Олег Борушко - Мальтийский крест
Дежурный, только что приказавший заcунуть от озноба в печь шикарную связку дров, кисло кивнул:
– Будет сделано, ваше сиятельство.
– Ну давай, иди. Н-ну? – Орлов снова обратил широкое лицо к Литте.
– Что? Погода? – цепенея от гнева, сказал Джулио. – Погода дурна, ваше превосходительство.
Орлов крякнул, установил наконец кружку на мраморный постамент, оставшийся, видимо, от сломанной чернильницы.
– Дак а как же вы служить-то намерены? Коли вам наша питерская погода не по душе? – он подпер кулаками подбородок и скучно уставился на рыцаря.
– Я рассчитываю на море установить погоду по своему усмотрению. – Джулио размашисто сел.
– Да? – Орлов с сомнением поглядел на подвешенную поперек груди культю рыцаря. – Уже поскользнулся? Ну ладно.
Он шумно полез в стол и извлек на свет здоровенную папку.
– Сижу тут, понимаешь, – ворчал он, раскрывая обложку. – За каким бесом сижу? Вышел в отставку – и знай честь. Нет, едрит твою жизнь, неймется старому дураку. Вот, – сказал он, доставая гербовый пергамент. – Матушка жалует вам генерал-майора да фрегат под команду. За какие такие заслуги, интересно? Да, ну и жалованье. 12 тысяч рублев. Хватит, я чай?
– Мало, – сказал Джулио, сверля Орлова глазами.
– Мало не мало, а печать уже стоит. – Орлова нелегко было сбить с панталыку. – Фрегат утопишь – добавят, не боись.
Джулио поднялся.
– Ты куда? – сказал Орлов.
– Да вы ведь, кажется, не со мною говорите?
– А с кем же? – удивился Орлов. – Вы, говорит, не со мной говорите. Ха-ха-ха! – Орлов вдруг закатился во все легкие.
Джулио в нерешительности переступил с ноги на ногу.
– Ну востер! – сказал Орлов, отсмеявшись и отирая слезу. – Ты, брат, боялся бы тех, кто мягко стелет. Не со мной, говорит, говорите. А с кем тут еще говорить-то? У нас в целой стране собеседника днем с огнем не сыщешь. Теперь вот рыцарь приехал – дак хоть побалакать… Ну, Потемкин-то небось тебе уж на ушко проворковал? По материи любви?
"Раз, два, три", – сосчитал про себя Джулио. Уйти сейчас от Орлова означало закончить русскую карьеру, не начав. Но и терпеть хамство… Да только точно ли это хамство?
– Я еще не имел чести быть представленным князю Потем…
– Невелика честь-то. Ты вот что. С Крузом, я вижу, поладишь сразу. Грейг болеет… Да садись ты, едрит твою жизнь! Нассау-Зиген тебе фитиля вставит – ручаюсь. Он таких не любит. Но ты не давайся… Бывают же такие фамилии – Нассау-Зиген. Куда он нассау, спрашивается? Не знаешь?
Джулио сел.
– Ты хоть в курсе – из-за чего на Балтике война-то у нас? – без всякого перехода спросил Орлов.
– В общих чертах, – уклончиво ответил Джулио.
– Ну да. А то мне матушка велела лекцию тебе прочесть. Ну, был у нас царь Петр. – Орлов с видом старого сказочника развернул карту. – Вот, гляди. От Ладожского озера к Маркизовой луже… э-э… к Финскому то бишь заливу – Нева. Это все мы у Карла забрали – Нотебург, Ниен, видишь? – Орлов небрежно елозил пальцем по территориям. – Потом Шереметев еще прирезал на юг, гляди – Нарва, Дерпт, Мариенбург. Всю эту Ингрию, понимаешь, с Лифляндией. Ну а уж Курляндию – грех не взять. Тьфу, нищета, голь перекатная. – Орлов поерзал в креслах, снова хватанул чая из бездонной кружки.
Джулио поморщился.
– Ввести войска и ассимилировать – вот и весь балтийский вопрос! Ну ладно, это я увлекся.
Орлов двинул ладонью по столу, с сожалением расставаясь с балтийской темой.
– Потом, короче, Меншиков, Карл, Левенгаупт, Мазепа, Полтава, битва. С хохлами, кстати, Карл сильно обмишурился. Украйна – ведь это…
Джулио ожидал от приема у Орлова чего угодно. Он ожидал по инерции подвохов, грубых намеков, высокомерия, лести, оскорблений, наконец. Но снова, к своей досаде, не угадал. Конечно, и в ордене найдутся любители поговорить. Но что за тайная мысль сидит под балагурством графа Алексея – по верным сведениям, самого умного из пяти Орловых? И что это, вообще говоря, такое – "khokhol"?
– Воронцов из Лондона доносит, что шведы этой весною выступят непременно, – сказал вдруг Орлов, маленькими острыми глазками сверля Литту. – Флот наш разведен на две части. В Ревеле командует Чичагов, в Кронштадте – Круз. Поедете в Кронштадт, в эскадру Нассау-Зигена. Получите под команду фрегат первого класса "Святой Иоанн Предтеча". Он второй год без капитана, как Головкина-то сослали, ах, едрит твою жизнь!
Орлов сделал паузу.
Литта склонил голову. Покровитель Ордена госпитальеров – Святой Иоанн – поступал к нему под команду. Про Головкина Джулио не уловил.
– Ну вот, собственно, и все, граф, – сказал Орлов. – Жить ли вам на судне до похода или же в Питере – как Нассау-Зиген распорядится. Советую в Питере, нечего в Кронштадте глаза мозолить. Вахту отстоял – и по гостям. У нас дежурный шлюпик до Кронштадта – прямо от Василеостровской гавани. Двадцать миль – и в дамках. В Кронштадте еще запьешь от безделья, там ведь баб-то нету…
Литта решительно поднялся.
– Что, опять не с тобою говорю? Да ты не серчаешь ли, что я на "ты"? У нас ведь знаешь как? Ежели понравился – сейчас на "ты". А ежели дурак дураком – так эти все между собою на "вы". Так-то, едрит твою жизнь! Будешь по шведам брандскугелями пулять – Орлова-старика вспомни. Ну, дай обниму тебя, что ли.
Орлов неожиданно легко поднялся из-за стола, и Литта с некоторой опаскою глядел на приближающегося старого графа.
"Скольких людей он обнял за свою жизнь? – подумалось Джулио. – И каких людей!"
– Мальтийского-то рыцаря впервые еще обни… – словно прочитал его мысли Орлов, растопыривая руки. -…м-маю! – вдруг взвизгнул граф.
Литта притиснул его к себе одной рукой с такой силой, что как ни буйна была орловская кровь, а отлила от графского лица так, что насилу прилила обратно.
– Отыгрался? – сипло вымолвил чесменский герой, отдуваясь. – Усваиваешь. Раз такой гордый, имей в виду еще вот что. Канцлер Безбородько есть хохол. А филеров у нас одевают в желтую клетку. Рыцарь, понимаешь, едрит твою жизнь!
36
В отличие от Джулио, произведшего в огромной русской столице фурор, Волконский на крохотном островке впечатления не произвел никакого. На Мальте заезжих видали всяких и ко всяким привыкли. Русский – значит, поляк. А кого может удивить поляк?
Впрочем, одно приглашение Дмитрий Михалыч все-таки получил. И вот как это произошло.
Едва обустроившись, Волконский приказал Фоме разузнать, как порассмотреть другие два острова архипелага: Гозо и маленький Комино18.
– Без пропуска из комендатуры порта – никак, ваша светлость, – после обеда доложил Фома.
– Приготовь мальтийское платье, – сказал Волконский. – Рыбу ловить без пропуска, я чай, позволено?
Фома пожал плечами:
– На факелы. И то когда луны нету. А то луна их сбивает.
– Кого сбивает? – уточнил Дмитрий Михайлович.
– Рыбка идет на факел, пока луны нету. Тут они ее сетью окружат и тащат. А то еще в три факела бывает…
– Ты, я смотрю, глазастый…
– Как учили, ваше сиятельство. Когда много света, рыбка, знаете, теряется.
В Чиркевву – на дальнюю оконечность Мальты – выехали засветло. Отсюда до Комино и Гозо рукой подать. Поехали на повозке, запряженной почему-то коровой. Корова нервно косилась на огромные удилища, купленные Петром в лавчонке, торговавшей скобяными изделиями.
Дорога вилась вдоль берега, мимо желтых сторожевых башен, с которых солдаты любовались зажиточным мальтийским купцом, любующимся с телеги влажным мальтийским закатом.
"А может, это не корова? – меланхолически размышлял подозрительный Фома, устроившись на задах возка. – Что-то больно любопытная. И цвет у ней загадочный. И сисек не видать".
– Слышь, – сказал он вознице.
Но возница не только на иностранных, но даже и на родном наречии изъяснялся с затруднениями. Зато довольствовался миской кукурузной каши, после мучительных переговоров предложенной Петром в качестве аванса.
Приехав в Чиркевву, возница стал тыкаться во все подряд лачуги – поместить рыбаков до полуночи, но везде было занято.
– Лампука, – сказал возница.
– Это он по-какому? – спросил Волконский.
– Рыба такая, – пояснил Фома. – Нынче сезон – все рыбаками занято.
После заката стало холодно. Дмитрий Михайлович измучился и начал сердиться.
– Веди меня куда-нибудь, разбойник! Хоть к черту, только к месту! – закричал он, выхватывая плетку.
Возница кубарем скатился с повозки.
– Есть одна, – вдруг сказал он на чистом итальянском. – Только вам не понравится: там нечисто.
– Можно подумать, в остальных стерильно! – сказал Дмитрий Михайлович. – Веди давай. "Сразу разговорился", – подумал он.
После долгих странствий по кривым закоулкам, где по сторонам высились одни только грязные каменные заборы, они подошли к небольшой хате на самом берегу моря.
Полный месяц светил на пальмовую крышу, и вкупе с грязно-желтыми стенами жилище напоминало вигвам с детской гравюры "Английский капитан Кук погибает от руки диких и злобных людоедов в непроходимых джунглях им нанесенного на карту Гавайского архипелага".
