Илья Гордон - ТРИ БРАТА
Присев к столу, Танхум глотал кусок за куском хлеб, с аппетитом наворачивал картошку.
Отец торопил сына, просил скорей сходить к коновалу и шепотом наказывал:
– Попроси его бегом бежать. Авось он спасет лошадь. Только смотри, нигде не задерживайся.
Поев, Танхум со всех ног помчался к Хайклу. Вернулся через полчаса запыхавшись и, еле переводя дыхание, сообщил:
– Нет его.
– А где его старуха?
– Никого нет.
– О господи, что ты со мной делаешь! – воскликнул Бер с отчаяньем. – Слушай, Танхум, – заговорил он умоляюще, – еще раз сбегай к коновалу, может, он уже дома. Приведи его.
Танхум снова побежал за Хайклом. На этот раз долго не возвращался. Бер ежеминутно выбегал на улицу, глядел, не идет ли сын, но как назло никого не было видно.
Наконец Танхум явился и, предупреждая нетерпеливый вопрос отца, выпалил:
– Сейчас придет.
– Что значит сейчас?
– Сказал, что скоро. А мне нужно уходить.
– Только ненадолго, – попросил отец.
Минут через пятнадцать пришел Хайкл и, неторопливо оглядевшись, спросил:
– Что случилось с вашей лошадью, реб Бер?
– Кто знает… Заболела, и все.
– Где лошадь?
– В хлеву. Идемте!
– Лучше выведите ее сюда, во двор, здесь светлее. А там и повернуться негде.
Бер вывел с трудом ступавшую кобылу. Поглядев на нее, Хайкл покачал головой, как бы желая выразить хозяину сочувствие, поджал губы, вздохнул и сказал!
– Попробуйте ее немного провести по двору.
Лошадь шла, еле переставляя ноги, качалась, спотыкалась. Увидев, что она вот-вот рухнет на землю, Хайкл поднял руку и крикнул:
– Хватит!
Он развязал засаленный мешочек с нехитрым лечебным инструментом, который носил всегда при себе, надел серый халат и не спеша начал осматривать лошадь. Задрав ей голову, заглянул в рот, посмотрел язык, затем приложил ухо к животу, прислушиваясь, как она дышит, поднял хвост, нагнувшись, пощупал ноги и спросил:
– Что она у вас ела, реб2 Бер? Не перекормили вы ее?
Давал все, что у меня было. Овсом и ячменем я ее не баловал.
Он ждал с нетерпением, что скажет коновал, а тот как назло тянул с ответом, вновь щупал живот и заглядывал под хвост.
Наконец он промолвил:
– Я думаю, что ваша лошадь… – Он сделал глубокомысленную паузу. – Я считаю, что это желудочное. Перекормил ты ее или перепоил.
– И больше ничего? – спросил с облегчением Бер. – Значит, ничего опасного?
– Прежде всего надо очистить желудок, – важно ответил Хайкл. Он вынул из мешочка жестяную коробку и попросил немного теплой воды и кусочек мыла.
Бер поспешил на кухню, поставил греть воду и начал искать мыло. Он не знал, где оно лежит, а будить жену, чтобы спросить, не решался. Он решил занять мыло у соседки, но тут Хайкл, продолжавший осматривать больную лошадь, спросил его:
– Вода нагрелась?
– Вода давно готова, а вот мыла не найду. Пойду попрошу у соседей.
– Давай воду, мыло у меня есть, – сказал коновал. Он начал крошить ножом мыло в коробку и прилаживать к ней резиновую кишку.
Когда Бер принес воды и налил в коробку, Хайкл приступил к своему делу. Кобыла начала вертеться, кишка выпала, и вода почти вся вылилась на землю.
– Бедняга настолько ослабела, что на ногах не держится, – сказал Бер упавшим голосом.
– Ничего, попробуем еще раз. Налей воды! – приказал Хайкл.
Не успели снова налить воды, как лошадь упала. Испуганный Бер глядел на коновала умоляющими глазами.
– Не надо ее мучить, – попросил он, – пусть очухается.
Хайкл не торопясь собрал свой инструмент в мешочек, подождал несколько минут, не подкинет ли ему хозяин что-нибудь за труды, но, увидев, что Бер в полном отчаянье и ему сейчас не до него, незаметно ушел.
Уже темнело. Плыли на юг розовые, озаренные закатом облака.
Бер вернулся в хату, встал у окошка лицом к заходящему солнцу и, не снимая картуза, начал усердно молиться. Он просил господа бога сжалиться над ним и отвести беды, так неожиданно свалившиеся на его голову.
Помолившись, он поцеловал молитвенник и положил на место. В дверях показался Танхум.
– Вот хорошо, что ты пришел, – сказал Бер. – Пойди нарви травы и постели в хлеву, надо завести кобылу на место.
– А что говорит коновал?
– Он сам не знает, что с ней, – вздохнул Бер. Вышли из хаты. Пока Танхум рвал под плетнем траву,Бер сделал попытку поднять лежавшую посреди двора кобылу.
