Юрий Торубаров - Иван Калита
Поднялся ветер. Он сдувал с ветвей снег. А наползшие свинцовые тучи стали обильно посыпать землю снегом. Снег шёл сутки, прежде чем тучи покинули это место. Когда на следующий день солнце озарило землю, то место, где лежал Андрей, превратилось в еле видимый бугорок.
ГЛАВА 2
Московский князь Иван Данилович сидел в одрине за большим дубовым столом. Хотя на дворе стояла весенняя пора, но погода была не по времени. Промозглость лезла в каждую щель, принося холод и сырость. А князь любил тепло и одет был соответственно: на ногах — катанки с короткими голенищами, порты из верблюжьей шерсти — подарок знакомого купца; на плечах — потёртое корзно; на лобастой голове, прикрывая густые вьющиеся волосы, колпак. Он сидел спиной к очагу, в котором потрескивала поленница дров, играя пляшущим пламенем. Она отдавала живительное тепло, прогревая побаливавшую поясницу князя.
Он был не один. Сбоку примостился его сочтат. Ибо казначеем был сам князь. Сочтат был худенький, средних лет мужичонка, в кафтане, из-под которого выглядывала не первой свежести рубаха. У него большие, навыкате, глаза. Такие ничего не упустят. Впалые щёки резко обостряли скулы. Поражал его нос: большой, с горбинкой, отчего тень на стене от его головы чем-то напоминала орлиную, придавая фигуре хищное выражение.
Но вот его прозвище — Миняй — никак не шло к его виду. Прозвал его так сам князь. Это прозвище так присохло к нему, что все забыли его истинное имя. А заработал он его тем, что был ловким менялой, мог облапошить любого. Говорят, он сумел на спор так обвести одного смерда, что тот обменял своего рабочего коня на его полудохлую слепую корову. К тому же был хитёр и дюже сообразителен по денежным делам. Знал грамоту. Не было среди купцов человека, который бы не хотел переманить его к себе. Но побаивались боярина Кочеву, у которого тот нёс службу.
Кто-то из купцов очень нахвалил Миняя Ивану Даниловичу. Князю такой человек потребовался в связи с тем, что ему удалось добиться у хана Узбека права на сбор дани для Орды. Однажды в разговоре с боярином князь спросил о нём. Голова боярина работала хорошо. Он сразу понял, почему князь о нём спросил, и не стал ничего скрывать. Прошёл небольшой срок после этого разговора, и князь попросил прислать его, чтобы помочь разобраться кое в каких делах. Тот сразу показал свои знания и ум, чем очень понравился князю. Но, чтобы допустить его к своим денежным делам, он решил его проверить. Ему подбрасывалась деньга. То он находил золотой в своём кармане, то, идя по проходу, видел блестящую монету на полу. Другой бы положил себе в карман и поминай, как звали. Мало ли пройдёт здесь народу! А Миняй нет принесёт её и отдаст князю. Наконец Иван Данилович решил привлечь его к своей главной работе.
И вот однажды Миняй был приглашён в княжескую одрину. Он увидел князя за столом, на котором лежала куча денег. Глаза у Миняя заблестели. Князь понял помощника и пояснил:
— Не мои, ханские.
— Дань? — уточнил тот.
Князь кивнул. Миняй сощурил глазища и проговорил, поглядывая на холщовые мешочки, куда надо было раскладывать деньгу:
— Сюда класть?
Князь опять кивнул. Миняй присел и начал отсчёт. Дойдя до двухсот, князь, внимательно следивший за счётом, положил руку на его пальцы. Тот понял, что этот мешочек заполнен. Миняй посмотрел на Ивана Даниловича и спросил:
— Князь, это первая дань, которую ты повезёшь в Орду?
— Да. А что?
— Предлагаю бросить по одной лишней монетке.
Князь мгновенно уловил его мысль.
— Недаром о тебе говорят, что ты ловкач!
С той поры так и делали. В Орде клюнули на эту миняевскую хитрость. Хан расценил её как сильное желание московского князя быть верным сборщиком его дани. А если хан думает так, кто мог думать в Орде по-другому?
Вот и сегодня Миняй выполнял свою обычную работу. Опять перед ним огромная куча монет давно знакомые холщовые мешочки. На прежнем месте и связка ключей от тайника, где князь хранил своё богатство. Ключи князь никому никогда не отдавал. Двери хранилища открывал только сам. Даже если бы был сильно хворым.
— Ну, начинай! — произнёс в какой раз князь, перекрестясь, и посмотрел на Миняя.
— Ага, — ответил тот, подвигая свой ослон ближе к столу.
Он отгрёб монеты и, взяв мешочек, стал кидать по одной. Дойдя до двухсот взял ещё одну монету и по привычке посмотрел на князя. Князь, как обычно, кивнул. Когда Миняй протянул руку за очередным мешочком, князь произнёс:
— Подожди!
