Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2
— Это, конечно, меняет дело. Но мое предложение в силе.
Когда его проносили мимо Саввы Николаевича, пациент попросил остановиться.
— Савва Николаевич, меня трудно сейчас узнать. Моя фамилия Красновидов. Мы когда-то с вами встречались у нас в Питере по делу об институте пульмонологии, помните?
— Ааа… — осенило, наконец, Савву Николаевича. Вот когда он слышал этот голос. — Так это вы? — не то удивленно, не то удовлетворенно произнес Савва Николаевич.
— Кстати, Савва Николаевич, Мельниченко просила передавать вам привет, интересовалась, как вы, и просила, если что, перевести вас в Санкт-Петербург. Говорит, что помнит вас со студенчества, — вступила в разговор главный врач.
— Да, да, это так, — ответил тихо Савва Николаевич. — Спасибо Валентине Ивановне за приглашение, но я не поеду… Меня через день переводят к себе, можно сказать, в родной дом. И жена здесь… Так что я остаюсь.
— Ну как знаете. Выздоравливайте! Спасибо за то, что спасли меня, и до свидания, — попрощался Красновидов.
Савва Николаевич кивнул в знак согласия.
— И вам всего хорошего.
Красновидова унесли, а Савва Николаевич, оставшись один на один со своими мыслями, опять погрузился в прошлое, словно в нем ища опору и поддержку себе сейчас, когда он такой беспомощный…
Глава 9. Год хромой лошади
Савва Николаевич живо вспомнил студенческий «разбор полетов» в комитете комсомола института, когда его пропесочивали за посещение концерта Высоцкого. Рыжая (крашеная) девица со стрижкой «Каре», представленная собравшимся, как инструктор обкома комсомола, и была Валентина Мельниченко. У нее тогда была другая, девичья, фамилия — кажется, Соснина или Елкина. Савва Николаевич напряг память. Да, точно Елкина. Он тогда еще подумал, что девица наряжена и яркая, как новогодняя елка, подстать фамилии. Воспоминания о далекой юности нахлынули на Савву Николаевича, унося его все дальше и дальше в розовый туман. Он отчетливо вспомнил все детали того непростого для него собрания, когда решалась его судьба: быть или не быть ему студентом, а в конце-концов и тем, кем он теперь стал — врачом.
— Судьба все же была благосклонна ко мне — мелькнула молнией мысль в голове Саввы Николаевича. Староста Федорченко, комендант Вася, его заступница Светочка, ребята из его десятой комнаты в полном составе — все пронеслись перед его мысленным взором, словно и не было почти полувековой дистанции между ним юным студентом Саввой Мартыновым и теперешним, увы, пожилым Саввой Николаевичем.
Чем же закончился тот день? Савву оставили в институте благодаря заступничеству Светланы. Потом он пришел к себе в общагу и отомстил обидчику… Сколько лет прошло, но ему и сейчас стыдно за тот поступок. Он тогда ударил «кронштадского мальчика» в лицо кулаком. Брызнувшая кровь из носа и тихий стон… до сих пор стоят перед ним, как немой упрек. Нет, Савва не дрался, он наказал виновного, того кто предал его, как тогда говорили, «заложил». Провинившийся сам во всем потом сознался. Как услышал разговор Саввы с Владом, его земляком, приглашенным на концерт Владимира Высоцкого в Политехе, как написал письмо, отнес его в Смольный и опустил в ящик для писем и заявлений граждан.
Однокашник завидовал независимому характеру Саввы и успехам во всем: в учебе, в спорте. А еще тому, что Савва легко, шутя общается со всеми, тому, что его любят девчонки всего цикла. Зависть — вот что толкнуло на предательство «кронштадтского мальчика», маменькиного сынка, пристроенного в институт по просьбе отца, секретаря Кронштадтского райкома, пожелавшего (чтобы сынок лучше изучил народ) поселить его в студенческом общежитии. Папочка оказался, кстати, порядочным человеком и не стал «давать ходу» делу об этой драке. Он приезжал в институт на разборку и понял, почему досталось его сыну.
Осадок злого, хотя и мотивированного, поступка остался у Саввы Николаевича на всю жизнь. Тот удар ему часто вспоминался и служил своеобразным тормозом, когда нужно было снова «махать» кулаками. Бить по лицу — не лучший способ выяснения отношений, хотя иногда так хочется кому-нибудь врезать по морде, что спасу нет. Но Савва Николаевич, получив прививку от «злости» в той далекой юности, старался больше «не махаться руками».
«Бить нужно головой, мозгами», — сказал он себе однажды и придерживался этого правила всегда.
