Ширли Уотерс - Жаркие оковы
Спустя несколько минут Руна заметила, что незнакомец все еще следит за ней странным взглядом. Потому что она ест, как мужчина, а не как дама? Девушка мрачно уставилась ему в глаза.
– Смотри за своим хлебом, – процедила она сквозь зубы.
В ответ на это мужчина имел дерзость громко рассмеяться.
– В том-то и дело. – Он поднял ножик, которым разрезал жаркое на мелкие кусочки, и показал им на ее хлебную тарелку. – Никто не ест этот хлеб, только то, что в мисках, разве ты не видишь?
Он снова поднял нож и обвел им зал.
Руна испугалась.
– А что не так с этим хлебом? На вкус он очень хорош.
– Здесь принято отдавать хлеб из-под жаркого бедным. Каждый вечер приходит кто-нибудь из монастыря и забирает его, чтобы разделить между нуждающимися. Откуда же ты, раз ничего об этом не знаешь? Судя по твоему акценту – издалека.
Милостивая Фрейя! Кто бы мог подумать, что она себя выдаст!
– Вместо хлеба я оставлю бедным половину жаркого, – горделиво промолвила Руна и отодвинула свою еду в сторону.
Она бросила на мясо еще один грустный взгляд, но затем заметила, что музыкант поднялся и тряхнул плечами, заставив колокольчики громко зазвенеть. Шум утих, и он начал прохаживаться по залу, крутя ручку своего инструмента. Все уступали ему дорогу. Низким голосом мужчина завел застольную песню. При этом он корчил такие гримасы, что зрители не могли не засмеяться. Его босая спутница выплясывала вокруг него. Когда она приближалась к мужчинам, пальцы некоторых из них то и дело тянулись к изгибам ее тела. Женщина танцуя уворачивалась от них, а особенно дерзких била по рукам деревянным обручем, на котором висели колокольчики покрупнее.
Толстяк позаботился о том, чтобы люди в центре зала расступились, освободив достаточно пространства. Когда он допел, женщина вытащила свой инструмент, положила его себе на плечо и, подняв изогнутую палочку, заиграла печальную мелодию. Затем она запела. Эта песня проникала Руне прямо в душу. Как и остальным посетителям. В трактире воцарилась тишина. Женщина пела о рыцарях Круглого стола, которые отправились в Иерусалим на поиски Святого Грааля.
Руна понятия не имела, о чем идет речь, но описание мужчин – красивых, сильных, мужественных, благородных – заставило ее подумать о Роуэне. Мысли девушки устремились к англичанину, и музыка теперь доносилась до нее словно сквозь туман. Громкие аплодисменты зрителей заставили ее вздрогнуть от неожиданности.
– Прекрасно! – Сосед Руны постучал по столу костяшками пальцев, а другой рукой поднес ко рту вино. – Тебе так не кажется?
– Отчего же.
Руна увидела юношу, который обходил зрителей с шапкой в руках. Каждый бросал в нее монеты. Сосед Руны тоже не скупился. Девушка нырнула рукой под плащ и замерла. Ее кошелек исчез.
Однако кинжал был на месте. Руна молниеносно вытащила его из ножен и ткнула острием в бедро мужчины.
– Верни мне мои деньги, – спокойно произнесла она. – Или ты никогда не забудешь этот день.
– Ради Бога, убери кинжал, – пробормотал мужчина.
По его испуганному лицу было видно, что он понимает, о чем идет речь.
– Кинжала ты не заметил, верно? Давай живее, иначе…
– Пенни за пение прекрасной Анны! – крикнул юноша, державший в руках шапку, и склонился над столом Руны.
В то же мгновение его глаза расширились от ужаса.
– У этой женщины кинжал!
От этого вопля у Руны зазвенело в ушах. События разворачивались так стремительно, что осознать их было невозможно: вор кричал, что она не желает платить за еду; двое мужчин отодвинули стол в сторону, чтобы убедиться в существовании кинжала. Руна пожалела, что взяла с собой именно это оружие; его ценность сразу бросалась в глаза. В зал, бранясь, вбежал мужчина, с ног до головы покрытый пятнами крови и жира, очевидно хозяин. Юноше теперь приходилось обороняться против кого-то, кто пытался вырвать у него из рук шапку с деньгами, и внезапно в переполненном помещении трактира воцарилась полная неразбериха. Руна, мысленно выругавшись, попрощалась со своими деньгами, прыгнула на стол и устремилась в сторону выхода. Руки посетителей тянулись к ней, но она ловко уворачивалась. Один из мужчин, не испугавшись кинжала, набросился на девушку. Спустя мгновение его щеку украсила кроваво-красная царапина.
– Черт с тобой, проклятая баба! – прорычал он.
Руна выбежала наружу и вскоре затерялась в рыночной толпе.
Чтоб они все замерзли в Нифльхейме! Девушка со злостью стукнула кулаком о стену.
Хорошо еще, что Ингварр не стал свидетелем ее позора.
Руна не могла его найти. Ни у ворот, которые были заранее оговоренным местом встречи, ни на рынке, ни на близлежащих улочках.
Ну хорошо. Руна осторожно прогуливалась туда-сюда, поглядывая на проходящих мимо людей – нет ли среди них кого-нибудь из трактира, кто мог бы узнать ее и снова поднять шум. На рыночной площади она обнаружила парочку музыкантов, но ни «толстяк», ни женщина ее не заметили и поэтому не стали звать вооруженных мужчин, которые по двое ходили вокруг и вмешивались, если где-то возникала потасовка. Желудок Руны снова заныл от голода. Ну ничего, солнце уже садилось; скоро они снова будут в лагере. Там, конечно, не было свежего жаркого, но на вяленую рыбу, овечий сыр и хлеб она могла рассчитывать.
Осматривая город, девушка зашагала в направлении крепости Иэна Маккалума, отца Ательны. Крепость стояла на высоком холме. Узкая, окруженная стенами дорога вела наверх, а ворота, с которых она начиналась, хорошо охранялись. Еще здесь была колокольня, которая возвышалась над остальными домами и все же казалась неприметной.
Оставив позади пару кривых улочек, Руна снова оказалась на рыночной площади и, как назло, очутилась неподалеку от входа в трактир. Девушка остановилась, раздумывая, что лучше: повернуть назад или просто пройти мимо. Старик, который с самого утра сидел здесь у стены и попрошайничал, наморщил лоб. Но если он и узнал Руну, то решил промолчать. Девушка с благодарностью кивнула старику и пожалела, что не может дать ему ни монеты.
Тучный монах, тяжело ступая, прошел мимо нее. Он тащил за собой тележку и остановился у трактира. Вместо того чтобы войти, как любой другой посетитель, монах постучал. Хозяин тут же открыл: видимо, он ждал этого визита.
Руна опустила голову. Никто не обращал на нее внимания. Она отошла в тень и стала наблюдать за происходящим. Хозяин трактира скрылся внутри и вскоре вернулся со стопкой пропитанных мясным соком лепешек. Три раза ему пришлось уходить и возвращаться, чтобы наполнить тележку едой для бедняков. Затем монах развернулся и с пыхтением отправился в обратный путь.
Монастырь (его наружную часть) Руна уже видела – они отыскали его сразу же по прибытии в город. Но как этот хлеб раздавали нищим? Приглашали их внутрь монастыря? Девушка решила это выяснить. Возможно, в монастыре знали, где граф Истфилдский прячет убийцу, поэтому осмотреться там еще раз не помешает. Незаметно следуя за монахом, Руна представляла, как по счастливой случайности похищает оказавшегося в монастыре брата Окснака и привозит его в лагерь.
Но эти мечты мгновенно развеялись, когда девушка оказалась у монастырских ворот и увидела, что хлеб раздают в переулке перед ними. Стена высотой в два человеческих роста служила для того, чтобы никто не пробрался на территорию монастыря без приглашения. Люди толпились вокруг трех тележек с хлебом, а затем тащили его домой. Не успела Руна оглянуться, как ей тоже вложили в руку хлебную лепешку. Ну что ж, теперь она хотя бы утолит свой голод.
Монах внимательно взглянул на девушку, и она поспешила удалиться.
Дойдя до угла монастырской стены, она увидела перед собой площадь. Здесь поднималась в небо церковь и…
Руна шагнула назад, прячась в тени. От ужаса она чуть не подавилась хлебом и теперь пыталась проглотить застрявшие в горле куски. Девушка прижала руку к рвавшемуся из груди сердцу, пока ее глаза осматривали площадь.
«Фрейя, Один и все асы! Неужели мне это померещилось?»
Нет.
Роуэн действительно был здесь.
Руна задумчиво затолкала остатки хлеба в рот. Неужели он нарушил свои клятвы и сбежал? Она не могла в это поверить. Значит, он находился здесь с разрешения ее отца и с сопровождением? Однако никого из йотурцев поблизости не было. Передвигался Роуэн не как свободный человек. Он шел, опустив голову, и оглядывался украдкой, совсем как она после сцены в трактире.
Наверняка он улизнул из лагеря.
Но почему?
Роуэн устремился к церкви с тремя стрельчатыми арками, возле каждой из которых сидели нищие. Перед церковью стояли столы с кусками песчаника, на которых мастера выбивали изображения святых. Их окружали облака каменной пыли. Никто не обратил внимания на мужчину, который вошел в церковь через одну из боковых дверей.
