Владимир Потапов - Пылающие алтари
Эллинским женщинам нравится, когда избранники сердца осыпают их драгоценностями. Они вешают дорогие блестящие безделушки на одежду, руки, шею, вплетают в волосы, накрашивают лица разными снадобьями и притираниями. Эвтерпа была не такой. Узорчатые покрывала из виссона не прельщали ее. Тех, кто любит богатые украшения, благородная жена стратега относила к продажным, рабским натурам. Скромность лучше смарагдов украшала солнцеликую Эвтерпу. Однажды Дион передал ей с гонцом золотую скифскую диадему, усыпанную драгоценными камнями. Эвтерпа отказалась надеть этот великолепный воинский трофей, подарила его матери Диона. Обрадованная таким вниманием Мехрийя поднесла ей в ответ другие, не менее ценные подарки. Но Эвтерпа отослала дары свекрови мужу вместе с коротким посланием:
«Тебе это золото нужнее, ты должен беспокоиться о благополучии воинов, чтобы они были одеты и накормлены, прекрасно вооружены. Мне же достаточно одного тебя».
Пока Дион где-то в чужой стороне защищал интересы чужого царя, Эвтерпа часто одна уходила далеко за город, надеясь увидеть возвращающееся войско. Она рисковала быть захваченной кочевниками или растерзанной дикими зверями, водившимися в прибрежных зарослях Танаиса. Аполлоний умолял мать поберечь себя или хотя бы брать с собой вооруженных рабов. Эвтерпа только смеялась в ответ.
Но не эти беды подстерегли Эвтерпу. Однажды вдали от города застиг ее страшный ливень. И нигде в степи не могла она найти укрытия. Домой Эвтерпа пришла мокрая, озябшая, а к вечеру почувствовала сильный жар.
Вернувшийся через несколько дней Дион застал жену в предсмертном бреду. У служителей Асклепия бессильно опускались руки.
— О месть богов! За что ты настигла меня? — в отчаянии воздевал руки к небу Дион.
На другой день утром Эвтерпа пришла в себя. Она попросила вынести ее во дворик. Когда лучи солнца согрели больную, скорбная улыбка осветила бледное лицо. Воспрянувшему духом Диону показалось, что смерть отступила. Он хотел уже принести богам достойные их милости жертвы, но Эвтерпа остановила его:
— Не торопись, любимый. Побудь со мной последние минуты, пока Харон причалит к берегу свою утлую лодку. Я уже слышу, как он зовет меня. Вели найти Аполлония.
Дион крикнул рабам, чтобы привели сына. Глотая слезы, Аполлоний встал у изголовья матери.
— Нет, не сюда, — слабо шевельнула рукой Эвтерпа. — Я должна видеть тебя. Вот так… Прощай, мой мальчик. Пусть долго-долго светит тебе солнце… А теперь иди…
Рабы увели рыдающего Аполлония.
— Прости меня, Дион, что одного тебя оставляю. Моя жизнь и любовь моя в тебе. Выполни мою последнюю волю. Люби Аполлония, и мачеху сироте не приводи. Пусть сын в тебе одном найдет и ласку и защиту. Другая женщина не убережет его чистым…
Скорбно внимал Дион словам умирающей. И не было у него сил ни закричать, ни пасть к ее ложу. Лишь когда смерть затуманила светлые глаза Эвтерпы облаком вечной ночи, он воскликнул:
— О, если бы я мог проникнуть в Аид! Я умолил бы Персефону вернуть тебя, Эвия!
Дион похоронил Эвтерпу за городом, у реки, под одинокой ивой. Никлые ветви ее скрыли от посторонних взоров могилу. Он заказал небольшой мраморный бюст жены, поставил на могильном холмике и ежегодно приносил возле него жертвы богам.
Фиас Бога Внемлющего
Двести сорок четыре года назад боспорский царь Полемон привел под стены Танаиса греческие отряды, вооруженные баллистами. Город оказал ему неповиновение, поддержав в междоусобной борьбе внучку Великого Митридата царицу Динамию. Штурмом овладев крепостью, разгневанный Полемон велел срыть городские стены и оставил в Танаисе свой гарнизон. Последующие цари Боспора не спешили отменять повеление Полемона. Почти сто лет город был лишен возможности сопротивляться. И только Савромат Первый, когда Танаису стали открыто угрожать кочевые племена, разрешил возводить оборонительные сооружения.
Танаиты немедленно взялись укреплять город. Многие жертвовали собственными домами, отдавая камень на строительство крепости. Они не только восстановили разрушенные Полемоном стены, но и укрепили их дополнительными каменными панцирями, углубили ров, выстроили новые башни.
