Розмэри Сатклифф - Серебряная ветка
«Надо быть очень хорошим вождем, чтобы люди шли за тобой через двести лет, — неожиданно подумал Юстин, — и не жрецы с их вечной корыстью или глупые женщины, а такие люди, как Антоний».
Молодой центурион, встретившись глазами с Юстином, задержал на нем взгляд, в котором читался неясный вопрос, затем перевел его на Флавия — тот что-то прилаживал к застежке на плече и, казалось, ничего не заметил. Центурион взмахнул рукой над очагом, и рыбка снова исчезла в пепле.
Глава 13. Серебряная ветка
В то лето Морские Волки, незаметно проскользнув мимо ослабленной охраны судов, поднялись по рекам южного побережья и, все грабя и сжигая на своем пути, вторглись в Даунс[11] и Уильд[12]. Обстановка была теперь такая же, как и до прихода Караузия, и даже еще тяжелее, ибо по стране свободно гуляли наемники Аллекта. Встречаясь с пиратами, они дрались насмерть, словно две волчьи стаи, которые охотятся на одной территории. Но жертвы, как правило, не видят особой разницы между грызущимися волками.
Ферме, затерянной в горной долине, пока удалось избежать общей участи. В конце лета с полей собрали урожай, да и дело, за которое отдал свою жизнь Паулин, не погибло. Когда лето сменилось осенью, веточка ракитника приобрела новый смысл.
Все началось с того, что три молодых человека — три брата — с Выдрового Брода, чью усадьбу нежданно-негаданно сожгла банда пьяных наемников, пришли просить убежища у Флавия и заодно, когда представится возможность, помочь воздать сполна Аллекту.
— Пусти их сюда — завтра тут будет целый легион, ты и глазом моргнуть не успеешь, — предупредил Флавия Сервий.
— Ну что ж, легион так легион.
Когда пришла пора солить на зиму мясо, отряд Флавия уже насчитывал свыше двух десятков человек, включая подростка Майрона. Люди, лишившиеся крова, люди, жаждущие отомстить за все несправедливости, люди, бежавшие из городов, плюс два беглых легионера — все находили приют в огромных, тянущихся на мили лесах вокруг поместья. А однажды Киндилан привел к Флавию трех совсем молодых работников со словами:
— Господин, Сервий, твой управляющий, стал стар, ноги у него не гнутся из-за прежних ран, так что толку от старика никакого, но я и вот эти трое молодцов — мы хотим сказать тебе, что копья у нас вострые и держим мы их наготове и, если тебе понадобится наша помощь, мы послужим тебе верой и правдой.
А еще через несколько дней после этого разговора Юстин пополнил отряд отставным гладиатором.
Он увидел его в Венте, в день, когда были Игры, возле главного входа в амфитеатр, — костлявая, длинная фигура в лохмотьях. Оттиснутый от остальной толпы, он стоял повернув голову туда, где вдалеке маячила арена, с выражением такого безысходного отчаяния на лице, что Юстину показалось, будто оно поглотило весь свет сияющего осеннего дня.
Первое побуждение его было спросить: что случилось? Можно ли помочь… хотя бы чем-нибудь? Но что-то удержало его от расспросов, и он, выждав паузу, только сказал:
— Сегодня хорошая программа, не каждый день удается созерцать ливийского тигра в здешних краях. Ты идешь внутрь?
Незнакомец вздрогнул и обернулся. — Нет, — сказал он с вызовом, которым, как щитом, хотел прикрыть свое отчаяние.
Где-то внизу под ними, за решетчатыми воротами логова хищников, завыл волк, и этот дикий печальный вой поднялся над переполненными скамьями амфитеатра, заглушая гомон голосов.
— Даже волки и те чувствуют, — сказал незнакомец.
— Чувствуют что?
— То, что идет по логовам там, внизу. Но тебе-то откуда об этом знать? — Бродяга смерил Юстина презрительным взглядом. — Откуда тебе знать, что значат эти последние мгновения перед тем, как затрубят трубы? Снова и снова принимаешься проверять оружие, хотя с того момента, как ты его проверил в последний раз, сердце не успело сделать и сотни ударов. А то вдруг занемеет правая рука, и тогда ты трешь ее песком — все лишний шанс выжить. А потом становишься в шеренгу, чтобы идти на арену, и тебе слышно, как собирается толпа — тысяча, двадцать тысяч человек, — не важно сколько, все зависит от количества мест, но ты знаешь, что они пришли смотреть на тебя. И хлеб с луком, что ты ел утром, покажется тебе во сто раз слаще всех пиршественных блюд, чем тому, кто знает, что его ждет следующая трапеза. И солнце, пробивающееся через решетку наверху, светит для тебя ярче, чем для того, кто завтра увидит восход, — ведь ты знаешь, что не сегодня-завтра ты умрешь, умрешь на этой самой арене на глазах у двадцати тысяч зрителей. Если не в этом, то в следующем бою или же на сотый раз. Хотя при этом всегда остается шанс выжить и получить деревянный меч.
— Аве, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя, — спокойно проговорил Юстин. — Но н-на твою долю выпал деревянный меч.
Молодой человек бросил на Юстина быстрый, встревоженный взгляд, испугавшись, что выдал себя с головой незнакомцу.
— Да, мне дали деревянный меч прошлой зимой на Играх в честь нового императора… там, в Лондинии.
— Так ты теперь свободен?
— Свободен? Да, я свободен вот от этого всего и теперь могу свободно сдохнуть в канаве или свободно идти куда глаза глядят, благо все дороги равно плоские и серые.
Юстин молчал, подавленный этим безнадежным «все дороги плоские и серые» и своей неспособностью что-либо сделать.
Молодой человек поглядел на него и издевательски рассмеялся:
— Так-то вот. Ну а теперь дай мне несколько ценных советов: «Вот тебе динарий, пойди и купи себе что-нибудь поесть». Или еще: «Люди повсюду требуются для малярных работ, почему бы тебе не пойти и не наняться?» Да не нужен мне твой динарий, не создан я для спокойной работы. Нет, ты предложи мне такую работу, чтоб был в ней настоящий риск, игра, где ставка — «жизнь или смерть». Что, небось нет такой…
И вдруг Юстина осенило.
— Я не уверен, но, возможно, такая работа найдется…
По весне слухи, гулявшие всю зиму по Британии, усилились и обрели более реальный смысл. Император Констанций начал строить транспортные суда в Гезориаке! Сам император Максимиан направляется на север, чтобы принять на себя руководство Рейнской обороной! Корабли готовы к отплытию — огромная флотилия транспортных судов и конвойных галер ждет в Гезориаке, в устье Секуаны! А затем, вскоре после стрижки овец, через пустоши пришла весть о том, что Аллект, сосредоточивший силы вдоль юго-восточного побережья со штабом в Рутупиях, снял более половины войск с Вала.
А еще через несколько дней последовали новые вести. Юстин и Флавий находились в тот момент в Каллеве в поисках оружия для своего оборванного войска. За последние недели его ряды значительно пополнились, но большинство новобранцев приходило с легкими охотничьими копьями, от которых в бою не было бы никакого толку. Случалось порой заманить в ловушку саксов и тем самым пополнить запасы оружия, которого, увы, все равно не хватало, и поэтому второй браслет тети Гонории, надежно спрятанный про черный день, был продан ювелиру в Клаузентии. Вскоре в Регне, Венте, а потом и в Каллеве появились два незнакомца. Они посетили несколько кузнечных и оружейных мастерских и купили где мечи, а где тяжелые наконечники копий. И вот все было закончено: Юстин с Флавием собственными глазами убедились, как ближе к вечеру последнюю их покупку благополучно упаковали в кувшины для лампового масла, чтобы затем погрузить на двух вьючных мулов, одолженных у одного доброго приятеля, живущего возле Южных ворот. Юстин и Флавий наскоро перекусили в таверне сразу за форумом — ее содержал бывший легионер без одного глаза — и поспешили к воротам, чтобы успеть перехватить мулов. Мимо торопливо прошел человек.
— Слыхали новости? Паруса Констанция видели у Таната! — крикнул он на ходу и, не остановившись, пошел дальше.
— Похоже, поспели как раз вовремя, — сказал Флавий и добавил: — Хорошо, что тетя Гонория в Аква-Сулисе: случись что, все же она будет в безопасности.
Сегодня они уже проходили мимо дома Аквилы: ставни были закрыты и не видно было признаков жизни.
На прямой, как стрела, широкой улице, что вела от форума к Южным воротам, несмотря на поздний час и начавшийся мелкий дождь, повсюду встречался народ — люди стояли кучками у дверей лавок и на перекрестках: они встревоженно чего-то ожидали, словно вот-вот разразится шторм.
Они прошли половину улицы, как вдруг раздались разноголосые крики, затем топот бегущих ног, и из темной боковой улочки выскочило какое-то маленькое невообразимого вида существо, а за ним по пятам гналась стая орущих саксов. Беглец был быстрый и проворный, как кошка, но преследователи не отставали, и вот опередивший товарищей сакс схватил беглеца за горло, пытаясь свалить его с ног, и тут же разом несчастного окружили остальные. Когда они всем скопом стали тянуть его вниз, в свете фонаря над дверью лавки Юстин увидел поднятое вверх отчаянное лицо — узкое, безбородое лицо, с огромными глазами. И в то же мгновение он услыхал крик Флавия: «Боги милостивые, это же Куллен!»
