Николай Амосов - ППГ-2266 или Записки полевого хирурга
Конечно, все занято! Как может быть иначе? Стоит саперный батальон со своей техникой... Начальники пошли в их штаб. «Откажут, конечно».
Вот возвращаются довольные, и с ними чужой подполковник интеллигентного вида. Это их командир. На погонах — инженерные знаки.
— Да, мы вам освободим все, что необходимо. У нас люди здоровые... И мы поможем устроиться.
Не верю ушам своим! Вот это человек!
Распланировали, «вошли в контакт» с подчиненными этого подполковника... уже на низшем уровне: старшие и младшие сестры — с капитанами, лейтенантами.
В Пиревичах был деревообрабатывающий завод. Он пострадал, но уцелел длинный сарай — пойдет под сортировку, а большой цех — для эвакоотделения.
Перевязочная получила домик, саперы вставили окна. Девушки выбелили стены. Лида работала кистью на козлах, как заправский маляр. Мы решили показать, что можем гипсовать не только для выставки. Летом получили «стол Юдина» — передвижной ортопедический стол, чрезвычайно удобный. Прямо сам просится — используйте!
Впрочем, может, опять захлестнет. Как немец будет сопротивляться, как будут действовать наши генералы?
Никогда у нас не было таких приятных соседей. Не удивительно: все инженеры-техники, много ленинградцев. Вечерами они собираются на нашем широком дворе, приносят радиолу и открывают танцы. Один парень чудно играет на гитаре и поет. «Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя привозил...» Еще: прочитал главы из новой книжки Шолохова «Они сражались за Родину». Отлично. Сцена в перевязочной медсанбата будто с натуры написана.
Песни трогают не только меня — трогают и наших девушек, Даже самые скромницы завели себе кавалеров и тем повергли майора в страшную тревогу. И вот у нас уже строгости. Подъемы, отбои, проверки, патрули. Уже организована, ловля опоздавших... Уже их сажают на гауптвахту.
Ребята возмущаются, и отношения между нашими и саперными начальниками сильно охладились.
22 июня, в третью годовщину войны, саперы ушли на передовую. Говорят: мосты через Днепр будем наводить.
Летучка уже на станции стоит и ждет раненых. Вот как нынче! Напряжение ожидания нарастает с каждым днем. Наши самолеты-разведчики летают постоянно, немецкие — редко.
* * *Наконец началось! 24 июня утром проснулись от страшной канонады. Стрельба не прекращается целый день, хотя и потише. Ходим и слушаем: не дальше ли? Не глуше ли? Нет, пока так же.
Вечером уже привезли первых раненых на нескольких санитарках. Прямо из МСБ — с ранениями конечностей. Говорят: «Не продвинулись. Бьет. Подняться не дает».
Проработали до поздней ночи: наложили три высоких гипса и несколько на голень. Обработки ран для гипса неподходящие. Приходится дополнительно иссекать раны. Не быстро получается. Стол занят часа полтора. Но надеемся натренироваться. Юдинский стол отличный. Нужно еще один, если станем специализированными. Вася Лысак обещал.
Завтра нужно ждать большого поступления. Прорыв, видимо, дается нелегко.
Два дня работаем интенсивно. Раненых везут небольшими партиями почти все время. Сразу видно, что фронт близко и транспорта прибавилось. Приемная такая большая, что вмещает всех. Некоторых сразу переводим в эвакоотделение, потому что все солдаты чистые, многие прямо из МСБ, перевязывать не нужно.
27-го слышим страшный гул. И бомбят. Вечером шоферы с машин сообщили: «Прорвались!» Теперь, наверное, пойдут... Дай-то бог!
У нас уже скопилось человек пятьсот раненых. Гипсуем немного — не успеваем. Раненые идут хорошие. Сказался летний отдых, питание, солнышко. Настроение — побеждать. Многие жалеют, что ранило, когда подошло самое время — вперед.
30 июня вдруг рывок: все время везли из-под Бобруйска, а тут сразу — Осиповичи и даже дальше. Посмотрели на карте — это километров шестьдесят западнее. Теперь пойдут! Рассказывают, что под Бобруйском немцев окружили, что авиация работала отлично, что машин валяется тысячи... Немцы бродят по лесам, сдаются. Во, господа, и вам привелось прятаться! Трудновато будет на нашей территории. Партизаны, небось, того и ждут.
После 1 июля поток раненых резко спал. А 6-го нас предупредили, что скоро нужно ехать. Пока мы собираемся, войска уже ушли далеко, даже толком не знаем, где идут бои Каждый вечер по несколько раз передают приказы Верховного Главнокомандующего. Вся страна живет наступлением...
Наконец 9 июля получили приказ ехать в район Бобруйска.
* * *В Рогачеве переправились через Днепр. От самого города ниче го не осталось — его уничтожили еще зимой. Пепелища заросли травой, даже трубы сожженных домов обвалились.
Наконец мы покатили по настоящему шоссе. К полудню уже подъезжали к Березине, что недалеко от Бобруйска. И тут мы увидели то, что осталось после окружения. Это невозможно представить по описаниям.
Поле и редкий лесок, сколько видит глаз с машины, усыпаны техникой. Усыпаны буквально — почти вплотную друг к другу, в разных позициях, стоят и лежат перевернутые и целые автомашины всех марок, тягачи, орудия. Между машинами — воронки взрывов, покалеченные деревья, тряпье, масса разбросанных бумаг... Трупов уже не было, их убрали. Можно себе представить, что здесь делалось, когда 27-го наши самолеты бомбили этих немцев, густо сбившихся в кучу.
Разумеется, мы остановились... Все останавливались. Нельзя, просто невозможно проехать мимо этого богатства техники... А вдруг там окажутся целые грузовики? Федя кинулся, как пес в стаю куропаток...
Каких только марок тут не было! «Мерседес», «фиат», «ситроэн», «оппель», «хорх». Огромные дизельные грузовики «МАН», «шкода»... Германия, Италия, Бельгия, Франция, Чехословакия, Венгрия. Непостижимо уму, как мы могли противостоять такому обилию первоклассной техники со всей Европы силами молодых заводов, разбомбленных в спешке отступления и снова собранных в такой же спешке руками женщин и подростков где-то в Сибири и на Урале. Это — больше, чем героизм минуты боя. Это — упорство, жизненная сила народа, партии. Да — и партии, несомненно. Но вступать в нее я все равно не собирался.
В связи с этим «особист», который «курирует» наш госпиталь, вел со мной доверительную беседу: о врагах народа, шпионах. Я выражал удивление: «Неужели? В самом деле? Вот сволочи!» Отлично знал, куда клонит...
— Не хотите ли помочь нашему общему делу? — И предав жил сообщать.
Не буду восстанавливать разговор. Ответил вежливо:
— Я бы с дорогой душой... Но — не могу. Убеждения не позволяют, моральные установки...
Он был разочарован. Но подписку о неразглашении разговорa взял. В этом я не отказал. Побоялся. Так что «заседание продолжается, господа присяжные заседатели». Вот с войной покончат и начнут новый заход...
Бобруйск более или менее цел. Приятно посмотреть на приличный город после сожженных деревень... Получили указания ехать дальше — Осиповичи, Марьина Горка — по дороге к Минску.
Дорога — асфальт. Мы и не видели такой после Рославля. Трудно было немцам поддерживать эту дорогу. Леса вырублены по обе стороны метров на сто, чтобы был обзор. Через каждые три-пять километров построены деревянные форты, в которых держали гарнизоны. Это после трех лет оккупации. Нет, не завоевали!
Мостики все взорваны. По обочинам валяются вздутые трупы лошадей с задранными ногами, запах от них — за полкилометра. Теперь мы вдоволь насмотрелись на немцев. Их вылавливают в лесах — попрятались во время окружения. Впрочем, они сами выходят и сдаются, партизан боятся. Жалкий вид имеют пленные из окружения. Вот ведут группу человек в пятьдесят. Не ведут, а сопровождают в плен, дорогу показывают и от населения охраняют. Один пожилой солдат нестроевого вида идет впереди колонны — устал, ему жарко, винтовка сзади через плечо... Он не беспокоится, что пленные разбегутся.
По дорогам идет бесконечный поток обозов и машин. Много трофейных, некоторые даже раскрашены в желтый цвет, говорят, что немцы привезли их из Африки. Забавно они выглядят среди других — камуфлированных зеленым с коричневыми полосами. До 43-го года они не раскрашивали своих машин, не маскировали свет, а после Сталинграда надломились — стали бояться наших самолетов.
Войска идут вперед так быстро, что нам со своим обозом не догнать. Получили приказ ехать до деревни Бобовня, что находится где-то около старой границы. Длинное и скучное сидение в Бобовне. Где-то далеко «чапает» наш обоз, сведений о нем нет.
Я лежу в сарае и читаю книжки, захваченные в Пиревичах. Думаю о медицине и о жизни. Женщины ходят в лес за орехами. В качестве охраны от немцев их сопровождает Гамбург и начфин Михаил Васильевич — оба с наганами.
Сводки получаем от проходящих машин — очень краткие и поверхностные. Иногда попадаются старые газеты, прочитываем приказы, салюты, очерки о продвижении союзников во Франции...
18 июля пришел обоз. Наконец наш ППГ воссоединился и может работать. Но здесь мы никому не нужны. Получили приказ двигаться по дороге на Белосток.