День отмены Полемонова запрета стал общим праздником танаитов, и вот уже второе столетие ежегодно празднуется «День Танаиса» с обильными жертвами речному божеству — покровителю города, чье имя он носит. Покровителем Танаиса был всадник в плаще, с длинными волосами и бородой, символизирующими текущую воду, — таким его высекали на каменных плитах алтарей. Имя бога не произносили вслух, чтобы не выдать злым духам, а называли просто Богом Внемлющим.
Оборонительные укрепления Танаиса стали заботой жителей всего города: каждый год они выбирали девять эпимелетов — почетных попечителей градостроительных дел, а некоторые богатые граждане возводили на свои средства даже целые башни и оставляли на них памятные надписи в назидание потомкам.
Едва город обрел возможность защищаться, в нем вновь оживились торговля и ремесла. У пристани появились торговые корабли из Пантикапея, Херсонеса, Синопы. Купцы-перекупщики из Танаиса повезли товары вверх по Танаису и в Великую степь. Приток богатств усилил никогда не угасавшее стремление танаитов к самостоятельности в торговле. Они уже не хотели быть посредниками между пантикапейцами, херсонеситами, синопцами и степными народами. Они мечтали собственными кораблями бороздить Понт. Не случайно в Танаисе увеличилось число поклонников Афродиты Апатуры, покровительницы мореплавания. А в праздники Артемиды Таврополы — артемисии — многие мужчины возродили древний обычай надрезать кожу на горле в честь неприступной девственницы, владычицы доков.
Но робкие попытки купцов, посылавших свои делегации к боспорскому царю выпрашивать мелкие подачки, смешили Диона. Он помышлял о большем, неизмеримо большем — о полной независимости от Пантикапея, о слиянии разноплеменных варваров и эллинов в одно мощное государство.
Мечта стать вторым Прометеем, который принесет варварам огонь эллинской цивилизации, владела честолюбивым Дионом давно. И он упорно, годами, ждал удобного случая. Не только ждал, но и готовился. Когда танаиты, после смерти эллинарха Психариона, сына Фидана, избрали на эту должность своего любимого стратега, он постарался на следующих выборах провести диадохом[11] и архонтами нужных ему людей. Он создал даже собственный фиас[12], куда входили его соратники — участники боевых походов, юноши из лучших семей, готовые за свободу отдать жизнь, и даже рабы из пленных сарматов, предпочитающие бунт жалкому существованию в рабстве.
Фиас Диона не был единственным в Танаисе. Существовали фиасы купцов, судовладельцев, конных воинов, жителей прибрежной части города и другие. Избрав себе в покровители какое-либо божество, фиасоты зашифровывали его имя псевдонимом вроде Бога Высочайшего или Бога Бдящего и высекали на камне его атрибуты вместе с посвятительной надписью своего союза боспорскому царю. А поскольку богов было много, а царь в Боспоре один, то он по сути дела являлся хозяином всех фиасов. Организаторы фиаса просили тайное свое божество усыновить их и потому получали звание усыновленных Богом, а друг друга называли братьями. Новые члены, вступающие в фиас, некоторое время проходили курс кандидатов и назывались братьями-приемышами.
На звание созданного Дионом фиаса было обычным — «Фиас Бога Внемлющего». Но посвятив его речному богу Танаису, Дион опустил из надписи имя царя. И собравшиеся в подземном святилище Диона «усыновленные Богом братья» горячо поклялись держать в глубокой тайне все дела своего союза. Эллинарх Дион был избран жрецом фиаса и старейшиной «усыновленных». Воспитание же молодых фиасотов — «братьев-приемышей» — поручили диадоху Агесилаю, отдав ему почетную, должность гимнасиарха[13] и возложив на него ответственность за их военную подготовку. Фиасу могли потребоваться руки, умеющие держать меч.
Дион забрал Аполлония из храмовой школы и не стал нанимать для него специальных учителей, боясь испортить то хорошее, что успела привить сыну Эвтерпа. Он сам обучал его грамоте, праву, философии, закалял физически. Окрепнув, юноша научился владеть копьем, мечом, луком, освоил искусство кулачного боя, конной езды и мореплавания, на равных с рабами занимался ремеслами. А познания его в философии были столь обширны, что во всем Танаисе не находилось достойного ему противника.
Под силу была Аполлонию и пятидневка Афины — особый цикл военных упражнений, рассчитанный на предельную нагрузку воина в походе и в бою. Достаточно возмужавших юношей — эфебов — собирали в отдельную группу и периодически проводили с ними военные игры, посвященные величественной деве — богине Афине Палладе, — в городе у края Великой степи каждый должен быть воином. В первый день юноши пробегали в полном вооружении тридцать два с половиной стадия. На второй день чистили и точили оружие. На третий — бились на палках, словно на настоящих мечах, метали дротики, стреляли из лука. Четвертый день, отдыхая, слушали рассказы бывалых воинов, а на пятый — снова бегали в полном вооружении. Венок из амарантов — шуточная награда за выносливость — неизменно украшал голову Аполлония, сына Диона.
