Алоис Ирасек - Скалаки
Балтазар уговаривал Иржика пойти с ним домой, но тот ничего не слышал. Вдруг он встал и погрозил рукой в сторону старой башни. Лицо юноши было бледно, глаза горели страшным огнем, и не успел Балтазар опомниться, как он исчез. Уждян бросился было за Иржиком, звал его, но тщетно. Грустный и опечаленный, пустился он в обратный путь, рядом с ним шла подавленная Лидушка.
Глава пятнадцатая
СУД
Роковой день кончился, наступила ночь. У западных ворот Находского замка, где находилась тюрьма с маленькими оконцами, обращенными на поросший травой ров, под самой стеной сидел Иржик. Уныло опустив голову, он опирался рукой о землю. Ночь была ясная, тихая, над лесом блестел яркий месяц, в темной синеве сверкали звезды.
Тишину летней ночи нарушали звуки менуэта, доносившиеся из замка. Иржик был точно в бреду. Он не отрываясь смотрел вверх на решетчатое окно, но видел только черную решетку, освещенную неровным лунным светом.
— Отец! Отец! — взывал он время от времени приглушенным голосом, стараясь, чтобы его не услышал стражник, шаги которого раздавались за стеной. Но ответа не было. Только мелодия менуэта доносилась из замка. Господа танцуют, веселятся и пьют за здоровье светлейшего князя, избежавшего смертельной опасности.
Иржик посмотрел на звездное небо. В это мгновение в нем зародилась мысль, сжимавшая и сердце Микулаша, когда он был вынужден бежать из своего дома. «О, если бы еще раз увидеть отца, — думал юноша. — Что с ним будет? К чему его присудят?» Он слышал от людей, что отца ожидает смерть. Князь по-разбойничьи покушался на Марию, и она умерла; но если бы отец вздумал жаловаться, за одно это он был бы наказан. И теперь Микулаш решил сам наказать оскорбителя за все свои обиды, за обиды всего бедного люда. Говорят, что за это его ожидает смерть.
«Помни», — сказал отец. Теперь Иржик понял его. «О да, он будет помнить, будут помнить и другие». Иржик поднял голову, лицо его было бледно, только глаза лихорадочно блестели. Он поглядел на ясное звездное небо. Нет справедливости! Нет правды, но придет справедливая месть! Из замка все еще доносилась веселая музыка, звучали фанфары.
Играйте, танцуйте! Вот он, подобно жалкому червю, корчится здесь во рву под стеной, его измученный отец упрятан за эту решетку. Иржику мерещится бледное лицо, разбитое в кровь господскими холопами. Он сжал кулаки. Его отца будут судить и осудят! Юноша закрыл лицо руками и упал на влажную траву.
Всю ночь Иржик не сомкнул глаз; в такие минуты рождаются грозные мысли.
На другой день Микулаша привели в канцелярию. Здесь был составлен обширный протокол. В нем на основании ложных показаний камердинера, который был главным свидетелем, упомянули и о прежнем бунтарстве Микулаша. Микулаш отвечал кратко и спокойно. Он признал, что хотел убить князя. Его связали, посадили на телегу и в сопровождении камердинера повезли в Градец на Лабе в окружной суд. Подлый слуга жестоко мстил крестьянину.
На дороге за Находом вдруг появился бедно одетый паренек.
— Иржик! — закричал растроганным голосом Микулаш. Сын пошел следом за повозкой. Камердинер приказал остановиться.
— Этот птенец из того же чертова гнезда. Стой, парень! Связать его и на воз!
Видя, что справедливости нигде не добьешься, Микулаш в отчаянии решил мстить, не останавливаясь ни перед чем. Для осуществления своего замысла он и проник в зал, но там удобного случая не представилось. Давка у часовни была ему на руку. Возможно, что здесь он выполнил бы свой план и потом сумел бы скрыться, воспользовавшись суматохой и толчеей. Но все испортили кошачьи глаза камердинера. В решающий момент он бросился на Скалака и схватил его за руку. Все было кончено. Теперь его везут в окружной суд. Микулаш знал, что его ожидает.
В Градце отца разлучили с сыном. Микулаш Скалак был спокоен. Казалось, им овладела апатия, и теперь ему все стало безразлично.
Себя он считал уже мертвым. Его волновала только мысль о сыне. Допрос был недолгим. Микулаш ни от чего не отпирался. Он только решительно отрицал причастность своего сына к этому делу. В этом вскоре убедились и сами судьи.
Наконец, огласили приговор. В нем подробно отмечалось, что Микулаш Скалак уже и раньше покушался на своего господина. Это отягощало его вину. Он был признан виновным по многим статьям, особенно по статье 73-й, и по совокупности присужден к смертной казни через повешение.
