Мария Воронова - Сестра милосердия
Константин Георгиевич ничем не показывал своей сердечной боли, но Элеонора понимала, как он страдает, и от всей души сочувствовала ему.
В то время она сама полюбила и знала, как это тяжело и больно…
Она вдохнула воздух, в котором аромат молодой листвы уверенно пробивался сквозь тяжелый городской запах. Так не хотелось идти домой, там она окажется совсем одна среди четырех стен, а вечные склоки соседей по коммуналке за дверью только подчеркивают одиночество. Когда она поступила в госпиталь, ей дали крохотную комнатку в квартире, населенной разным сбродом. Она ничего не рассказывала про себя соседям, но те сразу определили, что она «из бывших», и не упускали случая ей мелко напакостить или просто напомнить, что время ее прошло. Что, впрочем, не мешало им обращаться к Элеоноре за медицинской помощью.
Она вышла на набережную Фонтанки и остановилась возле чугунной решетки. Черная маслянистая вода медленно текла, отбрасывая на гранитные плиты солнечную тень своих волн… Чуть подальше росла старая ива; перекинув через ограду свой узловатый ствол, она тянула к воде ветви в молодых, но уже седых листьях…
Теперь, когда мир рухнул, когда ветер войн и революций разметал людей по свету и когда остались только воспоминания, она почему-то все время думает о Константине Георгиевиче, а мыслей о своей любви избегает. Почему?
Может быть, потому, что эта любовь оказалась совсем не такой, как ей мечталось в Смольном? Потому, что ради этой любви она сделала то, чего совсем не хотела делать, то, что было противно ее натуре?
Элеонора полюбила поручика Алексея Ланского с первого взгляда, как только увидела. Был такой же весенний день, такая же солнечная погода, воздух полнился любовью и надеждой… И она была такая же светлая и радостная, как весенний денек, и смело отдала свое сердце этому красивому молодому человеку.
Алексей ответил ей взаимностью, но предложение делать не спешил. Элеонора, в мечтах уже нарисовавшая себе и скромную церемонию венчания, и семейную жизнь, и материнство, изводилась, мучилась и ничего не понимала. Наконец, они объяснились, Алексей признался, что так же беден, как и она, и просто не имеет права жениться, особенно теперь, когда идет война и он может быть убит. Оставить Элеонору молодой вдовой с младенцем и без ясных перспектив было бы слишком безответственно с его стороны. Надо подождать, сказал Алексей.
Это объяснение совершенно уничтожило Элеонору. Неужели он не видит, как она его любит? Неужели не чувствует в ней сил вынести любые испытания ради него? Главное — быть вместе перед Богом и людьми, тогда все под силу. Не страшны ни бедность, ни лишения. А если, не дай бог, Алексей погибнет, она достойно воспитает его сына, он во всем может на нее положиться.
Неужели он считает, будто она такая же легкомысленная, как Лиза, и деньги имеют для нее хоть малейшее значение?
Со стороны решение Алексея выглядело благородным и самоотверженным, она пыталась себя убедить, что так оно и есть, но против своей воли чувствовала привкус предательства…
Ей было очень тяжко, и, окончив курсы Красного Креста, Элеонора поступила в подвижной фронтовой госпиталь, начальником которого был Константин Георгиевич. Он долго сопротивлялся, не хотел ее брать, но Элеонора сказала, что все равно уедет, не с ним, так с кем-нибудь другим, и Воинов покорился.
Они служили плечом к плечу, переживали вместе все тяготы фронтовой жизни. Воинов спасал самых безнадежных раненых, и Элеонора ему помогала, как могла.
Он работал как проклятый, иногда не спал трое суток подряд, но всегда находил для нее слово одобрения. Как ей теперь было стыдно за свои мысли о том, что он «не ровня»!
Элеонора восхищалась им, его ежедневным подвигом, тихим героизмом, когда он совершал почти невозможные вещи для спасения солдат и в то же время вел себя так, будто не делает ничего особенного.
Может быть, если бы она раньше поняла величие этой натуры… Но когда в редкие свободные минуты Константин Георгиевич садился возле печки и, держа в ладонях кружку с очень крепким чаем, смотрел на тлеющие угли, Элеонора понимала, что он думает о Лизе и тоскует по ней. Как знать, может быть, надеется на встречу… В такие моменты приходилось напоминать себе о том, что она любит Алексея Ланского и обещала хранить ему верность.
В мерцающем свете керосиновой лампы тени на стенах палатки казались огромными и пугающими, и так уютно было думать, что за брезентом — темнота и звездное небо…
Элеонора беззвучно молилась, чтобы Господь хранил Алексея, чтобы они соединились, когда кончится эта война.