– Вставай, Машутка, пойдем в хлев.
Лошадь, судорожно барахтаясь, попыталась было встать, но не смогла и вновь бессильно уронила голову на землю.
– Придется ее поднимать, – сказал Бер подходившему с охапкой сена Танхуму. – Застели помягче стойло и захвати веревку.
Пока Танхум возился в хлеву, пришли с работы Рахмиэл и Заве-Лейб. Увидев, что отец возится с лошадью, они в один голос спросили его:
– Что с ней?
– Разве не видите? Заболела, даже не подымается.
Вышел из хлева Танхум, держа в руках толстую веревку. С большим трудом вчетвером на веревке подняли кобылу и завели в хлев.
Немного отдышавшись, Бер позвал сыновей ужинать. Когда зашли в дом, отец поставил на стол миски с картофелем, простоквашей и нарезанным хлебом. Сыновья поели и стали готовиться к ночлегу.
– А помолиться забыли? – строго спросил отец. Парни наскоро пошептали что-то, улеглись и тут же уснули.
Бер подошел к Пелте. Убедившись, что она спит, дыханье ровное, он прочитал кришму3 и тоже улегся, но долго не мог заснуть.
На рассвете, как только пропели первые петухи, Бер быстро оделся и вышел во двор. Сердце его замирало, когда он открывал двери хлева. Нагнувшись и пощупав лежавшую на боку лошадь, он всплеснул руками и отчаянно крикнул:
– О боже! Что нам теперь делать?…
Как ни тормошил он кобылу за хвост, за гриву, она лежала неподвижно, не подавая признаков жизни, с оскаленными желтыми зубами, застывшая.
Собрав последние силы, еле волоча ноги, Бер вошел в хату и, дрожа от волнения, хриплым, сдавленным голосом сообщил проснувшимся сыновьям:
– Конец! Больше нет у нас Машутки… Теперь вы будете вечными рабами у своих хозяев. Вряд ли сумеем мы когда-нибудь снова стать на ноги.
Слезы текли по его осунувшемуся, почерневшему от горя лицу.,
2
Как ни тяжко было у Бера на душе, но, вспомнив, что завтра суббота, а на воскресенье дела откладывать нельзя, он решил сегодня же вытащить дохлую лошадь из хлева и хотя бы снять с нее шкуру. Но сделать это ему одному было не под силу. Старшие сыновья ушли на работу, а Танхум опять запропастился куда-то.
«Что же делать? Куда податься?» – думал Бер. И он отправился со двора в надежде найти кого-нибудь в помощь. По дороге Бер встретил Танхума.
– Куда ты провалился? – накинулся на него отец. – У нас такая беда, а ты разгуливаешь черт знает где, будто тебя это не касается.
– А я тебе нужен?
– Надо кобылу из хлева вытащить и шкуру снять, – спокойнее ответил Бер. – В канун субботы хозяева рано не отпустят Рахмиэла и Заве-Лейба, а ты же можешь помочь… Скорей пойдем домой.
– А разве вдвоем мы ее вытащим?
– Попробуем. С веревкой, может быть, и вытащим, – убеждал его отец.
– Ну, давай, – согласился Танхум.
Они вошли во двор, и Бер направился в хлев за веревкой, но, как ошпаренный, тут же вылетел оттуда. Он в недоумении развел руками и испуганно закричал:
– Где же лошадь? Куда она могла деваться? Уму непостижимо. А может, она не околела? – вдруг осенило его.
Танхум подскочил к отцу и встревожено спросил:
– Что? Что случилось?
– Посмотри… Нет кобылы.
– Как это нет?
Он просунул голову в хлев и, убедившись, что ее и в самом деле нет, спросил:
– А может, тебе показалось, что она околела?
– Как это показалось? – недоумевал Бер. – Я сам видел. Куда же она девалась?
И вдруг он, как ошалелый, помчался с криком:
– Сек! Сек! Сек!
Услышав крик, из соседних дворов выбежали люди.
– Что случилось, реб Бер? Что случилось? – останавливали они его.
– Лошадь моя исчезла! Не иначе как дьявол ее утащил!
– Как? Как это могло случиться? – спрашивали они его.
Ближайший сосед Бера Борух Зюзин, заслышав о невероятном происшествии, пошел в хлев, чтобы воочию убедиться, так ли это. Вернувшись, он крикнул:
– Подумать только, лошади и в самом деле нет. Куда же она девалась?
Вдруг кто-то крикнул:
– Да вот же она!… Вот…
– Где?… Где?… – с любопытством вопрошали сбежавшиеся люди.
– Вон там… в лощинке…
– В какой лощинке?
– На огороде.
– На каком огороде?
– На картофельном.
Все повалили туда. Там, нагнувшись, стоял коновал и снимал шкуру с околевшей лошади. Он настолько был увлечен своим делом, что даже не заметил ни окруживших его людей, ни своры собак, с нетерпением ожидавших, когда наконец можно будет наброситься на конское мясо. Услышав шум, Хайкл, не выпуская ножа из рук, удивленно посмотрел на людей и спросил:
