Дмитрий Дмитриев - Два императора
«Неужели Анна забыла меня и мою любовь променяла на любовь какого-то немца — офицера? Да нет, быть не может! Я верю Анне, верю в её любовь! Но зачем же так скрытно она уехала, не написав мне ни слова? Что же мне делать? Где искать её? Что это за таинственность, намёки Цыганова? Я во что бы то ни стало увижу Анну. Где бы она ни была, я найду её и объяснюсь!» Молодой князь, возвращаясь из казарм к себе на квартиру, был сильно встревожен, и ревность и досада не давали ему покоя.
Он решил окончательно ехать в Австрию к своей возлюбленной; только лёгкое нездоровье его удерживало в Петербурге; он уже приказал укладываться в дорогу своему денщику Михееву, как неожиданное обстоятельство разбило его план.
— А ведь в Австрию, к невесте, тебе, дружище, ехать не придётся, — громко проговорил Пётр Петрович, входя в комнату князя Сергея.
— Как? Почему? — удивился тот.
— Начинается опять война с Наполеоном.
— Неужели?
— Я от верного человека слышал, на этих днях объявлен будет поход… Наш государь, тронутый несчастием Пруссии, хочет за неё вступиться…
— Опять война с Наполеоном?
— Да, князь… Алчность Наполеона возмутила нашего доброго императора.
— Когда же окончатся эти войны? — со вздохом проговорил молодой князь Гарин.
— Тогда, когда не будет Наполеона, когда смирят его гордыню, заставят его вложить обагрённый кровью меч в ножны…
— Когда же это будет?
— Когда-нибудь да будет. Припомни, князь, евангельские слова: «ибо все взявшие меч мечом погибнут».
Ротмистр Зарницкий говорил правду: поход был объявлен.
Наше храброе войско не с ропотом, а с радостью шло к границам Пруссии, которую безжалостно терзал Наполеон…
Князь Сергей Гарин примкнул к своему полку, ему пришлось волей-неволей на время забыть свою возлюбленную, не искать с ней свидания… Долг офицера обязывал его находиться в рядах армии.
Глава III
Война императора Александра Первого с Наполеоном в 1805 году ознаменовалась неудачами нашего и союзного войска и громкими победами Наполеона под Ульмом и Аустерлицем. Император Александр должен был на время отложить своё благое намерение — силою остановить завоевания Наполеона и положить предел его могуществу. Австрийское государство уступило Франции свои обширные области; Пруссия заключила с ней дружеский договор, и в полную зависимость Наполеона были преданы: Италия, Голландия, Швейцария, все области немецкой земли от Рейна до Инны и Везера. Только Россия, Англия, Швеция и Неаполитанское королевство не изменили своих неприязненных отношений к Наполеону.
В 1806 году император Александр держался такой политики: «Находиться в сильном оборонительном положении, имея армии, готовые идти на помощь соседей, если они будут атакованы Наполеоном, сохранять самые тесные связи с Англиею, удержать Австрию и Пруссию от излишней покорности Наполеону».
Так, между прочим, писал государь своим послам в Лондон и в Вену. Миролюбивый и добрейший государь не прочь был вступить в переговоры с Наполеоном о мире, если этот договор не будет противен чести и сохранит достоинство России. Император французов предложил свои условия. Наш государь не согласился на этот договор и нашёл его «противным чести и обязанностям России в рассуждениях союзников её, безопасности государства и общему спокойствию Европы».
«Мы удостоверены, что верные наши подданные, всегда движимые любовью к отечеству, всегда водимые честью и мужеством, окружённые великими примерами отечественной ревности, соединят усилия свои с нами, как скоро безопасность России, глас славы и веления наши призовут их действовать на пользу общую.
В сей твёрдой уверенности на помощь Божию и на усердие верных наших подданных мы признали нужным предварительно сим известить их о намерениях наших, дабы тем дать им новое свидетельство, что во всех предприятиях наших не расширения наших пределов и не тщетной славы преходящих побед мы ищем, но желаем и действуем во утверждение общей безопасности, в хранение наших союзов и в ограждение достоинства Империи нашей».
Этот манифест произвёл большое впечатление между всем русским народом. Читали его со слезами умиления и со страхом о безопасности государственной.
Правительствующий сенат, как бы в ответ на манифест государя, поднёс ему прочувствованный доклад, такими сердечными словами законченный:
«Всеавгустейший монарх! Все сословия, Тобою только облагодетельственные, все народы, населяющие пространную Империю Твою, готовы, по единому мановению десницы Твоей, принести на жертву любезному отечеству и достояние своё, и самую жизнь. И кто из царей земных может от подданных своих ожидать толикой ревности и усилий, если не Ты, который с вожделенного для России дня вошествия на престол не престаётизливать благодеяния на все народы, скипетру Твоему подвластные, и мудрыми установлениями раскрывал все отрасли народного благосостояния, предоставляешь и позднейшему потомству наслаждаться плодами великих дел Твоих и благословлять возлюбленное имя Александра».
Между тем дерзость счастливого завоевателя не знала предела. Он не стеснялся с мелкими государствами и присоединял их к Франции или отдавал королевства своим братьям и родственникам. Так, одного своего брата Наполеон провозгласил голландским королём, другого — неаполитанским, шурина своего — герцогом бергским, а сёстрам дал владения в Италии; он составил под своим покровительством из мелких княжеств южной Германии «Рейнский союз»,[33] не предварив об этом ни Австрию, ни Пруссию. Могущество Наполеона на правом берегу Рейна заставило Пруссию призадуматься, и король прусский, дотоле безмолвный свидетель действий Наполеона, принуждён был для безопасности своего государства вооружиться против сильного завоевателя. Король прусский Фридрих-Вильгельм обратился за помощью к императору Александру. Император отвечал готовностью помогать Пруссии и отдал приказ русскому генералу Беннигсену,[34] находившемуся с шестидесятитысячным корпусом у Гродно, «быть в повелениях прусского короля и идти, куда от него приказано будет».
Пруссия, надеясь на твёрдую опору России, заявила Наполеону требование, чтобы он вывел французское войско из немецкой земли. Наполеон был в Париже, когда получил это требование. Он горделиво отверг его и послал в главную квартиру французского войска следующий приказ:
«Пруссаки требуют возвращения нашего за Рейн. Безумные! Да познают они, что в тысячу раз легче разрушить великую столицу нашу, Париж, нежели помрачить честь великого народа, коего гнев ужаснее бурь океана. Разве мы переносили непостоянство и зной Египта и побеждали соединённую против нас Европу для того, чтобы оставить наших союзников и возвратиться во Францию беглецами, обременными укором, будто орёл французский улетел, устрашённый, завидя пруссаков?»
Прусский народ радовался войне с Наполеоном; но эта радость была мимолётна. Наполеон со своею образцового армией заставил Пруссию смириться, и прежде чем русское вспомогательное войско достигло берегов Вислы, армии Фридриха-Вильгельма уже не существовало.
Вступая в борьбу с сильной французской армией, Пруссия сделала большую ошибку: начала военные действия, не подождав прихода русского войска. Прусская армия в числе ста тысяч человек под начальством Фердинанда,[35] герцога Брауншвейгского, была вся уничтожена при Йене и Ауэрштедте.[36] Одна половина этой армии легла на полях битвы или попала в плен, другая, не имея возможности продолжать неравную битву, обратилась в бегство и, настигнутая неприятелем, сложила оружие. Король прусский в один день потерял всё своё войско и даже королевство. Поражение при Йене было для Пруссии громовым ударом; весь народ прусский оцепенел от ужаса. Самые знаменитые крепости, неприступные своими твердынями, как-то: Эрфурт, Штеттин, Магдебург и другие — сдались победителю на капитуляцию. Только Данциг, где заперся храбрый генерал Лесток с двадцатитысячным корпусом, да Кенигсберг, куда удалился Фридрих-Вильгельм, не сдались победителю столицы Пруссии. Берлин с покорностью встретил Наполеона. Сто тысяч пленных, четыре тысячи орудий и множество знамён были трофеями йенской победы.
Король прусский, умоляя о помощи императора Александра, между прочим, писал ему следующее:
«Из всей моей многочисленной и храброй армии остаются теперь только слабые обломки, столь рассеянные, что до сих пор я не знаю великости своей потери. Во всяком случае, она несметна. Вероятно, французы уже заняли Берлин. К довершению ужасного моего положения, лишён я средств противиться неприятелю. Ожидаю известий от моих генералов, сколько войска успеют они перевести за Одер. В глубокой горести, с коею пишу письмо сие, утешаюсь одним убеждением, что, во всяком случае, могу положиться на помощь Вашего Величества. Никогда более, как в настоящую минуту, не знал я цены чувствований Ваших ко мне».
