Пятьдесят слов дождя - Лемми Аша

Киёми коснулась ее плеча.

– Я знаю, ты не питаешь ко мне любви…

– Вы стали для меня лучшим опекуном, чем все остальные, – сухо сказала Нори, и ее осенило: как грустно, что это чистая правда.

– Так что, возможно, ты последуешь моему совету.

Нори повернулась к ней с ничего не выражающим лицо-м.

– Вы как будто расстроены.

– А ты нет! – взорвалась распорядительница борделя, и даже под слоем пудры Нори увидела ее бледность. – Вопрос, почему ты не расстраиваешься! Ты ни слова не сказала с тех пор, как…

Нори молча склонила голову.

Киёми всмотрелась в ее лицо. Темные глаза отчаянно пытались выискать правду, но женщина слишком хорошо выполнила возложенную на нее обязанность. Лицо Нори было холодной маской. Там нечего искать.

– Ты даже не спросила его имя.

Нори не удостоила спутницу ответом. Здесь имели значение только два имени: хозяин и раб. Киёми это знала. Однако отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы изменить то, чего изменить нельзя.

И все же Нори заговорила, внезапно почувствовав абсурдную жалость к женщине, сидевшей рядом. Даже несмотря на то, что у нее была власть, а у Нори – не было, даже несмотря на то, что она будет и дальше жить в богатстве и комфорте, а Нори скоро остынет в земле… Девочка вдруг поняла, что не захотела бы поменяться с ней местами.

– Дорога в Токио долгая. Попытайся отдохнуть.

Затем Норико снова отвернулась к окну, закрыла глаза и стала ждать.

Скоро.

Дорога оказалась не такой уж долгой. Возможно, они не были на краю земли, как думала Нори. Возможно, их маленький мир существовал рядом с этим.

Нори никогда раньше не видела Токио. Она, конечно, слышала истории о ярких огнях и деловых людях в современной одежде – в костюмах и платьях с короткими юбками. Ей рассказывали о женщинах, которые укладывали волосы гелем и красили ногти, о мужчинах, которые носили элегантные шляпы и разгуливали, держа женщин за руки на публике, средь бела дня, не испытывая стыда.

Это был город, полный неоновых вывесок, ученых, музыки и жизни. И где-то там скрывался магазин игрушек, где купили последнего плюшевого кролика для красивого мальчика, который никогда не причесывался.

Норико не позволяла себе думать о его имени. Даже сейчас думать о его имени значило потерять всю силу и превратиться в ничто.

Она прижала ладонь к окну и растопырила пальцы, чтобы смотреть сквозь них. И увидела вдалеке – город-крепость в городе: замок Эдо, окруженный рвами с одной стороны и массивными воротами с другой. Все, чтобы держать остальной мир подальше.

– Дворец, – прошептала Норико.

– Да, – поддержала Киёми, радуясь, что подопечная наконец заговорила. – Можешь считать его домом своих предков.

Нори отвернулась от окна и уставилась прямо перед собо-й.

– Нет. Не могу.

– Ну, мы все равно направляемся не туда. Спрашивай, если хочешь.

– Не хочу. Мне все равно.

– Они твои кузены.

– Я незаконнорожденная, – натянуто сказала Нори, складывая руки на коленях. – У меня нет семьи.

– Тебя не из глины вылепили, – настаивала Киёми.

– Почему сейчас? – прошипела Нори.

Киёми поджала губы и ответила не сразу. Бросила взгляд вперед. Водитель не произнес ни единого слова и ничем не выдал, что слушает их разговор.

Быстро, словно боясь, что передумает, Киёми нажала кнопку, поднимающую черный экран между задним сиденьем и передним. Иной уединенности все равно не добиться.

– Я была не права. – Она порывисто схватила Нори за руку, развернула лицом к себе. – А теперь ты должна меня выслушать.

– Хватит.

– Норико!

– Я уже не ваша забота. Я вам больше не принадлежу. Почему это вас так волнует?

– Я никогда не желала тебе смерти. И всего этого тоже.

– Наши желания не имеют значения. Вы сами так учил-и.

У Киёми на лице отражалось страдание. В глазах стояли слезы.

– Боже мой, Нори. Ты должна жить. Ты должна выжить. Ты… просто обязана. Я не могу тебя спасти. Не могу дать надежду, ведь для этого придется солгать. Но ты должна жить.

– Не ваша забота, – повторила Нори холодными губами.

– Подумай! – вырвалось у Киёми, и, наконец, пролились слезы; они стекали по выбеленным щекам и скапливались у ключиц. – Подумай, какой женщиной ты могла бы стать.

Нори никогда, ни на единый миг об этом не задумывалась.

– Вы… это вы велели мне смириться.

– А теперь велю бороться.

Нори покачала головой.

– Я больше не могу бороться.

Киёми начала что-то говорить, но осеклась. Машина замедляла ход. Они не сводили друг с друга глаз, затаив дыхание, так много говоря без слов.

Нори сжала руку Киёми. Звук двигателя затих.

– Прости меня, – прошептала Киёми. – За все. Прости.

Нори колебалась. Она слышала, как водитель вышел и теперь огибал машину. Оставалось всего несколько секунд. Она не могла придумать, что сказать этой женщине. Вот они, распорядительница борделя и шлюха, вознесшаяся нищенка и падшая принцесса, хозяйка и слуга. Но в этот момент все это стало неважно. Просто две женщины, склонившие головы против ветра. Нори решила, что если это и не делало их друзьями, то хотя бы сближало.

– Я буду скучать, Киёми-сан.

Нелепо. И все же правда.

Дверца со стороны Норико открылась. Не дожидаясь приглашения, девочка вышла из машины и зажмурилась от света осеннего солнца. Она знала, где они. Каждый ребенок в Японии знал об этом месте.

Тиёда-ку, королевский район в Токио. Здесь располагались все правительственные здания, посольства и памятники. Здесь жили самые богатые, самые влиятельные люди страны.

Нори стояла в закрытом поместье с высокими стенами из беленого камня. Дом был старым и величественным, низким и просторным, с черепичной крышей цвета красной глины. На воротах позади Нори был изображен незнакомый ей фамильный герб.

Пренебрегли здесь лишь растениями. В саду росли печально поникшие сливовые деревья с листвой того же цвета, что и крыша.

Надо идти вперед, в дом, который ее не приветствует, к людям, которые ее не полюбят.

Нори уже такое проходила. Она знала, что делать.

И двинулась вперед. Подол ее лучшего кимоно волочился по земле, вороша опавшие листья. Волосы в стиле тарэгами [21] свободно ниспадали, символизируя ее целомудрие. Шею обвивали лучшие жемчужины, холодившие разгоряченную кожу. Сердце билось быстро, как у испуганного воробья, но страха не было.

Норико поднялась по деревянным ступенькам и прошла в прихожую через раздвижные двери, которые без единого слова открыла служанка.

Нори остановилась, чтобы снять туфли, а затем продолжила путь, пока перед ней не появилась женщина, одетая в кимоно из небесно-голубого шелка.

– Додзо агаттэ кудасай, – произнесла она. – Добро пожаловать.

Нори поклонилась.

Женщина даже не взглянула на нее.

– Спасибо за быструю доставку. Оставьте вещи снаружи, их заберут.

Теперь Киёми не могла говорить свободно. Ей предстояло сыграть роль, которую она играла десятки раз.

Нори повернулась к ней. Всего на мгновение, скрыв лицо от незнакомки вуалью волос, она позволила себе улыбк-у.

– Аригато. За все, чему вы меня научили.

Киёми низко поклонилась.

– Прощай, маленькая принцесса.

Внутри все сжалось. На мгновение Нори захотелось протянуть руку, прижаться к Киёми так, как она никогда не прижималась к матери, к бабке.

Слова встали в горле комом.

Не уходи.

Не оставляй меня.

Не оставляй меня снова.

Только не снова.

Пожалуйста.

Но говорить было нельзя. Ее губы сомкнулись, не пропуская ни слова, и она отвернулась.

Через мгновение Киёми исчезла.

И, как и в самом начале, Нори осталась одна.

Ее провели в большую комнату с татами на полу. Вся мебель была убрана, за исключением одинокой шелковой подушки в центре.