Джинн Калогридис - Огненные времена
– Богиня приносит жизнь и радость. Поэтому она должна также приносить смерть и страдание. Такова цена вступления в этот мир. Как бы мы узнали одно, если бы не знали другого? – ласково спросила Анна Магдалена и, взяв молодую женщину за руку, подвела ее ближе к нам. – Посмотри: мы живы. Разве это не причина для радости? К тому же нас теперь не трое, а четверо. Это моя внучка Сибилль.
Наверное, представлять меня им было не обязательно: я знала обоих всю свою жизнь, правда, не очень близко. Хотя моей семье никогда не приходилось иметь дела с кузнецом, мы часто проходили мимо кузни на деревенской площади, где работали Жюстен и его отец. И как-то раз я видела, как Жюстен смотрел в глаза своей невесты, Бернис. А Маттелину и ее мужа я часто встречала в деревне – обычно на рынке.
И все же я чувствовала себя неловко, как чужая, потому что теперь они открылись передо мной совершенно в новом свете.
Маттелина взяла себя в руки и утерла слезы. Она подошла и легонько, будто перышком прикоснулась, поцеловала меня в обе щеки:
– Добро пожаловать в наше братство.
Жюстен сделал то же самое, хотя его поцелуи были заметно скромнее и в то же время крепче, а когда его борода коснулась моей щеки, у меня перехватило дыхание. В этот миг он взглянул мне прямо в глаза, и я сразу заметила две вещи: что эти глаза были зелеными и что я была страшно смущена волной тепла, пробежавшей по всему моему телу от живота до покрасневших щек.
Теперь я расскажу тебе нечто, что, возможно, убедит тебя в том, что я сумасшедшая. Ибо я увидела нечто, что было совершенно невероятно. И тем не менее я это ясно увидела. И вот что я скажу тебе, брат: ты тоже будешь ясно видеть такие вещи, если только сможешь вспомнить, как смотреть.
Высвободившись из объятий Жюстена, я заметила, что к Маттелине ластится огромный черный кот, на две головы выше ее и выше любого человека, которого я когда-либо встречала в жизни. Кот сидел на жирных задних лапах и, словно руки, потирал передние лапы. Несмотря на ласковое выражение, морда у него была страшная, с большими толстыми клыками, торчащими из нижней челюсти. Он низко склонялся к своей хозяйке, словно боясь, что может упустить тихо сказанное слово или неуловимую гримасу. Время от времени он начинал пропадать, так что я могла видеть сквозь него, и наконец исчез совсем. По правде говоря, я немного испугалась, не схожу ли я с ума? Или, может быть, Нони подсыпала мне в еду какую-нибудь дурман-траву? Однако весь остальной мир казался неизменным.
Я оглянулась на Нони, надеясь, что смогу шепотом сообщить ей о том, что я видела, но заметила, что рядом с ней с самым невозмутимым видом стоит тонкая тень красивого молодого человека в турецком тюрбане. Сложив прозрачные руки, он с улыбкой склонил голову, приветствуя меня. Я тихонько кивнула ему в ответ, надеясь, что никто этого не заметил.
Что касается Жюстена, то рядом с ним стоял очень симпатичный призрак, весьма похожий на его любимую Бернис в детстве.
Мне уже приходилось видеть кое-что и раньше в похожих на сон видениях, отделенных от реального мира, как я видела младенцев в животах рожениц. Но никогда мне не приходилось видеть прямо перед собой явно потусторонние создания. Это очень взволновало меня. Я взяла Нони за руку, и она, заметив мой встревоженный взгляд, дала мне знак придержать язык. Что я и сделала, стараясь до самого конца не подавать виду, что что-то происходит. Ведь ни Маттелина, ни Жюстен не замечали своих неземных гостей, да и Нони, похоже, почти ничего не видела.
Наконец Нони отпустила мою руку и махнула рукой, показывая, что мы все должны встать в круге за ее спиной. Что мы и сделали, причем я не сводила глаз с остальных, надеясь, что смогу повторить их движения.
Анна Магдалена встала лицом к северу, где за деревянной богиней и серой тенистой завесой листвы спал город Тулуза – темный и неприступный. Глубоким, утробным голосом она начала распевать какие-то слова на своем родном языке (как предположила я, ибо не понимала ни слова), сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, постепенно поднимая тональность.
Подняв лицо к небу, я увидела, что луна и звезды высветили высоко-высоко над нашими головами некую точку, которая делалась все светлее, все ярче и ярче и наконец начала двигаться… Это был деосиль. Деосиль же, объясняла мне Нони раньше, означает движение по часовой стрелке, приглашение, призывание духа. Воронка вращалась все быстрее и быстрее, постепенно снижаясь и снижаясь, и в конце концов пронзила тонкую голубую оболочку, окружавшую нас, и окутала Анну Магдалену.
