Илья Клаз - Навеки вместе
Гостей встречали гетманша Амалия-Христина, польный гетман и пастор Ольха. По причине прибытия шановных гостей замок был приведен в праздничный вид. Дорожки и аллеи вокруг замка усыпаны свежим песком, слуги переодеты во все новое, плавают по пруду лебеди, присланные в подарок саксонским кюрфюстом Фридрихом. Из подвалов достали дорогие французские вина, привезенные в Кейданы двадцать пять лет назад. Повара наготовили блюд, какие подавались к столу его величества короля. Когда опустились сумерки, тишину замка разбудили глухие выстрелы хлопуш, и в густо-синем небе рассыпались бенгальские огни. Карнавал начался.
С хохотом пробежала и растаяла в полумраке вереница девчат. Потешные, подпрыгивая, ловко переворачивались в воздухе, ходили на руках, с истерическим криком падали в траву, когда гремели хлопуши. Вдоль аллей, из конца в конец мчались с факелами слуги, и едкий чад поглощал нежный, тонкий аромат французских духов.
— О, пани Мария, вы божественны и прелестны! — с нескрываемой завистью воскликнула Амалия-Христина.
Пани Мария-Луиза показала белые зубы и, помахав веером, поплыла по аллее. Канцлер Ежи Осолинский лукаво улыбнулся: два года назад достопочтенный Ян-Казимир потешался над русским царем Алексеем. Тот на всей Руси искал себе суженую, и бояре осмотрели три сотни девиц… Ян-Казимир тоже не нашел себе достойной в Речи. Привез из-за моря… Встретившись глазами с гетманом Янушем Радзивиллом, канцлер сказал:
— Сейм отправил посольство в русские земли. Стало известно, что тайные переговоры ведет царь с харцизкой Хмелем.
— Стоило ли делать это, пан канцлер? — неопределенно пожал плечами гетман, бросая короткие взгляды на юную Марию-Луизу. — Царь послам верить не будет и с черкасами дружбу не порвет.
Канцлер щелкнул сухими пальцами.
— Все это так. Но если царь возьмет Хмеля под свою руку? Сейм и его величество новый король, которого изберем в ближайший час, должны знать об этом на год раньше.
— Хотелось бы, — задумчиво проронил гетман.
Все это понимает и видит Януш Радзивилл. Судьба Речи Посполитой его волнует не меньше, чем остальных государственных мужей. И земли его ближе других к московскому царству. Но сегодня, в этот теплый и веселый вечер, он не хотел говорить ни о русском царе, ни о Хмеле.
Да, сердцем чует гетман, что под боком у Речи Посполитой поднимается сильное государство, но разумом понимать этого не хотел. Еще бы! Три столетия мечами доказывала Речь Посполитая право на эти земли и не доказала. Рубить под корень надо было все племя схизматов! А теперь дурные вести пришли с Украины. Не повезло под Желтыми Водами, еще больше не повезло под Корсунью. Тех, которые не вернутся домой, уже отпели в костелах. За схизматиком идет вся чернь. И если сейчас без промедления не порешить Хмеля, то потом, когда русский царь возьмет его под свою руку, этого не сделать вовеки. Вместе с Украиной может быть потеряна и Белая Русь. Не смотреть потешных прискакал из Пинска полковник Лука Ельский. Как зараза просачиваются черкасы с Украины на Белую Русь. Лазутчики несут в деревни и города тайные универсалы Хмеля и мутят чернь да ремесленников. Доподлинно стало известно, что и под Гомелем уже появился казацкий загон.
В Москву само собой, а в свейское государство давно следовало бы послать тайных послов. Пусть бы понял Карл-Густав, что не будет Русь с ним в дружбе и станет посягать на его земли, как и на польские.
Если с королем свейским надо вести разумную игру, то с крымским ханством куда проще. За талеры договориться можно. Ясыр и выкуп нужны. Хмель даст — за ним пойдут. Надо думать, не очень хочет хан Ислам-Гирей, чтоб Украина сильной и независимой была. Тогда навсегда будет заказана дорога к богатым русским землям. Но и могущество Речи Ислам-Гирею не по нутру.
В сердцах гетман Януш Радзивилл думал: пропади она пропадом, Украина и антихрист Хмель! Там нет земель радзивилловских. Пускай о ней пекутся пан Потоцкий и канцлер Речи Посполитой пан Ежи Осолинский…
Посланник папы Иннокентия X Леон Маркони привез приятную весть. Ватикан обещал прислать на нужды войны двести тысяч талеров. И папе Хмель стал костью в горле. Отправляя Леона Маркони, папа тряс лысой тяжелой головой и грозился, что силой заставит попов принять унию. Да, там, в Риме, на словах весьма храбры… До встречи с канцлером Ежи Осолинским нунциуш Маркони побывал у саксонского кюрфюста Фридриха. Тот клялся, что так же не терпит Хмеля, и позволил нанимать в его землях ландскнехтов. А нанимать придется. Уже не только около Гомеля, а и в лесах под Оршей, Меньском и Слуцком бродят харцизки целыми шайками, нападают на маентки и предают их огню…
Гремят хлопуши, и красные искры, словно огненный дождь, летят на землю.
