Ольга Славянка - Хозяин с кифарой
Глава 2
На следующий день утром к нам постучался мальчишка с виллы Максима Тулиана.
— Выпоротый Аристид громко стонет, — сказал он. — Хозяин хотел его наказать, он не хотел его калечить. Если ненароком покалечил, то будет его лечить — хозяин не поскупится.
И я отправился вместе с Никандром за город, на виллу Максима Тулиана. Нам предстояло пройти три квартала и, выйдя за черту города, преодолеть этак с милю[7], так что по дороге я успею сообщить, что хотя Никандр лечил римских нобилей, он не брезгал лечить и рабов, видимо, видя в них товарищей по несчастью[8]. Или, как бы сказать, он вроде как приравнивал и тех, и других — ведь он уделял им одинаковое внимание. К выпоротому рабу его вызывали не впервые — это была обычная практика.
Хотя Аристид был рабом, но положение у него было несколько двусмысленное. Ранее он был педагогом единственного сына Максима Тулиана, а это значит, что хозяин был с ним приветлив и сажал его с собой за стол[9]. Но пару лет тому назад сын утонул в реке, и бывший педагог оказался не у дел. Других детей у хозяина не было, но разжаловать Аристида в чернорабочие он как-то не решался — ведь все-таки прежде он сажал его с собой за стол, к тому же, подозреваю, Аристид не привык к грязной работе, так что чернорабочий вышел бы из него никудышный. И бывший педагог продолжал давать уроки греческого языка, но в городе.
Сплетничать, вообще-то говоря, нехорошо. Но я пишу очерк нравов, а без подлинных деталей теряется колорит эпохи, посему мне простительно немножко посплетничать. Так вот, злые языки говорили, что Аристид завел себе в городе пассию. Он якобы пришел к ней в гости, напился пьяным и заснул у нее на ложе, а пассия украла у него ключи от виллы Максима Тулиана, куда проникла воровства ради, но была поймана с поличным, — и Аристиду пришлось поплатиться спиной.
Но мы уже дошли до поворота дороги, ведущей прямо к вилле Максима Тулиана, и оба остановились, чтобы полюбоваться гротом — самым поэтичным местом в округе.
Он был расположен неподалеку от дороги; истекавший из него ручей впадал в небольшую заводь. По бокам грота красовались два бронзовых купидона с ковшами, как будто протягивавшими их бронзовой статуе Венеры, задумчиво любовавшейся своим отражением в воде. Очень удачно было то, что статуи были именно бронзовые, а не мраморные — бронза по цвету была в тон окружающим скалам, так что гармонировала с дикой природой. Автором этой скульптурной композиции был раб, по иронии судьбы названный царским именем Леонид, — красивый молодой грек, носивший длинные волосы. Хозяин хорошо его одевал и сажал с собой за стол — однако нас пригласили к нему после порки. Леонид не жаловался на хозяина и не объяснял, за что ему влетело. Он вообще никому никогда не жаловался на жизнь. Предыдущий пациент угостил нас виноградом, и Никандр хотел поделиться янтарными лозами с выпоротым скульптором, но тот в испуге мотнул головой: «Нет, спасибо, хозяин обо мне заботится, у меня все есть». И с остальными была та же история. Естественно, все жалели красивого и талантливого скульптора, угодившего в рабство к кутиле и гуляке, и ему часто предлагали подарки, но в ответ всегда звучало испуганное: «Нет, спасибо, хозяин обо мне заботится». Видимо, ему хозяин запретил принимать подарки от посторонних лиц. Наверно, он его ревновал. Как говорится, кого люблю, того и бью, кутилы и пустозвоны тоже бывают заворожены красотой… Вот бедняге и приходилось подчас носить на спине знаки хозяйской ревности… Бывает.
Но тут мы подошли к вилле Максима Тулиана. Вообще, вид у нее был запущенный. Видимо, после смерти единственного сына у отца опустились руки. В заборе не хватало досок, и краска на нем облупилась. Возле дома разгуливала коза, явно направлявшаяся в огород, а перед домом на клумбе с фиалками валялся на спине лохматый пес — видимо, ему по вкусу было нежиться на солнышке и наслаждаться ароматом цветов, хотя клумбы с фиалками, извините, никак не предназначены для собак.
