Михаил Голденков - Северный пламень
Пока саксонцы приводили себя в порядок, шведские части полностью выгрузились с судов и перевезли часть пушек… Карл приказал перейти в наступление. Пушки открыли пальбу по саксонским позициям, шведские солдаты пошли вперед, то и дело останавливаясь, чтобы дать залп… Свежие части Августа II трижды пытались остановить синие шеренги неприятелей, которые, отбив все атаки, неумолимо двигались вперед. Сократив дистанцию до двадцати шагов, шведы произвели еще два ружейных залпа и, выхватив шпаги и багинеты, бросились в штыковую атаку… Здесь в скандинавах воспрял дух их предков викингов. Микола Кмитич немало удивился: саксонцы, как бы мужественно ни бросались навстречу шведам, даже при численном большинстве были опрокинуты, поколоты холодной сталью в мгновение ока и бежали… Саксонская армия, потеряв здесь убитыми до тысячи человек и оставляя в плену пять сотен своих солдат, обратилась в беспорядочное бегство, бросив в руки противника знамя, три штандарта, весь обоз и тридцать шесть пушек. Московский вспомогательный корпус генерала Репнина бежал еще во время схватки саксонцев со шведами на берегу Двины.
— Знакомая картина! — обронил Карл, глядя в подзорную трубу на полный хаос и панику в рядах саксонцев и московитян… Со стен Риги радостные горожане приветствовали разгром армии Августа громкими возгласами и пальбой из мушкетов, вверх летели шляпы, звонили колокола церквей…
Весь левый берег реки был очищен от саксонцев, малые крепости были быстро взяты штурмом, почти все они капитулировали без боя, за исключением острова Лутцаусхольма, который отчаянно защищали четыре сотни московских солдат. Как и при Нарве, армия царя оставляла странные противоречивые впечатления: когда одни московиты трусливо разбегались, другая их часть, пусть и малая, сопротивлялась с необычайным мужеством…
Впрочем, все пути к отступлению для этих отважных московитов были отрезаны, но они даже не думали сдаваться… Штурмовали остров части засидевшегося за крепостными стенами рижского гарнизона. Разгневанные летгаллы и немцы яростно бомбили Лутцаусхольм, раз за разом атаковывали, вновь бомбили, вновь атаковывали, но русские московиты стояли твердо. Вскоре, когда от четырехсот защитников осталось всего двадцать, они все-таки сдались. С пленными, впрочем, обошлись так же ужасно, как и ужасно с местным населением обращался сам царь Петр: их перебили, кого закололи штыками, кого рубили саблями, в кого стреляли в упор из мушкета… Ярость победителей усилило и то, что при штурме рижане потеряли здесь своего полковника и много «хорошего народа». Карл, уже успевший под барабанный бой и радостные крики горожан въехать в Ригу, услышав про упорное сопротивление Лутцаусхольма, поспешил туда в сопровождении лишь двух офицеров. К приезду короля все уже было кончено, но трупы пленных еще убрать не успели.
— Идиоты! — крикнул Карл, глядя на порубленные и изувеченные тела московских ратников. — Надо было их хотя бы просто расстрелять, как солдат, а не рубить на куски, как предателей или бандитов!
— Это не солдаты. Это подонки варварской армии. Как они с нами, так и мы с этими варварами, — оправдывались, опуская виновато головы, летгалльские офицеры…
Впрочем, Карл решил никого не наказывать — победителей не судят.
Потери саксонцев в тот горячий во всех для них смыслах июльский день составили более 1300 человек убитыми, включая 400 московитян, в то время как шведская армия потеряла всего 100 человек убитыми и 400 ранеными.
— Кажется, наш юный Карл военный гений, — с удивлением говорил Жигимонту Врангелю Микола, — вторая такая блестящая и стремительная победа — это уже не просто случайность, пан Жигимонт!
— Верно, пан Микола, — кивал пушистым бурым париком Врангель, — у этого юноши явно дар Божий. Далеко пойдет!
Поразительно! Микола Кмитич уже начинал любить то, чем занимался. Восемнадцатилетний король Карл восхищал его. Восхищали быстрые почти бескровные победы… Микола ощущал себя в центре грандиозных событий, о которых вскоре, он был в этом уверен, напишут тома книг…
Глава 11
Марта
Рига гуляла с размахом! На хмельных узких улочках Риги солдат и офицеров практически невозможно было увидеть без девушки, висящей на шее, либо трезвыми. В Рижском замке Эрика Дальберга, где стены украшали гравюры и чертежи, нарисованные его собственной рукой, состоялся торжественный прием. Впрочем, Карл, никогда ничего не пьющий из спиртного, быстро ретировался с мероприятия, оставив своих подчиненных превращать официальную заздравную часть в банальную веселую пьянку… Рекой лилось крулевское, французское, итальянское вино, шведская водка и немецкий эль, литвинская медовуха-крамбамбуля, но офицеры пьянели большей частью не от напитков всех сортов, а от общества веселых раскрепощенных молодых женщин, которые, кажется, сбежались со всей округи…
— За нашу победу, — Микола, улыбаясь, подошел с бокалом французского шампанского вина к Врангелю. Он решил ближе познакомиться с несколько холодным и чопорным земляком, скупым на слова.