Какой красивой она вдруг стала! Хотя я не могла видеть ее лица, я заметила, что ее фигура распрямилась, стала сильной, высокой, стройной, словно свет проник в глубину ее костей и приподнял ее навстречу небесам. А когда она вскинула руки, приветствуя спускающийся с небес поток света, рукава ее платья откинулись, и я увидела, что кожа на ее руках изменилась. Теперь она была не темная, выжженная солнцем, изборожденная временем, а светящаяся, лучащаяся сиянием не менее сильным, чем сияние луны. Таким сильным, что я невольно зажмурилась. А открыв глаза, не увидела перед собой призрачного силуэта турка: сияние уже совершенно затмило его.
Анна Магдалена откинула голову назад, и покрывало сползло, обнажив распущенные, спускавшиеся ниже пояса волосы – иссиня-черные, с легкой серебристой проседью. Потом она вновь распрямилась и опустила руки, а затем, указав прямо на север, высоким и тонким голосом выкрикнула какой-то приказ.
Не в силах сдержать радость, я громко засмеялась, потому что воздух вокруг стал живым, вибрирующим, словно наполненным энергией тысячи жужжащих пчел или грозовыми вихрями. В напряженном молчании, не замечая моего восторга, застыли рядом со мной Жюстен и Маттелина.
Потом Анна Магдалена – а с ней и некто гораздо величественнее – повернулась лицом на восток. А поворачиваясь, она прочертила указательным пальцем на уровне талии толстую золотистую светящуюся черту. И тогда я увидела ее лицо в профиль. До сих пор явственно помню, каким молодым и прекрасным оно тогда стало.
Еще один поворот, потом другой, и мы вновь оказались лицом к северу, но на этот раз мы были окружены мерцающим золотым кольцом. И окружавшая нас сфера, которая прежде казалась тонким голубым покрывалом, стала вдруг твердым сапфировым шаром, сверкающим золотыми искрами.
Шаром, сквозь который можно было смотреть. Вглядевшись, я изумилась: по ту сторону шара я увидела каких-то странных созданий. С каждой из четырех сторон света, к которой обращалась Нони, возвышались теперь до самого неба огромные великаны, светившиеся каждый особым цветом – мшисто-зеленым и коричневым цветом земли, мерцающе-желтым цветом солнца, красно-оранжевым цветом пламени, темно-синим цветом моря. Я назвала их великанами, но лишь двое из них, желтый и зеленый, хотя бы смутно напоминали очертаниями человеческие фигуры. Двое других – красный и синий, являлись скорее чистой энергией, столбами призматического живого света, больше напоминавшими солнце, луну или звезду, нежели человека или какое-то живое существо.
Они казались такими же бессердечными и равнодушными, какими бывают камень или смерть, но я нисколько их не боялась, потому что понимала, что они встали там как стражи, оберегающие нас, и готовы были исполнить любое наше приказание. А за ними, за пределами того яркого уютного круга, в котором мы находились, громоздилось множество темных, бесформенных существ, способных принять любую форму, и других, жаждущих присосаться как пиявки к тем, кому не хватает воли их с себя сбросить.
Но тут мое внимание отвлекла от них Нони, которая повернулась лицом к нам. Она была теперь живым воплощением той богини, чья статуя стояла за нашими спинами. Лицо ее светилось, а руки были распахнуты нам навстречу тем же приветственным жестом, который мне доводилось видеть у многих статуй, изображающих Деву Марию. Сияние, исходившее от нее, лившееся изнутри ее, слепило мне глаза, но зрелище было настолько прекрасно, что я не отводила взгляда.
Даже Жюстен и Маттелина, которые наверняка много раз уже видели перевоплощение моей бабушки в богиню, стояли рядом со мной в благоговейном оцепенении. И когда Анна Магдалена спросила:
– О чем просят мои дети? – Маттелина поклонилась с неподдельным почтением и промолвила:
– Моя доченька, моя Клотильдочка больна. Как я хочу, чтобы она поправилась!
В ответ бабушка протянула руки Маттелине, стоявшей справа от меня, и Жюстену, стоявшему слева. Те, в свою очередь, взяли за руки меня. В то же мгновение в меня словно попала искра и от них сквозь меня побежал какой-то ток, похожий на дрожь молнии перед тем, как та коснется земли. Это ощущение стало лишь возрастать, когда мы медленно пошли по кругу, образуя маленький хоровод внутри большого светлого круга. Анна Магдалена вела нас, постепенно ускоряя шаг и произнося нараспев слова, которых я не понимала, за исключением одной фразы:
