Евгений Анташкевич - Освобождение
– Если знаете, скажи, что за человек?
Переводчик вопросительно посмотрел на улыбающегося Мироныча. Степан увидел этот взгляд и твёрдо сказал:
– Говори!
Переводчик начал описывать человека…
– Ё-маё! – Мироныч всплеснул руками. – Так это Сорокин Михаил Капитонович! Чё я говорил, Фёдорыч? Найдёт он меня!
Степан отпустил переводчика.
– Как думаете, что он будет делать, а, Сергей Мироныч?
– Я ж говорил, что спрашивал его, будем вас брать или не будем, он прямо ничего не сказал, тоже ведь понимает, какая скоро будет власть, а то бы уже…
Степан оставил Мироныча одного, вышел из комнаты и спросил у переводчика:
– Где он сейчас, этот человек? Он один?
– Видели его одного. Он в заведении мадам Чуриковой, последний дом на Шестнадцатой, к нам самый ближний, через дорогу.
– Сможете проследить, когда он выйдет, и вести его до конца?
– Надо спросить!
– Спроси, только быстро.
Сорокин очнулся оттого, что пот заливал глазницы. Он попытался разлепить веки, но пот стал разъедать глаза, он рывком сел на кровати, схватил край простыни и промокнул лицо.
«Чёрт! Как это я разоспался? Хотел полежать-подумать, а получилось, что полежал-поспал!»
Он глянул на часы, было шесть часов сорок две минуты.
«Надо бежать, освобождать… – Он осёкся. – Кого освобождать? Мироныча? Или японца? Чёрт, совсем запутался!» Он обмахнулся краем простыни и почувствовал головную боль.
«Ведь знаю, что спать на закате – плохо!»
Он встал, встряхнулся, крутанул руками и снова глянул на часы.
Все мысли, с которыми он сюда шёл, вернулись.
«Если Мироныч где-то рядом и китайцы довели меня сюда, значит, они всё это уже обсудили; я проспал около трёх часов; они расставили свою наружку и поведут меня дальше!» Он потёр виски, понимая, что, приехав сюда, сам создал задачу, ответа на которую пока не придумал, поэтому не знал, как поступить.
«Если я пойду в особняк, они меня туда и доведут. При этом они сами вышли именно на этот особняк, значит, кто-то навёл, не зря же они сидели на чердаке? Где Асакуса мог ещё передерживать Юшкова, я не знаю. Значит, можно допустить, что они держат под контролем все конспиративные квартиры японцев, но это невозможно по двум причинам: наверняка у них нет такого количества людей или надо, чтобы в миссии был их человек, который это всё знает. Таким человеком может быть только сам Асакуса. Значит, это невозможно. Значит, они шли по интуиции и отталкивались от скудной информации, полученной, скорее всего, случайно. Тогда, получается, что, если я доведу их до особняка, они его в осаду точно возьмут. Наступление красных началось сегодня! Сколько они будут наступать до Харбина, сколько японцы смогут сдерживать их наступление? Вопрос!»
Он подошёл к окну в сад.
«А тогда так – я не пойду в особняк сразу, а сначала пойду к Асакусе. Пусть ведут до миссии, они и так знают, где она находится. Понятно только, что с Юшковым у Асакусы тоже только два варианта: вариант первый – переправить на юг, а потом в Японию, но для этого есть японец, этот, как его, – Кэндзи. Вариант второй – ликвидировать, и концы в воду! А вот это для меня интересно! Только пока не помогать им, а дальше будет видно! А Мироныч пусть пока посидит, ничего с ним не случится, он им нужен, чтобы толковать мои действия!»
Сашик подошёл к тумбе и, как бы устраиваясь около неё, осторожно осмотрелся. Пока шёл сюда, он оглядывался и смотрелся в витрины магазинов на всём протяжении пути с работы, но никого не увидел.
На часах было шесть сорок семь. До выхода Муры оставалось ещё минут пятнадцать – двадцать. Он решил, что просто так стоять нелепо, и прошёлся взад и вперёд по тротуару. Он не увидел за спиной Степана, Ванятку или Коити Кэндзи и успокоился.
«В конце концов, я же не совершаю никаких шпионских действий, просто жду свою девушку».
Было уже семь, но Мура ещё не выходила. Он знал, в каком окне она может появиться, чтобы махнуть ему рукой, а она взяла и только что вышла.
Она шла, как всегда, лёгкой походкой, покачивая висящей на локте сумочкой, глядя на Сашика, и улыбалась ему.
– Привет!
– Ты сегодня просто воздушная! – сказал Сашик, и они взялись за руки.
Это уже вошло в привычку – каждый день провожать Муру домой. Они ходили пешком и только изредка, когда была непогода, садились в автобус или в машину.
– Ты слышал новость? Красная армия начала наступление! – заглянув в глаза, тихо спросила Мура. Они уже прошли Соборную площадь и вышли на Старохарбинское шоссе.
Сашик остановился. По поведению японцев, которые сегодня работали несосредоточенно и всё время парами или тройками выходили из кабинета покурить, он понял, что их что-то взволновало, но после известия о какой-то страшной американской бомбардировке такое поведение было понятно, и он перестал обращать на них внимание.
Вообще последние дни: 6-е, 7-е, 8-е и сегодня – были необычные. Он встречался с советским разведчиком, тот долго ничего не говорил про задание, но сегодня сказал и попросил прислушиваться к разговорам отца, вдруг он упомянет Юшкова Эдгара Семёновича, и показал его фотографию. Сашик ещё подумал, что, может быть, и Муре приходилось слышать эту фамилию или имя-отчество, например по телефону, но решил, что задаст ей этот вопрос, когда они придут к ней домой.
Он остановился.
– Ну что ты? – Мура потянула его за руку. – Этому же радоваться надо! Скоро наши придут. Что ты встал как вкопанный? Отомри? – Она была весёлая и улыбалась.
Сашик, подчиняясь, медленно пошёл и ничего не сказал.
«Вот так! Значит, скоро все начнётся!»
Он ждал этого момента и боялся его.
Все их разговоры со Степаном его очень волновали и часто расстраивали. Он не чувствовал, что советский разведчик ему доверяет. Он уже перестал думать, что это просто такая манера у них, ведь он помнил, как с ним общался Сергей Петрович Лапищев, сначала осторожно, потом немного иронично, а потом – запросто, как со своим.
Для Сашика был главным и нерешённым вопрос: что будет с его семьёй, когда Красная армия будет здесь? А в том, что она придёт в Харбин и выгонит японцев, он не сомневался. Однако у него пока не было удобного случая завести об этом разговор. Но он радовался за Муру. Все семь лет, сколько они были знакомы, он за неё боялся, с самого того момента, когда Лапищев предложил ему взять её на связь. А у Муры все получалось легко, она выполняла несложные задачи: прислушиваться к разговорам по такому-то телефону или по такому-то – всё точно запоминала и передавала Сашику. Только всё изменилось в этом феврале, когда начала работать радиостанция «Отчизна». Его вызвали на встречу, Сергея Петровича в Харбине уже давно не было, и представители советской разведки часто менялись. Сашику было сказано, что он должен сообщать, о чём говорят на работе его коллеги-японцы, а кроме того, получать пакеты от Муры и передавать их через известные ему, заранее подготовленные тайники; что было в этих пакетах – Мура Сашику не говорила. Один раз он спросил её, но она улыбнулась и сказала, что, конечно, она ему всё расскажет, но потом. Так что сейчас, с этой новостью, у него появилась причина волноваться и радоваться одновременно, по крайней мере для Муры всё скоро должно закончиться! И тогда он будет спокоен хотя бы за неё.
Они вошли в дом Муры, она, не включая свет в тёмном коридоре, повернулась, обняла Сашика и поцеловала, потом скинула туфли и сказала:
– Не включай свет, хорошо? Я пойду поставлю чайник. Пусть так будет, как будто уже ночь.
Сашик прошёл в комнату и сел на диван.
– Да, – прокричала она из кухни, – ты меня спрашивал о каком-то Эдгаре Семёновиче! Вчера так одного назвали с телефона 46–83, а звонили на телефон 98–02.
Ванятка открыл Енисею дверь и вышел из комнаты.
– Что-то срочное? – спросил Степан.
– Я думаю – да!
– Садитесь, переведите дыхание!
– Был звонок, – начал Енисей на ходу, – и названо имя и отчество, Эдгар Семёнович! – Он сел. – Редкое сочетание, я в Харбине таких сочетаний никогда не слышал.
– Действительно, редкое! – В голосе Степана Енисею послышалась радость. – А можно выяснить, где установлены телефоны?
– Наверное, да! Я этим никогда не занимался!
– Я не спрашиваю вас, откуда эта информация, но надо бы постараться!
– Хорошо, завтра утром!
Пять крытых грузовиков встали вдоль обочины Старохарбинского шоссе, у них откинулись пологи и задние борта, и на проезжую часть спрыгнули несколько десятков китайских полицейских.
В голове колонны стоял чёрный «форд», из которого вышли Номура и два офицера жандармерии.
