удалось поймать мужа во время поцелуя, весьма далекого от родственного, с юной принцессой, и она отказалась — или не смогла — более притворяться, то Елизавете пришлось покинуть замок.
Естественно, после ее отъезда поползли слухи, и ее сопровождал скандал. Были, в том числе, и такие слухи, что некоторое время спустя принцесса родила прекрасную крошечную девочку, которая была дочерью Сеймура.
Были, правда, существенные доводы в противовес этому, и это казалось маловероятным, но как интересно и интригующе все это звучало для нас, девчонок, которые провели юные годы под тенью примера добродетельной Елизаветы!
Не так много времени спустя мы узнали, что Томас Сеймур, вовлеченный в политические интриги, был брошен в темницу, а затем обезглавлен. Тем временем юный король Эдвард угасал. Дадли вынудил его подписать завещание, лишавшее права на трон как Марию, так и Елизавету, и провозглашавшее леди Джейн Грей единственной законной преемницей власти. К тому времени она была замужем за лордом Джилфордом. Я часто размышляла нам этим. С тем же успехом женихом ее мог бы быть избран брат Джилфорда, Роберт, хотя тот уже совершил безрассудство (или как было иначе назвать это в виду разыгравшихся позже событий?), женившись на дочери сэра Джона Робсарта. Вскоре он, конечно, устал от нее, но это уже другая история.
Я часто пугалась одной вероятности такого выбора судьбы, пади он на Роберта. Тогда жизнь моя и жизнь Елизаветы Тюдор была бы совершенно иной. Конечно, Роберт был бы предпочтительнее слабого и менее красивого Джилфорда, так как Роберт был выдающейся личностью уже в юности. Бог свидетель — он очень скоро стал самой яркой звездой при дворе и оставался ею до самой своей смерти. И Бог же миловал Роберта стать мужем злополучной леди Джейн Грей. Эта судьба предназначалась его младшему брату Джилфорду.
Как известно, после смерти молодого короля Нортумберлэнд возвел на престол леди Джейн, но, бедняжка, она правила лишь девять дней до победы Марии Католички.
Отец не вмешивался в конфликт. Победа Марии, законной наследницей престола она была или нет, была для него несчастьем, однако не мог он поддерживать и протестантку Джейн. В его глазах ее восхождение на трон было незаконным. Он желал видеть на троне лишь Елизавету. Поэтому он поступил мудро; удалился от двора и не принимал участия в интригах.
