Фиона Карнарвон - Леди Альмина и аббатство Даунтон
Тем временем Дэвиду Кэмпбеллу повезло. Его сочли пригодным для возвращения в Англию и, избежав египетских военных госпиталей, он отплыл из Александрии на судне «Аквитания». Назвать условия на борту самыми примитивными было бы чрезмерной щедростью. Все, включая Дэвида, страдали дизентерией. Ему удалили кусочки свинца из огнестрельных ран без всякого обезболивания. Неудивительно, что развилась гангрена и ноге грозила ампутация, но хирург заболел и не мог провести ее. Так что Дэвид прибыл в Великобританию с двумя ногами. В Саутгемптоне удача не изменила ему, и его определили в Хайклир. Итак, в середине сентября в санитарной машине он трясся по ухабам с южного побережья с тремя другими пациентами, и все дружно стонали на каждой выбоине. Автомобиль подъехал к зданию, лакей помог Дэвиду выбраться и усесться в кресло-каталку, осторожно провез его по усыпанной гравием дороге и вкатил в главную дверь Хайклира.
Как всегда, Альмина находилась там в сопровождении двух сестер милосердия, приветствуя новоприбывших. Потребовались два лакея, чтобы поднять Дэвида по покрытым нарядным ковром ступеням мимо статуи четвертого эрла и его сестры Эвелины из итальянского мрамора на нижней лестничной площадке, мимо фламандских гобеленов семнадцатого века в его комнату. Там сестры милосердия помогли ему отмыть засохшую грязь поля битвы, а одежду пришлось унести и сжечь. Его обеспечили пижамами и халатом, а затем, когда он удобно устроился, Альмина и доктор Джонни навестили его для оценки состояния.
Нога выглядела ужасно. Она раздулась, почернела и при прикосновении причиняла дикую боль. Но Альмина приняла некое решение. Она предпочитала по возможности избегать ампутаций, считая, что их делают слишком часто, иногда скорее для удобства доктора, нежели для блага пациента. В полевых условиях это могло стать вопросом жизни или смерти, но здесь, в Хайклире, где риск инфекции был намного меньше, она стремилась сократить число ампутаций.
Альмина промывала и перевязывала ногу Дэвида каждый день, а во время приема пищи проверяла, есть ли у него все необходимое. Отличный уход дал свои плоды – через неделю ему разрешили сидеть на свежем воздухе, а затем он перешел на костыли. Несколько друзей приехали навестить его и с трудом узнали, настолько он истощал и осунулся после дизентерии и умственного переутомления. Но Дэвид выздоравливал как душой, так и телом. Он написал своей семье: «Нет большего утешения, чем бродить по прохладной зеленой траве и сидеть под кедрами».
Собственно говоря, Дэвид несколько заблуждался. Один счастливый пациент получал еще большее утешение благодаря вниманию возлюбленной из Хайклира, необыкновенно красивой сестры милосердия с темно-рыжими волосами. Порчи, в ту пору семнадцатилетний школьник, который и сам был немного влюблен в нее, с наслаждением рассказывал историю, как однажды вечером, совершая свои обходы, Альмина наткнулась на счастливчика майора Джорджа Пейнтера из полка шотландских гвардейцев в объятиях девушки. Альмина тактично удалилась из комнаты, но на следующее утро вызвала сестру милосердия к себе. Страстная приверженность Альмины к исцеляющему уходу определенно имела свои границы. «Боюсь, дорогая, вам придется покинуть нас. Я не позволю, чтобы мои сестры милосердия вели себя подобным образом. Это создает сильную нагрузку на сердце пациента. Он мог умереть вследствие этого!» Огненновласая красавица уволилась к великому прискорбию пациентов.
Дэвида вскоре сочли достаточно здоровым для выписки и приказали 4 ноября явиться на армейскую медицинскую комиссию. Ему не хотелось расставаться с Хайклиром, но пришлось освободить место для очередных пациентов и явиться перед начальством. Ему дали месяц отпуска до следующего появления на комиссию, так что он отправился на родину в Ирландию. Это путешествие оказалось слишком тяжелым для его ноги, – и в Дублине пациент вновь попал в госпиталь. Дэвид провел там месяц и наконец-то добрался домой, но всего на две недели до получения телеграммы, предписывающей ему явиться на медосмотр. На сей раз Дэвида признали годным и приказали немедленно отправиться в Ирландский стрелковый полк на действительную службу.