Аристида нам не пришлось долго искать, поскольку из одного из окон раздавались громкие стоны. Мы вошли. Аристид лежал на простыне на кровати и громко стонал. Его спина была покрыта мокрым полотенцем. Еще не сняв этого полотенца, Никандр приказал мне подать ему флакон с травяной настойкой, которую в народе величают «эликсир вышиби дух». Я сам практикующий врач и не могу делиться профессиональными секретами, ибо не все мои конкуренты об этом рецепте знают, но замечу, что хотя многие знаменитые врачи нашли в действии его ингредиентов много целебных свойств, на мой взгляд, главный чудодейственный эффект — в горечи, такой, что сводит скулы, так что, вкусивши ее, пациент забывает обо всем на свете, кроме этой самой горечи. После первого глотка Аристид зажмурился и перестал стонать. Никандр снял с его спины мокрое полотенце, и мы увидели на ней немало ссадин.
Главную опасность при порке представляют внутренние кровоизлияния. Я уже знал, что их основными симптомами являются холодный пот и учащенный пульс. Никандр взял запястье Аристида и нащупал пульс.
— С пульсом все в порядке, — он отпустил руку Аристида и сказал с упреком: — Ну что ты стонешь, как баба, прямо!
— Болит… — простонал Аристид.
— Болит! — передразнил Никандр, приложив руку ко лбу пациента. — Ну, выпороли! Велика беда! Я был на войне, так не такие раны были, а настоящие, — когда пронзают тело или руку копьем насквозь, и не стонали. А ты прямо, как баба! Тьфу!
— Душа болит, — оживился Аристид, подперев рукой щеку. — Я грек; мы, греки, образованный народ, мы создали искусство и философию, у нас тонкий вкус, а невежественный римлянин может в любой момент бить меня как скотину плеткой!
Никандр отнял руку ото лба Аристида:
— Холодного пота нет, значит, нет внутренних кровоизлияний, можно считать, ты здоров, — и добавил: — Ну не так уж плохо относится к тебе хозяин, раз он вызвал врача, он же мне заплатит.
— За вызов ветеринара к скотине тоже платят, — усмехнулся Аристид с сарказмом.
Никандр тем временем приступил к обработке ссадин на широкой спине Аристида. Вначале он протирал их вином, которое я носил с собой в сумке. При попадании на ссадины вино щиплет. Аристид поморщился и застонал.
— Ну, будь мужчиной, — подбадривал его Никандр. — Я тоже раб, но не ною, а собираю хозяину выкуп, и половину, а именно двадцать тысяч сестерциев[10], уже собрал. И ты можешь заняться тем же самым.
Аристид мотнул головой и стал жаловаться, как трудно собрать выкуп, и в голосе его зазвучали какие-то бабьи нотки. И лицо у него было несколько женоподобное, хотя, в общем-то, красивое, — он как-то не возмужал для своего возраста, и двадцать с лишком лет продолжал оставаться «пылким юношей».
Никандр молча слушал, делая свое дело, но потом с укоризной заметил:
— Что же ты сам себя не ценишь, что не хочешь сам за себя собрать приличный выкуп? Вот мне хозяин назначил выкуп двадцать тысяч сестерциев. Но Диомед, глазной врач, получил свободу за тридцать тысяч, так что, увы, мне пришлось поднять ставку — теперь по уговору я собираю для хозяина сорок тысяч.
— Сорок тысяч сестерциев! Это же грабеж среди бела дня! — с пафосом воскликнул Аристил и с пафосом же принялся философствовать о несправедливости, мол, де все люди рождаются свободными и равными — философствовать у греков вообще в крови. Его тирады прервало жужжание. В открытое по причине жары окно влетел шмель. Он с жужжанием носился по комнате и раз пролетел прямо перед носом Никандра, склонившегося над спиной Аристида. Никандр отпрянул назад.
— Прогони шмеля! — сказал он мне раздраженно.
Я взял полотенце, которым раньше была покрыта спина Аристида, и стал бегать с ним за шмелем. Никандр и Аристид следили за моей погоней глазами. Аристиду за это время в голову успели прийти кой-какие мысли: он привстал и выразительно покрутил пальцем около лба.
— Вот ученый ты, Никандр, и именитый врач, лечишь римских нобилей, а ума у насекомого, у шмеля, и то больше, ей-ей. Ну, ты извини, конечно, но каким нужно быть дураком, чтобы самому отказаться от свободы? Чтобы подарить лишних двадцать тысяч сестерциев римским рабовладельцам, дармоедам этим!
Никандр кончил обрабатывать ссадины вином и приступил к наложению на них мази.
— Дармоеды — не дармоеды… Ну, жизнь сложнее устроена. Ты не понимаешь, что речь идет о профессиональной чести! Я придумал новую операцию на почках! У меня лечился сам префект Рима! Он мне заплатил десять тысяч сестерциев за операцию! И я, по-твоему, должен стоить дешевле глазного врача, который только и умеет, что удалять катаракту[11]! Почему ты так низко меня ставишь?