Ну ладно, а что там с моей Светочкой? Они симпатизировали друг другу, и злые языки на цикле даже стали поговаривать об их близких отношениях. Савва Николаевич улыбнулся, вспомнив об этом. Он стал бывать в гостях у Светы. У той была прекрасная четырехкомнатная квартира в обкомовском доме с видом на Неву. Савва никогда бы не подумал, что эта простая в общении девушка — дочь знаменитости: не только известного адмирала, но и ученого с мировым именем. Его частые поездки по заграничным симпозиумам удивляли Савву не меньше, чем полеты очередного космонавта в космос. Заграница для Саввы была чем-то тайным и неведомым, а потому притягательным и очень заманчивым.
Светлана с губами-марципанами и полной фигуркой всегда вызывала восхищение и похотливые взгляды студентов с Кавказа.
— Богиня! Дай подержать твою руку, — говорил ей какой-нибудь выходец с гор. Но Света была равнодушна к их ухаживаниям. Ей очень нравился Савва, однако, воспитанная в духе сдержанности и коммунистической морали, она не могла себе позволить первой заговорить о своих чувствах.
Савва догадался об этом сам. И перед ним возникла очередная жизненная дилемма: Света или его давнишняя подружка Людмила. Савва не стал взвешивать все «за» и «против». Он спросил об этом свое сердце, и то без колебаний ответило: «Людмила». Объяснился Савва со Светланой легко и просто, как обычно он делал это в самые трудные минуты своей жизни:
— Знаешь, Света, ты очень нравишься мне, но я люблю другую. Извини, не могу врать, тем более тебе.
Света посмотрела на него грустными глазами, отвернулась, чтобы он не видел ее слезы, и, не произнося ни слова, пошла быстрым шагом по набережной. Савва хотел догнать, что-то такое сказать, чтобы она его поняла, но ноги как будто приросли к граниту мостовой и не слушались его. Тогда он решил крикнуть:
— Постой, подожди, я сейчас, я, я… — Голос его застрял в глотке, выдавив только глухое «пааа…».
А Светлана, его друг и товарищ, уходила, не оглядываясь назад.
Из ребят своей группы Савва уважал ее больше всех. Но после того объяснения стал еще больше уделять ей внимание, бережно относясь к ней, своей Светке, подружке трудной юности. Светка же избегала встреч с Саввой и старалась не оставаться с ним один на один даже в группе. Сережка Ковалев, как всегда первый, заметил это охлаждение чувств и как-то в перерыве между лекциями как бы невзначай сказал Савве:
— Слушай, Савва. Не мое дело, но так же нельзя. Девчонка к тебе со всей душой, а ты…
— Что я?
— Не знаю, но что-то ты напортачил, старик.
— Ничего не напортачил! Просто я люблю другую и сказал об этом Светлане. Нельзя же врать, не могу, как другие.
— Это верно! Тогда извини, не хотел тебя обидеть… — Сергей хлопнул Савву по плечу и отошел в сторону.
— Да ладно, чего уж там… Виноват я, конечно, дал повод, а потом — «люблю другую». Нехорошо получилось! Но врать еще бы хуже вышло…
— Все понял, старик. Трудный выбор, надеюсь, ты его сделал правильно. — Он пожал Савве руку. — Держись, я с тобой.
Да… как же это давно было! С позиций морали нынешнего времени те отношения между полами кажутся какими-то неестественными. Теперь у студентов переспать друг с другом, удовлетворяя свою сексуальную потребность, без проблем — заявила ему одна студентка, «перепробовав» всех парней в группе, куратором которой являлся Савва Николаевич.
— А что вы ставите выше и ценнее всего, — поинтересовался у нее Савва Николаевич.
— Личную заботу и деньги.
— Ну, вы же девушка, в смысле женщина, — поправился Савва Николаевич. — Неужели вам не хочется иметь семью, свой уютный дом, детей? То, без чего счастье женщины, да и любого человека, невозможно. Кто бы что не говорил, но рано или поздно эта потребность почувствуется.
— Ерунда, Савва Николаевич. Вы мыслите категорией позапрошлого века. Ну кому нужна семья, если не на что ее содержать. И какая я буду жена, если муж не сможет заработать, чтобы его дети и я жили в достатке… Все это в прошлом.
— Погодите, погодите. Но вот как вы считаете — Мадонна, поп-звезда всех народов и времен, счастлива ли со своими миллиардами денег?
— Конечно! У нее есть все, что она захочет, мужчины на коленях в очередь, губернаторы, бизнесмены, президенты Америки стремятся коснуться ее божественной ножки. Чем же ей плохо?
— А тем, что она плачет по ночам, как и другой ваш кумир, недавно умерший от передозировки снотворного, Майкл Джексон. Они глубоко несчастные люди, у которых нет семьи, друзей. А что есть? Бизнес, борьба за рейтинги, за престижные премии «Грэмми», «Оскар». Деньги, деньги… Но рано или поздно они кончаются, и тогда вчерашние кумиры становятся никому не нужны. И тут приходит отчаяние, которое они пытаются заглушить наркотиками, водкой, безумным образом жизни.