13 Госпиталь переезжает
Наступило Рождество 1915 года, но у Альмины уже истощился запас той энергии, которую можно было бы посвятить праздникам. Госпиталь добился успеха: она видела пользу, приносимую ее лечебницей пациентам, читала благодарности в их письмах. Леди Карнарвон обучала отборную бригаду сестер милосердия, нанимая самых выдающихся докторов того времени для проведения новаторских операций, спасших неисчислимое количество жизней. Она располагала финансовыми средствами, позволяющими персоналу выполнять свои обязанности с заботливостью и вниманием. Альмина завоевала уважение южного командования, полностью доверявшего ее суждениям, и если она говорила, что человек недостаточно здоров для прохождения медицинской комиссии, ей верили. С любой точки зрения госпиталь Альмины в Хайклире процветал: она не сомневалась, что нашла свое призвание. Однако леди Карнарвон была измождена и опечалена невозможностью сделать больше. А со всех сторон поступали дурные известия.
Просочились сообщения еще об одной смерти обитателя Хайклира. В мае под Ипром был убит конюх Джордж Кокс, но властям потребовалось полгода, чтобы известить его мать. В начале войны не существовало системы по учету погибших, а огромный масштаб потерь лишь в конце 1915 года привел к созданию системы, двумя годами позже ставшей Императорской комиссией по военным погребениям. Работа по учету могил началась после того, как французское правительство выделило участки земли для захоронения солдат союзных войск на Западном фронте. Армейские священники помечали могилы бутылками со вложенными клочками бумаги, на которых была кое-как написана фамилия солдата, теперь же их можно было заменить деревянными крестами. Тело Джорджа Кокса полгода лежало на полях Франции, пока его мать со все тающей надеждой ожидала вестей, но это не отпугнуло еще двух обитателей Хайклира от вступления в армию.
Оба они, Мейбер и Эбселон, были егерями и избрали новый централизованный пулеметный корпус. По характеру своей работы они ежедневно имели дело с ружьями, так что были ценным приобретением. Невзирая на стратегические неудачи, отсутствие продвижения и количество потерь, убивающее моральный дух, общественный настрой в конце 1915 года был еще твердым. Недостатка в новобранцах пока не наблюдалось.
Но несколько последних месяцев оказались угнетающими даже для самого пламенного и неукротимого патриота. На Западном фронте союзники потеряли почти девяносто тысяч человек по сравнению с двадцатью пятью тысячами у немцев, и сэр Джон Френч, главнокомандующий английскими экспедиционными силами, по-прежнему проявлял неуверенность в принятии решений и расходился во мнении со своими коллегами и французским командованием. В декабре его отозвали в Великобританию и заменили сэром Дугласом Хейгом.
То же самое происходило в Дарданеллах. Китченер в конце концов дал разрешение на эвакуацию; по иронии судьбы эта часть операции оказалась ее единственным успешным этапом с относительно небольшим количеством потерь. Но АНЗАК и Средиземноморские экспедиционные силы совместно утратили почти тридцать пять тысяч человек, до семидесяти процентов численности некоторых полков, а общие потери – включая смертоносную жатву, собранную болезнями – приближались к полумиллиону. Эта катастрофа привела к падению правительства либералов. Уинстон Черчилль, являвшийся одним из командующих кампании в Галлиполи и исконных ее сторонников, был вынужден уйти в отставку со своего поста в Адмиралтействе. Военный министр Китченер получил тяжелый удар от двух этих провалов, так никогда и не восстановив свою репутацию непобедимого военачальника. Глубина падения страны приводила в отчаяние.
Одним из светлых моментов для Альмины были ее отношения с дочерью. В тот год она пользовалась большой поддержкой леди Эвелин. В 1915 году девочке исполнилось четырнадцать лет, и она все еще получала домашнее воспитание под руководством гувернантки. Эвелин ужасно скучала по Порчи, обучавшемуся в Итоне; однако в отличие от своего брата Ева была близка с родителями. Она часто пыталась играть роль посредника между ними и братом, но практически безуспешно. Как писала Уинифрид в одном из писем мужу, лорду Бургклиру: «Альмина проявила гениальность в организации госпиталя, но не преуспела в этом со своим первенцем».
В то время Ева не создавала родителям никаких трудностей. Девочка оказалась более застенчивой, так что не перечила матери, обладавшей столь яркой личностью. У них было чрезвычайно много общего, поскольку обе наслаждались светскими приемами и модой, а также обладали беспокойной энергией, не позволявшей долго усидеть на месте. А вот между Альминой и Порчи нередко происходили столкновения, поскольку оба были своенравны и любили находиться в центре внимания. Ева была также более усидчивой и работящей, чем ее обаятельный, но безответственный брат, и с истинным энтузиазмом интересовалась изысканиями своего отца в Египте, чего не скажешь о Порчи. Возможно, и требования с обеих сторон в данном случае предъявлялись не слишком высокие, поскольку Ева не являлась основной наследницей. Как бы то ни было, она никогда не страдала от недостатка любви со стороны семьи. Лорд Карнарвон всю жизнь не чаял души в ней, равно как и Порчи; а девочка и Альмина обожали друг друга. Они выглядели примечательно схожими: Ева была крошечной, чуть выше пяти футов и очень стройной. Она выросла в прелестную девушку, с устами, подобными бутону розы, высокими скулами и темными очами.