Выслушав приговор, Микулаш едва заметно вздрогнул. Иржик смертельно побледнел и упал на скамью. Отца увели в тюрьму, а сына отпустили на свободу. Он не хотел уходить и просил, чтобы его не разлучали с отцом. Но его вывели.
Мрачно было теперь и в усадьбе «На скале». До горной деревушки уже донеслась весть о том, что Микулаша Скалака за мятеж и покушение на князя приговорили к смерти.
— Зачем только помешал я Микулашу прикончить тогда этого княжеского холопа, — сказал с горьким раскаянием Балтазар Уждян и хлопнул себя по лбу. Лидушка плакала горькими слезами. Балтазар разузнал, когда состоится казнь. Накануне этого дня он взял палку, завязал в узелок краюху хлеба и собрался в Градец. Лидушка одобряла его намерение, но Бартонева всячески старалась удержать хозяина.
— Бабьи глупости! Я пойду. Нельзя же оставить парня! Да еще теперь, когда он, бедняга, наверняка там один, словно деревце в поле. — И Балтазар ушел.
Все это время Иржик не отходил от здания суда. Он просиживал на ступеньках долгие, томительные часы под палящим солнцем. Исхудавший, бедно одетый деревенский паренек, которого видели на суде и знали, кто он, привлекал всеобщее внимание: у многих его сыновняя преданность возбуждала сочувствие. В конце концов даже чиновники сжалились над ним и разрешали ему каждый день короткое свидание с отцом, осужденным на смерть. Это были печальные и страшные минуты, и все же обоим они приносили утешение, это были последние минуты, которые они проводили вместе в этой мрачной тюрьме.
Тяжелой была судьба внешне спокойного Микулаша: семья его погибла, все стремления были разбиты, и ему пришлось уйти из мира, не отомстив злодею и потеряв надежду увидеть его павшим от руки мстителя. Сознание этого отравляло ему последние часы.
Но вдруг среди мрака мелькнул светлый луч — этим лучом явился план, придуманный Иржиком. Когда он шепотом поведал о нем отцу, мрачное лицо Скалака прояснилось.
Из столицы пришло утверждение приговора, был назначен день казни.
Наступило роковое утро. У тюрьмы собрались все горожане и много окрестных жителей, которые пришли посмотреть на страшное зрелище. Судейский чиновник вышел на площадь и обратился к собравшимся:
— Если во время экзекуции произойдет какая-либо заминка, например оборвется веревка или случится что-либо подобное, то никто под страхом смерти не имеет права покушаться на палача или его помощников, на чиновников и на стражу и тем более на осужденного, а также совершать какие-либо иные нарушения порядка.
Тогда в народе считали, что если во время казни оборвется веревка или какая-нибудь женщина выразит желание взять осужденного в мужья, то его должны отпустить.
Балтазар Уждян пробрался к самым воротам суда.
— Микулаш! — окликнул он осужденного, когда того вывели. Скалак остановился и подал руку глубоко опечаленному. Он был растроган этим проявлением дружбы. Все знакомые от него отвернулись, только один Балтазар пришел сюда с далеких гор.
— Об Иржике не беспокойся, Микулаш! — быстро сказал старый драгун.
Ответом ему был взгляд, полный благодарности. Осужденного уже посадили в двуколку, и к нему сел священник, безуспешно пытавшийся наставить на путь истинный «закоренелого» еретика. Вера «Братьев», которую Микулаш хранил, придавала ему силы. Не слушая увещеваний, он молился богу, часто поглядывая на сына, который вместе с Балтазаром шел неподалеку от телеги.
Выехали за город к месту казни. Из города доносились тоскливые звуки колокола. Микулаш посмотрел на возвышение, где сидели судьи, увидел около них княжеского камердинера и, сжав кулаки, невольно рванулся к нему.
— Вот этот человек и его господин свели в могилу мою сестру, моего отца и все еще продолжают убивать…
Но тут же по команде забили барабаны и заглушили последние слова Микулаша Скалака, который, стоя на эшафоте, повернулся к камердинеру и указывал на него рукой. Глаза осужденного сверкали, над его бледным лбом развевались седые волосы. Княжеский холоп покраснел и спрятался за спины судей.
Иржик, сжав руки, смотрел на отца, а затем, отвернувшись, спрятал голову на груди старого драгуна. Балтазар увел несчастного юношу. Гремели барабаны, слышался похоронный звон… Сердце Микулаша Скалака навсегда перестало биться.
Войска отвели, судьи и зрители разошлись, страшное место опустело.