Тот отдёрнул руку и вопросительно посмотрел на князя.
Иван Данилович усталым движением потёр глаза, потом повернулся к Миняю.
— Повременим, — сказал он и добавил: — просвети лучше, о чём народ говорит.
Его пристальный взгляд заставил Миняя вздрогнуть. Уж не один год он рядом с князем, но никак не мог привыкнуть к его взгляду: недоверчивому, сверлящему, так и лезущему в душу. Он поёжился и покосился на князя.
— Да... обо всём.
Князь взгляда не отвёл. Миняй ещё сильнее сжался и сказал:
— Говаривают, младшенький Стародубцев чуть не пожог своих братьев.
Князь покачал головой.
— И этому молокососу власть нужна, — грубо произнёс он и отвёл наконец взгляд от помощника и посмотрел в окно. Там кружила стая ворон, что-то высматривая в холодном свинцовом небе. — Никак падаль выглядели, — произнёс он, чем сильно удивил Миняя, который ждал от него вопроса.
Миняй посмотрел в окно и, увидев ворон, догадался, чем в это мгновение были заняты мысли князя.
— Все жрать хотят — произнёс Миняй.
Князь посмотрел на него. Уголки губ его задрожали. Но он сдержал улыбку.
— Ты сказал, что сын Стародубцева хотел убить своих братьев? — несколько суровым тоном спросил князь.
— Пожечь, — поправил тот.
— От кого слышал?
— Да сам Васька Стародубцев сидит у тя в сенцах. Всё и расскажет.
— Зови.
Митяй мотнул головой князю и шустро выскользнул за дверь.
Иван Данилович хорошо знал старшего Стародубцева — Фёдора — и его сестру Варвару. Они были рослыми, могучими людьми. И у князя как-то ненароком мелькнула мысль: «Надоже, такой крепкий дубок, а слёг...»
В это время скрипнула дверь, и на пороге показался младший брат Фёдора — Василий Стародубцев. Князь метнул на него взгляд. Ему показалось, что тот выглядел как-то растерянно, замялся на месте. Василий был среднего роста, кряжистый, густая тёмно-русая борода начала седеть. Маленькие свинячьи глазки со складками на веках выдавали его хитрый, скрытный характер.
— Иди сюды, князь, — грубовато промолвил Иван Данилович и указал перстом на кресло.
Василий, подойдя, поклонился ему и сел.
— Сказывай, что случилось, — глухо произнёс Иван Данилович.
— Да что. Братец-то мой сильно занемог и уехал с супругой к игуменье Евлампиевне. Ну а младший-то его сыночек как головой рехнулся. Хоромы-то и поджёг. Митька-то спасся, а Иван... Иван сгорел.
Иван Данилович заходил по горнице.
— Так... Поймать его надоть. Судить буду. Если всё так... — он в упор посмотрел на Василия.
Глазки того забегали.
— Гм, — усмехнулся Данилыч, — что, не споймал?
— Не споймал, — тяжело вздохнул Василий.
— Споймаем, — Иван Данилович остановился, — таких в живых не оставляют.
Отпуская Василия, Данилыч сказал:
— Скажи Миняю пусть заходит.
Когда тот вошёл, князь приказал:
— Складывай деньгу в сумы. Полежу на место.
Князь помог ему управиться, и они пошли в сенцы. Загремели ключи: то князь открывал невидаль для московитов — железную дверь.
— Свечу возьми, — приказал он.
И Миняю, оставив сумы, пришлось бежать назад.
Князь спускался по крутым ступеням со свечой в руке. Поставив свечу на выступ, открыл дверь. За ней была другая дверь, и тоже железная. Князь сам взял сумы и занёс в схрон.
— Ну, я побёг, — сказал Миняй, когда князь стал закрывать за собой дверь.
В схрон, где Иван Данилович хранил сокровища, он никого не пускал. Даже таких приближённых бояр, как Кочева и Миная. Не дай бог, кто словом обмолвится: язык-то длинен, выпьют лишку, захотят похвастаться. А уши у баскака большие. Услышит ненароком — беды не оберёшься.
Войдя в схрон, он поставил свечу на край стола и строгим хозяйским оком пробежался по своему богатству. И не сдержал улыбки. Усмехнувшись, произнёс, вероятно, представив себе, что рядом кто-то находится: «Нет, добрый человек, не ради корысти по крохам сбираю я это добро! Оно предназначено не для того, чтобы им кичиться, а для того, чтобы с его помощью сбросить опостылевшее татарское иго». Он вздохнул. Огонёк в свечи заколебался. Тень на стене задвигалась. Ему в голову почему-то пришла мысль: «Не дай бог войну!» Взгляд князя опять пробежал по мешкам с деньгами, драгоценностями в ларцах. «Сколько всего этого уплывёт! Да какие у нас войны — соседские. Подрываем только свои силы!» — с горечью подумал он.
