Валентин Рыбин - Море согласия
— Готовы печатки, Аллакули-уста?
— Нет еще... Но инструмент с собой...
— Тогда иди и приступай к делу...
Мастер тотчас шмыгнул в комнату. Багир-бек прикрыл за ним дверь и царственным жестом пригласил Данияра сесть на ковер. Когда гость сел, подобрав под себя ноги, опустились рядом и братья. Слуга Фаттах тотчас подал шербет и яблоки. Затем принес дымящийся люля-кябаб на шомполах. Начался обед.
Ели и беседовали о том о сем, а в основном — о торговле. Постепенно вспомнили о гибели Юсуп-хана...
— Храбрый и умный был человек твой брат, что и говорить! — сказал Багир-бек, посмотрев на Данияра. — Разве чета ему какой-то Кият, бывший кузнец, седельщик, раб непросвещенный! А ведь тоже - к власти лезет. Пишет сейчас фирман Ярмол-паше, чтобы принял иомудов ак-па-дишах под свое крылышко. Себя за главного выдает. Ха-ном всего побережья хочет стать.
Данияр положил шомпол на сачак, внимательно посмотрел на купца, пожевал губами и вдруг заговорил со злобой:
— Какое он имеет право на ханство... на власть?!
— В том-то и дело, Данияр-ага, — улыбнулся купец, — что никакого права он не имеет. И если уж по чести разобраться, то этой властью должен ты пользоваться. Ты — родной брат Юсуп-хана и, по наследству, тебе возглавлять иомудов. Русские тебя поймут и приветят, Данияр, если сказать, что твой брат погиб в войне с Персией, поддерживая интересы русского царя...
Прежде чем Данияр сообразил — как ему отнестись к такому разговору, засуетился и заговорил Мир-Садык...
— Истинно так, Данияр-ага... Ты мог бы стать ханом, заняв место брата... Надо только поговорить с русскими...
— Ай, Садык-джан, — пренебрежительно вымолвил Ба-гир-бек. — Все уже обдумано. И если Данияр хочет занять ханское место — мы это сделаем. Пусть Кият пишех письмо Ярмол-паше. Это его дело. Мы пойдем другой дорогой. Мы напишем фирман астраханскому губернатору Бухарину, посластим ему рот и он отправит письмо и ходжу Данияра прямо к царю, в Петербург. Когда царь примет иомудов под свое крыло и сделает Данияра ханом, тогда все потуги Кия та окажутся напрасными. А чтобы не было лишних толков, мы прилепим к нашему фиоману печатки Кията и Мамед-Таган-казия... Мастер их с изготовит... Хов, Аллакули!— позвал Багир-бек. — Иди, покушай, дорогой!..
Мастер вышел и тут же показал одну изготовленную печатку. Багир-бек повертел ее в руках, передал Мир-Сады ку, а тот Данияру. Приняв ее назад, уста дохнул на печатку и притиснул к ладони. Тут же из кармана Аллакули-уста достал старый вексель с подписью Кията и показал сидя-. щим. Персы выразили удовлетворение мастеру: подписи были схожи, как два гранатовых зернышка.
Аллакули спрятал печатку и вексель в карман, сел на ковер, засучил рукава и потянулся к пище. Братья Багиро-вы встали. Данияр, глядя на них, поднялся тоже. Отошли в сторону, заговорили про себя.
— Мастера тоже возьмем с собой в Астрахань, — сказал Багир-бек. — Могут пригодиться его руки... Да и оставлять его здесь опасно... Если разболтает раньше времени — тогда все пропало.
— Истинно так, — согласился Данияр и зевнул.
Мир-Садык предложил отдохнуть гостю и брату. Тотчас он отвел их в комнаты и, вернувшись, заглянул к Алла-кули-уста. Тот трудился над второй печаткой.
— Удачи тебе, уста, — вымолвил он. — Чтобы другая так же хорошо получилась. Если дело выгорит — быть тебе самым богатым на всем Гургене...
— Спасибо, спасибо, хозяин, — заулыбался старик. Мир-Садык постоял у него за спиной и вышел на айван.
Теперь, когда «колесо закрутилось», он подумал, что надо бы навестить, госпожу Ширин-ханум. С высокого айвана был виден ее дом — в два этажа, с длинным балконом.
Он вышел на улицу и зашагал к ханскому дому. Слуга-привратник проводил его через длинный зеленый двор к айвану, попросил подождать и скрылся в бируни (Бируни — женская половина дома). Затем он опять вышел и сказал, что госпожа ждет Мир-Садыка. Гость переступил порог, свернул вправо и оказался в большой светлой комнате, из которой две двери вели во внутренние покои, и лестница — на второй этаж.
Ширин-ханум с дочкой Лейлой и двумя служанками сидели на ковре. В руках Лейлы была толстая книга. Она читала вслух. Когда вошел Мир-Садык, девушка капризно взглянула на него и отвернулась. Мир-Садык понял, что он нарушил женщинам приятное времяпрепровождение.
— Простите, Ширин-ханум, — залепетал он, склонившись с подобострастием, — но ваш покорный слуга не мог ' предвидеть, что госпожи заняты книжным чтением...