— За нас с вами! — также мило улыбаясь, перевел тост пан Жигимонт.
— Как вам все это? — кивнул на бурное застолье Микола.
— Мне нравится. После столь долгих суровых дней, после столь долгой холодной зимы и столь славной победы мы имеем на то право.
— Согласен, пан Жигимонт.
— Ну а вы, пан Януш Микола, уже не собираетесь покидать расположение армии? — Врангель с любопытством смотрел на оршанского князя.
— Надо бы ехать домой, но такие события! — смущенно засмеялся Микола, убирая пятерней с лица упавшие длинные локоны волос. Он, как и Карл, принципиально не носил парика, в отличие от Врангеля.
— Наша задача — свергнуть Фридриха и посадить на трон Станислава Лещинского, — говорил далее Врангель, беря с подноса лакея еще парочку бокалов — себе и Миколе.
— Что-то пью и не могу опьянеть, — усмехнулся он, — давайте за победу, пан Микола!
Они звонко чокнулись…
— Вы, господа, литвины? Ой, как приятно услышать нашу славянскую речь в этом немецко-шведском гомоне!
Микола и Жигимонт оглянулись. Перед ними стояла девушка, лет, наверное, не более восемнадцати, с большими темными глазами и льняными волосами, закрученными в модную прическу с буклями, ниспадающими на ее смелое декольте яркого бирюзового платья. Щеки девушки раскраснелись, большие черные глаза горели, а голые плечи были свежи и белы, как первый снег. Она была, наверное, чуть пьяна и возбуждена, как, собственно, все присутствующие. Говорила девушка с легким акцентом… Кмитич остолбенел… Перед ним стояла… его Аврора, его любимая Аврора Кенигсмарк, каковой он ее увидал двадцать лет назад… Миколе в самом деле в какой-то момент показалось, что время повернуло вспять и он смотрит на свою любимую девушку вновь. О том, что он все-таки не попал в прошлое, говорило то, что этой девушке-литвинке не хватало голубизны в ее очаровательных темно-карих глазах и чуть-чуть золотистости волос… Впрочем, и платье не отличалось богатством и изысканностью, пусть оно и совпадало с платьем Авроры узким лифом с глубоким вырезом… Обнаженная по максимуму грудь уже вышла из моды, иметь вырез глубже, чем на два дюйма ниже шеи, нынче считалось неприличным либо чересчур откровенным приглашением к флирту… Тем не менее, девушка ничуть не смущалась своего дерзкого декольте, даже не прикрывая его вопреки опять-таки моде платком… Из всего этого можно было сделать вывод, что девушка далеко не высшего света молодая дама, но, скорее всего, мещанка среднего достатка или же «жрица любви»… Но Кмитич, похоже, на эти мелочи совершенно не обращал внимания. Он смотрел только на лицо этой молодой литвинки…
«Матка Боска! Как похожа она на Аврору!» — еще раз сказал сам себе Кмитич и поклонился, скрывая замешательство.
— Вы… вы литвинка? — сдавленно улыбнулся Микола девушке и приосанился, расправляя плечи, оправляясь от первоначальной растерянности.
— Так, — низко присела в реверансе она, — лявониха, — и звонко рассмеялась, — это мы, ливонские литвины, сами себя так кличем.
— Мы вас тоже, — улыбаясь, вновь поклонился девушке Микола, — в Вильне даже танец появился, «Лявониха» называется.
— Да вы что! — весело рассмеялась девушка, показывая свои белые ровные зубки. — Чудно! А я и не знала! Не была в Вильне сто лет!
Врангель, впрочем, достаточно равнодушно смотрел на землячку, лишь слегка улыбаясь краешком рта.
— Меня зовут Марта. Марта Василевская, — представилась девушка.
— Микола Кмитич. Староста Орши, — кивнул оршанский князь.
— Пан Врангель, — представился Жигимонт, не считая нужным оглашать свой титул. Он лишь, усмехнувшись, похлопал по плечу Миколу:
— Ну, Панове, я тут отойду на минутку, а вы пока поговорите. Мне надо кое-что со стариком Дальбергом обсудить.