Очнувшись от молитв и мечтаний, она ловила на себе взгляд Константина Георгиевича, спокойный и добрый, и верила, что все сбудется и они будут очень счастливы. Ей рисовались замечательные картины будущего, прекрасное лето, сирень и кружевные зонтики, жизнь на дачах в соседних домиках, Воиновы и Ланские… Вот они с Алексеем сидят на веранде, у нее на руках малютка, и тут возле калитки появляются Константин Георгиевич с Лизой, машут им, приглашая на прогулку.
А между тем в мире происходили перемены такие страшные, что Элеоноре было трудно в них поверить. Может быть, в Петрограде жизнь менялась более явственно, а у них были все те же заботы, все те же раненые. В войсках падала дисциплина, образцовые солдаты вдруг начинали вести себя совершенно недопустимо, и Воинов запретил Элеоноре отлучаться из госпиталя без сопровождения.
Потом она заболела тифом, и Константин Георгиевич, не слушая возражений, отправил ее домой, под крылышко Ксении Михайловны. Если бы он только знал, что дома давно уж нет, гнездо разорено, и Архангельские живут у Александры Ивановны…
Элеоноре просто фантастически повезло получить место старшей операционной сестры в госпитале. Теперь ее вряд ли приняли бы на такое хорошее место, с ее-то происхождением!
И Ланской… Элеонора вздохнула. Когда она вернулась из госпиталя и обнаружила, что в доме тетушки живут совершенно чужие люди, которые то ли не знают, то ли не хотят говорить, где можно найти Архангельских, девушка совершенно растерялась.
И, ни на что не надеясь, она отправилась на Васильевский остров, где жил Ланской. Казалось, ей станет легче, если она просто постоит рядом с его домом. Но в его окнах горел свет, и Элеонора с замирающим сердцем поднялась к нему, готовая снова увидеть чужие равнодушные лица.
Но случилось чудо, и ей открыл Алексей! «Какое удивительное везение, что ты меня застала, — сказал он, целуя ее, — послезавтра я должен ехать к себе в часть. Проходи скорее!»
Она была так счастлива, что Алексей здесь, жив и по-прежнему ее любит! Все остальное не имело никакого значения, они уцелели в этой страшной войне, чтобы быть вместе. Господь соединил их, иначе как объяснить, что они встретились?
Она совсем не хотела того, что произошло потом, и теперь вспоминала свое падение со жгучим чувством стыда. Может быть, лучше бы не было этой последней встречи? Они любили друг друга, Алексей уходил, может быть, на верную смерть, и она должна была соединиться с ним не только душой, но и телом. В тот момент ей казалось правильным, что она отдает то, что берегла для него, и ничего не требует взамен.
Но это сделало ее любовь тягостной, какой-то нечистой. Она все так же молилась за Алексея, так же ждала от него известий, но появилась в душе какая-то червоточинка, чувство презрения к себе.
Ради любви ей пришлось переступить через себя, сделать то, что она ни при каких обстоятельствах не хотела делать, то, чему противилось все ее существо. Если бы Господь благословил нас, он послал бы мне дитя, думала она, малютка стал бы мне утешением, памятью о любимом. Но нет, грех совершен напрасно.
С реки вдруг подул холодный ветер, Элеонора заметила, что небо тускнеет, а вода стала совсем черная и матовая, как бархат. Поздно, пора домой, к своему одиночеству. От Алексея давным-давно нет вестей, наверное, уже и не будет. Может быть, удалось бежать из страны? Дай бог, если так! Дай бог…
Больших операций сегодня не предвиделось, но Знаменского попросили сделать дренирование у больного гнойным плевритом. Раскладывая необходимые инструменты, Элеонора улыбалась под маской. Дренирование было первой операцией, на которой ей доверили подавать самостоятельно. Как она боялась, пока в операционную не зашел Константин Георгиевич с таким убедительным видом, что страх тут же исчез. Как все же ей необыкновенно повезло с наставниками! Александра Ивановна Титова, после рафинированной атмосферы Смольного показавшаяся Элеоноре простой и распущенной женщиной, со временем стала почти родным человеком, научила ее всему, что знала сама, и мягко оберегала от ошибок и ударов. А Воинов… как знать, если бы он тогда не ободрил ее, не дал понять, что она обязательно справится, достигла бы она таких успехов? Смогла бы поверить в свои силы? Ведь можно получить прекрасную подготовку, но в ней не будет ровно никакого толку, если ты не веришь в себя!