— Что вы, что вы, Мир-Садык! — искренне обрадовалась Ширин-ханум. — Нам очень приятно, что вы, вернувшись с охоты, посетили наш скучный дом. — Она взглянула на служанок, на дочь и сказала: — Лейла, ты продолжай, а они пусть слушают. У меня важное дело к господину. Мы поднимемся наверх...
Лейла улыбнулась и сразу принялась читать дальше. Ширин-ханум пропустила Мир-Садыка вперед, на лестницу, и пошла следом за ним, придерживая атласное голубое платье, из-под которого выглядывали шальвары.
Они поднялись в комнату, тоже застланную коврами. Поверх ковров у порога была расстелена шкура барса. На европейском круглом столике в беспорядке лежали предметы женского туалета. Пахло амброй и еще чем-то женским, волнующим. Мир-Садык, жадно вдыхая этот запах, подумал - как ей трудно, бедняжке, все время быть без мужа.
— Не скучно вам, Ширин-ханум? — спросил он игриво.
— Зачем об этом спрашивать, Мир-Садык, — ответила с вялой улыбкой женщина. — Разве может быть в доме радость без мужчины? Мой Гамза-хан совсем не думает об этом...
Мир-Садык подошел к окну и вздрогнул. На его лице мгновенно появилось страдание: по сельской дороге, приближаясь к дому, ехал обоз. А у ворот уже стояли, спешившись, Гамза-хан, астрабадский хаким Мехти-Кули-хан и европеец в синем камзоле.
— Алла бисмилла! — жестко проговорил Мир-Садык. — Всегда так, когда что-нибудь задумаешь сделать. Видно, джин Хамзад (Хамзад, — лукавый) никогда не спит во мне.
Ширин-ханум тоже увидела мужа и гостей. Перепуганная хозяйка забегала по комнате. Затем схватила Мир-Садыка за руку и по-ьянула вниз, в бируни, где читала книжку Лейла ,и сидели служанки.
Едва они успели спуститься, как двери распахнулись и в комнату вошел Гамза-хан с гостями. Женщины тотчас удалились в боковую комнату. Мир-Садык остался один.
— Ах, хезрет-вели! Ах, ашраф, как вовремя вы приехали!— залепетал он подобострастно. — Если бы вы приехали позже, то могло бы случиться непоправимое! Видно, сам аллах торопил вас в пути!
— Говори, Мир-Садык, что хочешь сказать! — оборвал его хаким Мехти-Кули-хан, гляДя на боковую дверь, за которой скрылись женщины.
— Русские в Кумыш-Тепе, — доложил Мир-Садык...
— Знаем, — серди го ответил Мехти-Кули-хан, снимая сапоги. И спросил: — Когда приедет твой брат-купец?..
— Он давно здесь, хезрет-вели, — радостно сообщил Мир-Садык. — Он сейчас отдыхает после дороги...
— Видно и вправду нас торопил сам аллах, — подобрел Мехти-Кули-хан, глядя на боковую дверь, где Гамза-хан лобызался с женой и дочерью. Оттуда слышались его торопливые слова, чтобы Ширин-ханум распорядилась приготовить ужин и комнаты для гостей. Мехти-Кули-хан перевел взгляд на Мир-Садыка, велел ему идти и пригласить сюда брата...
Ужинали на тахте у фонтана. В сумерках зажгли фонарь, поставили на перила. Говорили о переброске оружия, о прибытии на восточный берег русских, о политике Кията, который топчет священные писания корана. Багир-бек больше всего беспокоился о торговле и все время заговаривал с хакимом о рыбных култуках.
— Русские приехали, чтобы взять, весь Восточный берег, — говорил он. — Русские хотят оторвать туркмен от Персии...
Он принялся рассказывать о вылазке Мир-Садыка в Кумыш-Тепе. Хаким угрюмо слушал его. Жевал, тяжело двигая челюстями...
— Туркмены за спиной русских совсем стыд потеряли,— продолжал Багир-бек.— Бессовестно ловят рыбу в култуках, которые вы продали мне, хезрет-вели!
— Откуда тебе известно, купец?
Хаким не любил, когда ему говорили об этом. Ведь он отвечал за порядки в устьях рек и заливе. Всякое напоминание о бесчинствах туркмен звучало как намек на то, что люди астрабадского хакима плохо сторожат рыбные уделы.
— Я захватил туркменских рыбаков, — ответил Багир-бек. — Они у меня на корабле.
Хаким нервно прикусил ус.
— Ты привезешь их, купец, ко мне в Астрабад!
— Будет так, хезрет-вели...
После этого стали договариваться о погрузке оружия и времени отплытия брига к кавказским берегам. Купец согласился плыть сразу же, как только продаст муку. Хаким прикинул, сколько уйдет дней на продажу, пренебрежительно сморщился.
— Ай, вези муку ко мне, в арк! Всю возьму. Ждать, пока продашь — не могу...
Договорились о цене. Посидев немного, Багир-бек ушел. Отправился на покой и европеец. Это был небезызвестный Франциск. Его проводил слуга. Хаким с хозяином остались вдвоем. Оба были в хорошем расположении духа и Мехти-Кули-хан заговорил с коварной усмешкой:
