Владимир Волкович - Хмель-злодей
Солнце уже высоко стояло, когда двое всадников в казацкой одежде выехали из села и направились по дороге, ведущей к Чёрному шляху.
Глава 2. Кафа, невольничий рынок
— Что там написано? — спросил Михаил у Грицька, показывая на большой деревянный щит у дороги.
— Улус хана Ислам — Гирея.
— Ого, так мы уже в коронных татарских владениях.
— Да, это Перекоп, вон и сборщик налогов к нам направляется.
Сидевший на крыльце небольшого строения татарин приподнял надвинутую на глаза чалму, лениво поднялся и, сплюнув жвачку из зелёной травы, неспешно направился к всадникам.
Грицко перекинулся с ним несколькими фразами и удовлетворённо кивнул головой.
— Я спросил, берут ли они польские злоты, он подтвердил, что берут любые деньги, — объяснил он Михаилу.
— А сколько отсюда до Кафы?
— Да вёрст двести будет.
— Тогда есть смысл переночевать, а поутру и выехать.
— Здесь где-то есть караван — сарай.
Грицько, крепкий, широкоплечий казак лет сорока, уверенный в себе и неторопливый, спросил татарина:
— И где тут у вас караван — сарай?
Татарин махнул рукой в сторону нескольких глинобитных домов, едва виднеющихся из-за прикрывающих их деревьев. На фоне голой степи они смотрелись живописно.
— А, так он и по-польски понимает?
— Они по десять языков знают, кто только тут не проезжает, и со всеми разговаривать надо, деньги брать.
Вскоре, Михаил и Грицько уже попивали красное, довольно неплохое вино и закусывали его лепёшками с овечьим сыром.
— Расскажи про Кафу, — Михаил откинулся на спинку широкой скамьи, — что за место такое?
— Я там бывал ещё в молодости, когда в плен попал. Город большой и богатый, многие города довелось увидеть, но такого не встречал. Ни Краков, ни Варшава с ним не сравнится.
— Ну, уж, так прямо, и не сравнится.
— Сам увидишь. Каждый день со всего мира тысячи купцов с товарами приезжают. Давай я тебе лучше одну историю расскажу, каких с этим городом немало связано.
— Расскажи.
— Давным-давно, лет, этак, триста назад, осадил крепость Кафу хан золотоордынский Дженибек. А надо сказать, что это место, на котором ещё полторы тысячи лет назад стоял город древних греков, выкупили у крымского хана купцы генуэзские. Уж очень оно им понравилось — для торговли и проживания выгодное. И крепость мощную построили они, во всей Европе равных ей не было, и не мог Дженибек её взять. Долго простоял он под стенами крепости, до тех пор, пока неизвестно откуда пришедшая «чёрная смерть» не стала косить татарских воинов.
Тогда решил хан: «Если уж моему войску погибать от злой болезни, то и вы, недруги генуэзские, уйдёте со мной в могилу». Приказал он забрасывать метательными машинами трупы умерших татарских воинов в крепость, и вспыхнула «чёрная смерть» уже внутри крепости.
А у генуэзцев сильный флот был. Недолго думая, погрузили они всё своё добро на суда, забрали больных и поплыли к себе, в Геную. А по дороге в разных портах останавливались для пополнения воды и пищи. И там, где они останавливались, тотчас болезнь эта начиналась, и распространилась она вскорости по всей Европе. Никого не щадила страшная зараза: ни старого, ни малого. Опустели города и страны, и некому было хоронить умерших. Порою на всей улице в большом городе оставалось в живых лишь два-три человека. Те, кого обошла болезнь, бежали в безлюдные места и поселялись там, пока суровые морозы не преградили дорогу этой напасти.
— Да, я слышал много об этой болезни — чуме, тогда десятки миллионов заразились ею и умерли, четверть Европы. — Михаил потёр лоб и устало зевнул, — но не знал, что отсюда она пошла. Ну, пора отдыхать, завтра рано вставать, день трудный обещается.
Путники пока старательно избегали разговоров о деле, ради которого проделали столь опасный путь, но думали о нём постоянно.
Всадники остановили коней на крутом обрыве и замерли. Бесконечная морская равнина, огромный залив раскинулся перед ними.
Михаил зажмурил глаза:
— Ух, ты! — он никогда не видел моря.
Горный хребет, идущий с юга, постепенно снижался и обрывался в море скалистым мысом. Далее горы переходили в холмистую равнину, и лишь на западе возвышалась одинокая лысая гора. Мощные крепостные стены с башнями опоясывали высокий холм, на котором, по-видимому, располагалась цитадель. Стены окружал глубокий ров, заполненный водой. Внутри второго пояса стен располагался сам город с его лавками, мастерскими, базарами и домами горожан.
Всадники проехали под каменной аркой въездных ворот и затерялись в многоязычной толпе. Михаил вертел головой, пытаясь сориентироваться в этом большом и незнакомом городе, и с любопытством рассматривал купцов, приехавших сюда со всех концов света. Пёстрая смесь жителей разных национальностей, прекрасно уживающихся между собой, удивляла Михаила.
Армяне, греки, болгары, татары, евреи, караимы, итальянцы, даже украинская свитка мелькнула в толпе.
— И с наших мест тут люди живут? — спросил Михаил у Грицька.
— Да, есть и наши, на них и рассчитываю. А пока надо где-нибудь остановиться.
Вскоре путники разместились на постоялом дворе и, оставив там коней, пошли знакомиться с городом. Кафа поражала своими богатыми ярмарками и роскошными базарами. Круглые сутки не закрывались въездные ворота города, пропуская мохнатых коротконогих лошадей, впряженных в арбы, груженные дарами благодатной Крымской земли: огурцами, дынями, арбузами, фруктами, виноградом.
Не спеша проходили караваны верблюдов, несущих на своих горбах огромные тюки, задевавшие стены домов на узких улочках города.
Вот и ярмарка. Глаза разбегаются от обилия товара: отборная янтарная пшеница, желтовато-белый воск, горы крупной соли, рыба в плетёных корзинах, икра чёрная и красная, дорогие северные меха, драгоценные камни и золото, ароматные диковинные пряности. Отдельное место отведено для тканей: восточной камсы и массульской парчи, витрийского бархата и ковров. Покупатели переправляют товар в порт, откуда на сотнях купеческих галер он расходился по всей Европе.
С волнением поднялись путники на холм с цитаделью, где находился знаменитый Кафский невольничий рынок. Самый дорогой товар, принёсший Кафе славу и богатство, — рабы.
«Обширная площадь, обставленная по краям мечетями и гордыми минаретами, полнится невольниками из Московской Руси, с Подолии, с Волыни, из Польши, захваченными в татарских набегах. Несчастный живой товар сидит и стоит группами. Бородатые покупатели — турки, армяне, крымцы — ходят от группы к группе, прицениваются, высматривают здоровых работников и красивых детей и женщин… А кругом — роскошь зданий, журчащие фонтаны, синее чудное море почти у ног. Толпа все валит и валит на этот рынок, на это чудное, чарующее и страшное зрелище».[17]
Но вот турок в высокой феске что-то крикнул торговцу, указывая на молодую светловолосую девушку. Тот подошёл к девушке и, не говоря ни слова, стащил с неё платье. Девушка попыталась прикрыть руками грудь, но, приблизившись к ней, турок схватил её руку и с силой потянул к себе. У девушки появились слёзы на глазах, она прикрыла лицо ладонями. Но турок, помяв ей грудь, оторвал ладони от лица и, обхватив её щёки толстыми пальцами, заставил раскрыть рот.
У Михаила потемнело в глазах, он представил, что эта девушка — его Яна. Не мешкая ни секунды, не говоря ни слова, выхватил саблю и рванулся вперёд. Обычно спокойный, Грицько проявил тут невиданную быстроту и ловкость. Подставив Михаилу подножку, от которой тот растянулся на каменных плитах площади, он уселся на него верхом, навалился всей тяжестью, пытаясь удержать своего яростно вырывающегося спутника.
— Спокойно, спокойно, ты, что хочешь беды натворить, — негромко говорил он в ухо Михаилу, — забыл для чего мы сюда приехали.
Тут же появилась татарская стража. Старший обратился к Грицько на ужасном польском:
— Что тут у вас происходит?
— Человеку плохо стало, от солнца, наверное, — ответил Грицько по-татарски, но это не убедило стражника.
— Откуда вы и что здесь делаете?
— Мы — казаки гетмана Хмельницкого, посланы купить товар для батьки.
И видя, что стражник всё ещё не верит ему, вытащил бумагу, выданную на Перекопе сборщиком налогов. Старший взглянул на бумагу и, не прочитав, а скорее всего и не умея этого делать, повернулся и пошёл прочь. За ним отправилась стража.
— Уф, пронесло, — Грицько вытер пот со лба и помог встать успокоившемуся Михаилу.
Девушку уже увели, это означало, что турок купил её.
— Если мы так будем действовать, то головы нам точно не сносить, не то, что девушку из плена освободить, — Грицько стряхнул пыль с шаровар, — голова, она дана для того, чтобы думать, а не пороть горячку. Пойдём-ка, проверим, как у них регистрация продаж ведётся, там мой знакомый переводчик работает.
