Валентин Костылев - Минин и Пожарский
неведомыми путями прознали о замыслах Гонсевского и не
пошли на площадь.
Но во вторник 19 марта случилось большое
кровопролитие, Поляки начали всячески вызывать
москвичей на ссору. На базарах произошло несколько
столкновений польских шляхтичей и солдат с
москвичами.
Терпению народа пришел конец.
Пустынные с утра 19 марта улицы Москвы в
полдень наполнились толпами вооружившихся чем
попало жителей.
Узнав о том, что по Рязанской дороге
приближается передовой отряд ляпуновского ополчения,
они решили в случае новых нападений со стороны
поляков дать им отпор.
Польская шляхта, действительно, набросилась на
возбужденные толпы народа с оружием в руках.
Москвичи начали загромождать улицы бревнами,
столбами, скамьями, мешая польской коннице
преследовать отступавших жителей. Польские гусары
врезались в толпы народа, рубили направо и налево,
кололи копьями. В поляков с крыш и из окон летели
пули, камни, балки...
Не справившись с разъяренными массами, паны
вспомнили советы бояр и в страхе закричали:
— Огня! Жги дома! Жги!
День был страшный, кровавый. Поднялся ветер.
Огонь охватил почти всю столицу.
К Москве подошел первый отряд ляпуновского
ополчения. Его привел молодой воевода, князь
Дмитрий Михайлович Пожарский.
Не теряя ни минуты, Пожарский раскинул
лагерь у Сретенских ворот Белого города. С большой
отвагой ополченцы бросились защищать от поджогов
не охваченную еще огнем часть Москвы.
К Пожарскому стали присоединяться москвичи.
Тут же оказались нижегородские гонцы Мосеев и
Пахомов со своим знакомцем Гаврилкой.
Им выдали самопалы, и они вместе с ополченцами
начали сражаться с поляками.
Пожарский верхом на вороном коне то и дело
выезжал впереди ополченцев навстречу польской
коннице. Отогнав врага, он возвращался снова в
укрепление, делая разные распоряжения своим
сотникам.
Гаврилка совсем близко увидел около себя
Пожарского. Голубой шелковый плащ покрывал латы
воеводы. У Пожарского были темно-синие глаза,
черные кудри, выбивавшиеся из-под шлема, небольшая
черная бородка. Ему было тридцать два года.
В правой руке Пожарского сверкала сабля.
Он ласково улыбнулся Гаврилке:
— Зелье берегите!.. Пригодится!
Родион и Роман с завистью следили за Гаврил-
кой. Им тоже хотелось поближе видеть воеводу.
Отброшенные от Сретенских ворот, поляки снова
пошли на штурм ополченского укрепления. Польская
конница и жолнёры всей массой смело двинулись на
ополченский отряд, охранявший ворота.
Пожарский опять поскакал впереди своих воинов
навстречу полякам.
Столкнулись. Сошлись вплотную. Звенели мечи,
сабли, ревели боевые трубы; все заглушалось
стрельбой самопалов, криками людей.
Через ограду ополченского укрепления полетели
зажигательные приборы — пропитанные особым
составом факелы. Поляки решили во что бы то ни стало
уничтожить головной отряд ляпуновского войска, но
под сильным натиском ополченцев опять вынуждены
были податься назад.
Пожарский, кликнув самых отчаянных своих
сотников, под звуки труб и колокольный набат быстро
собрал и снова новел свое ополченское войско на
врага.
Мощная фигура воеводы с поднятой саблей,
стремительно мчавшегося по следам гусар, ободряла
всех. Всадники врезались в самую глубь гусарского
эскадрона, разя врагов. Поляки защищались
отчаянно, с великим упорством отстаивая каждый шаг.
Пожарский укрепился еще ближе к
Китай-городу — на Лубянке. Быстро соорудил здесь острожек
(усиление), продолжая наступать на поляков.
Бой не утихал.
Гаврилка похолодел от страха, увидя, как
мелькают сабли вокруг Пожарского. Он готов был
броситься вперед ,на выручку воеводе. Но как? Разве
проберешься к нему в этой сече?
И вот вдруг... не стало видно голубого плаща.
— Родион! Где князь?!—завопил Гаврилка.
— Не вижу! Не упал ли?! Ой, беда нам! —
крикнул в ответ Родион, влезая на частокол укрепления.
Скоро снова раздался его голос, полный отчаяния
и страха:
— Гляди!.. Несут!.. Он, он! Как есть, его!
Несколько ополченцев несли на руках бледного,
окровавленного Пожарского.
Сквозь стоны раненый воскликнул:
— О, лучше бы мне умереть, только бы не
видеть того, что довелось мне увидеть!..
Воины бережно уложили раненого в сани и
повезли в Троице-Сергиевскую лавру.
На другой день лубянский острожек пал.
Ополченцы врассыпную отошли за пределы Москвы.
8. Развал в рязанском ополчении
После всех этих происшествий на месте
Земляного и Белого городов осталось черное дымящееся
пепелище.
Пришедший со своим ополчением рязанский
воевода Прокопий Ляпунов осадил Китай-город и
Кремль. Там заперлись поляки в надежде на помощь
от короля из-под Смоленска.
Рязанское ополчение было многолюдно и хорошо
вооружено, но не было в нем согласия. В состав
ополчения входила земщина (служилые дворяне,
посадские люди, холопы) и казаки. Земщину возглавлял
Прокопий Ляпунов, а казаков — Иван Заруцкий. Был
еще и третий вождь в этом ополчении — князь
Дмитрий Трубецкой, но он особого влияния не имен
ни у земщины, ни у казаков.
Заруцкий был человеком тщеславным и шатким.
В ополчении он стремился главенствовать. Не
столько думал он о спасении государства, сколько о своем
первенстве в государстве.
Ляпунов имел твердый, решительный характер*
Он любил родину и дорожил своей властью ради
достижения главной цели — освобождения Москвы от
поляков.
Между Ляпуновым и Заруцким шла борьба; это
не могло не отражаться на военных делах
ополчения.
Поляки воспользовались враждой двух
главных вождей и через подосланных своих людей
стали натравливать казаков на земских ратников. Паны
составили подложное воззвание, якобы исходившее
от Ляпунова. Воззвание это подбивало земских людей
выступить против казаков, предписывало им
нападать на казаков и убивать их. Под воззванием была
поддельная подпись Ляпунова.
Казаки, поощряемые Заруцким, убили Ляпунова
и бросили его тело на растерзание собакам.
Так польские паны использовали вражду
ополченских вождей.
Все это ослабило силу подмосковного войска,
которое постепенно приходило в полный упадок.
В это же самое время Московское государство
постигло новое несчастье: геройски оборонявшийся
почти, два года Смоленск пал. Шведы взяли Новгород
Великий — главный оплот северных земель — и
грозили вторгнуться внутрь страны.
Казалось, наступила окончательная гибель
Московскому государству: ни власти, ни войска, ни
казны,..
9. Воззвание Минина
В сентябре в Нижний Новгород вернулись Роман
Пахомов и Родион Мосеев, а с ними пришел и
Гаврилка Ортемьев.
Целые сутки рассказывали гонцы Минину о
московских делах. В это время Минин уже был выбран
на общем сходе нижегородским старостой и судьей.
Велико было доверие к нему со стороны его
сограждан.
Вскоре Козьма Захарович созвал на прибрежной
площади у Ивановской башни кремля общий земский
сход. Он решил создать новое ополчение, не
похожее на ляпуновское, составить его, главным образом,
из бедных безземельных дворян, из мелких
городских людей, из крестьян, из братских народов:
татар, чувашей, марийцев, мордвы, украинцев,
которые тоже очень страдали от поляков и от общей
разрухи в стране.
В день схода на площади собралось народа
видимо-невидимо; всем хотелось услышать вести о
судьбе столицы.
Гонцы рассказывали о том, что они видели и
слышали.
— Горе тому, кто дерзает противиться панам! -
говорил Пахомов. — Смерть в ужаснейших пытках
ждет его. Твердых, не желающих им подчиниться
они бросали с крутых берегов в глубины рек. Иных
прокалывали копьями. На глазах родителей жгли
детей, носили их головы на саблях и копьях.
Грудных младенцев вырывали из рук матерей и
разбивали о камни. Все это мы видели. Земля наша стала
пустыней. Никогда так плохо не было у нас.
Жители городов и сел укрываются в дремучих лесах,
оставляя дома свои. Поляки со стаями собак
охотятся за ними, как за зверями. Всякие работы