От реки тянет прохладой, и гетман заметил, как слегка вздрогнули полные, круглые плечи пани Марии.
— Прошу гостей в замок, — предложил Януш Радзивилл.
По сверкающему паркету пани Мария-Луиза ступала, как по тонкому льду. И на паркете, словно в зеркале, отражалось ее роскошное платье из черного фалюндыша. Она села в глубокое кресло и положила красивые смуглые руки на подлокотники, обитые бордовым бархатом. В бриллиантовом ожерелье, в дорогих перстнях, отделанных сапфиром и жемчугом, в золотых браслетах переливались и горели искорками десятки свечей, которые были расставлены в серебряных канделябрах. С мрачных полотен, одетых в дорогие французские багеты, смотрели на нее сморщенные старики в широкополых шляпах с перьями, усатые рыцари в латах.
Канцлер Ежи Осолинский в голубом камзоле, искусно отороченном черной глянцевитой тафтой, замер у кресла. Манжеты камзола утопали в пене белоснежных кружев. Канцлер протянул руку к маленькому столику, отделанному слоновой костью, и поднял серебряный кубок. В кубке искрилась мальвазия.
Вслед за канцлером подняли кубки Януш Радзивилл, пастор Ольха, пан Лука Ельский.
— Hex жые Речь!
— За здоровье пани Марии!..
Поднимали кубки за папу Иннокентия X, за ясновельможного пана канцлера, за скорую и славную победу над Хмелем. Ступая на цыпочках, к гетману подошел адъютант.
— Срочная депеша, ваша мость.
Януш Радзивилл сморщился и повел седеющей бровью:
— Буду читать завтра…
От выпитой мальвазии у гетмана Радзивилла утром болела голова. Потирая тонкими пальцами виски, спросил у адъютанта:
— Откуда, говоришь, депеша?
— Из Полоцка.
— Что там?
— Капралу велено вам в руки, ваша мость.
В кабинете было душно, и Януш Радзивилл показал на окно. Адъютант распахнул створки. Гетман широко вдохнул утренний, еще колкий воздух. Он старался восстановить в памяти весь разговор с канцлером Ежи Осолинским. Канцлер, как и он, твердо убежден в том, что Русь не готова к войне с Речью Посполитой, но через год-два положение может измениться. И уже намеком: он, канцлер, будет не против, если Януш Радзивилл попытается вступить в тайный сговор с русским царем. Януш Радзивилл, словно прицеливаясь, прищурил глаз: о землях своих в Ливонии думает пан канцлер. Может быть, и решился на такой шаг гетман, если б знал, что государь московский согласится на тайный сговор. Нет, не согласится.
Недавно папский нунциуш Антоний Поссевин предлагал от имени папы объединение церквей с сохранением греческих обрядов, просил высылки из Москвы лютеранских пасторов и позволения прислать вместо них католических. Царь выставил для поцелуя руку. На том и кончился разговор…
Поджал губы Януш Радзивилл. Раздулись и побелели ноздри. Снова потер виски.
— Вечером чтоб капрал был здесь.
Когда день пошел на убыль, послали за гонцом-капралом. Польный гетман распечатал пакет, приставил к глазам окуляры. Прочитав, повернулся к гонцу лицом:
— Десять лет назад в Полоцке построили школу для науки детям христианским. Научили змеенышей! Нынче дети христианские бесчинствуют и попирают веру нашу!
Януш Радзивилл положил белые кулаки на колени, стрельнул злым глазом на капрала:
— Ну, говори!
В одно мгновение у капрала Жабицкого пересохло во рту.
— Бунтуют, ваша мость. Нападают на государственных мужей, убивают и укрываются в окольных селах. А холопы не только не выдают бунтарей, а вместе с ними в леса уходят.
— Яблоко от яблони недалеко падает, — заметил сидевший в сторонке пастор.
Капрал Жабицкий осторожно покосился. В углу, в голубом кожаном кресле, увидал тучного, сутулого человека в глубоком бархатном плаще с оранжевым крестом на груди. Пастор сложил ладони, и губы его беззвучно зашевелились в молитве.
Да, напрасно думал его величество король Сигизмунд III, что сделает Полоцк опорным пунктом католической веры на восточных границах. Униаты возвели костелы, построили коллегиум. Но Полоцк стал не опорным пунктом, а пороховой бочкой. Пастор Ольха помнит тот день, когда чернь подняла руку на униатского архиепископа Иосафата Кунцевича. Тогда папа Урбан писал королю: «Да будет проклят тот, кто удержит меч свой от крови. Итак, державный король, ты не должен удержаться от огня и меча». Пастор Ольха машинально повторил вслух:
