Виктор Поротников - Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве
Наконец под Курском появились полки киевского князя, при виде которых Олег злобно выругался и повелел воеводам выстраивать войско в поле против Святослава.
Святослав через глашатая вызвал Олега на переговоры.
Олег, понимая, что упрямством ничего не добьёшься, решил не откладывать встречу и пришёл в шатёр к Святославу. Каково же было его удивление, когда он увидел там и своего брата Игоря.
Святослав, не давая Олегу опомниться, встретил его гневными словами:
— Сколь живу на белом свете, а такого не видывал, чтоб из-за беглой рабыни князь на князя войной вставал. Сколь чести безродной чужеземке! И сколь позора на стяги и мечи черниговские!
— Я в твои дела не встреваю, княже киевский, и ты в мои не лезь, — разгорячился Олег. — Ты господин, но и я господин тоже. Хочу — с погаными воюю, хочу — с братом Ярославом счёты свожу!
— Чем же прогневил тебя Ярослав? — спросил Святослав. — Неужто он позарился на твою фряженку?!
— Кто знает, может, и позарился, — сердито молвил Олег. — Не зря же его воевода людей моих убил, кои выследили сбежавшую Изольду в Курске. Я хотел всего-то: забрать Изольду и домой воротиться. Но воевода Судислав и рабыню мне не вернул, и людей моих, за нею отправленных, убил. А ведь у меня договорённость была с Ярославом. Так кто из нас бесчестнее: я или он?
— Я тебе отвечу, брат, после того, как выслушаю Ярослава, — сказал Святослав. — Ежели на нём вина, то понесёт он наказанье.
— Пусть он мне Изольду вернёт.
— Про Изольду тебе Игорь расскажет — за тем я и взял его с собой.
Сказав это, Святослав вышел из шатра. Олег впился глазами в Игоря:
— Где Изольда? Говори!
Игорь печально вздохнул и опустил глаза:
— Нет её больше, брат. Умерла она.
— Лжёшь!
Игорь поднял на Олега укоризненные глаза, затем вынул что-то из походной сумы и протянул Олегу.
Олег схватил свёрнутый в несколько раз фиолетовый кусок ткани, развернул его. Это была часть женского платья. Платье Изольды!
— Откуда?.. Где взял? — Олег заметил на платье тёмные засохшие пятна. — А это что? Чья это кровь?
— Это кровь Изольды, — тихо ответил Игорь.
— Что с ней случилось? Где ты её встретил? Отвечай же!
— Помнишь, ты посылал нас со Всеволодом в поход на половцев? Ты знаешь, мы настигли поганых у города Коснятина и порубили их. Среди русских пленных в половецком стане я неожиданно встретил Вышеслава... Он-то и поведал мне о печальной участи Изольды.
— Они что же, скрывались от меня в Переяславле? — удивился Олег.
— Вышеслав и Изольда не успели добраться до Переяславля, — ответил Игорь. — Они находились в городе Баруч, когда на него напали поганые. Изольда вместе с другими женщинами помогала воинам на стене, сам знаешь, как это бывает. И в неё угодила половецкая стрела. Рана оказалась смертельной.
Олег какое-то время молча смотрел на Игоря, потом тряхнул волосами и упрямо воскликнул:
— Это ложь! Изольда в Курске. Мой соглядатай видел её там.
Ярослав пришёл в стан киевского князя вместе с воеводой Судиславом и дочерью купца Листрата.
В присутствии Святослава, Олега, Игоря и Ярослава Судислав рассказал, из-за чего куряне убили людей черниговского князя. Затем воевода вытолкнул вперёд молодую женщину и промолвил, обращаясь к Олегу:
— Если это Изольда, княже, то забирай её, а если нет, стало быть, твой соглядатай ошибся.
Поскольку Олег в молчании взирал на купеческую дочь и пауза затягивалась, Святослав обратился к нему:
— Что же ты замер, брат? Обними свою рабыню!
— Это не она, — скорбным голосом произнёс Олег.
— Слава богу! Всё разъяснилось! Обнимитесь, братья, и вложите мечи в ножны. Одного гнезда вы птенцы, и негоже враждовать из-за сущей ерунды.
Ярослав и Олег обнялись и расцеловались, причём охотнее это сделал Ярослав.
Он же, видя хмурое лицо Олега, шепнул:
— А за гридней убиенных я дам тебе откупное, брат.
Глава тринадцатая
ТРЕТИЙ СЫН
Своего третьего сына Игорь назвал в честь отца Святославом.
Манефа недовольно выговаривала:
— Коль ты второму сыну дал имя деда по отцовской линии, то отчего бы третьего сына не назвать в честь моего отца? Муж мой упрямый ни одному из сыновей не дал имя Изяслав, и сын мой старший тоже этого имени сторонится. Будто проклятое оно!
Желая отвлечь мать, Игорь стал расспрашивать её об Олеге.
— Совсем умом тронулся, — недовольно промолвила Манефа. — Из-под Курска вернулся сам не свой, три дня пьянствовал. На дворе пост, а он скоромное ест. Повелел епископу молебен отслужить за упокой души рабы Божьей Изольды. Судя по всему, прибрал её Господь. По весне собирается Олег с ратью на половцев идти, мстить им за что-то хочет...
— А как Агафья поживает? — поинтересовался Игорь.
— При дурном муже и жена на дурное падкая делается, — туманно ответила Манефа.
Недолго она погостила у Игоря, поехала в Трубчевск к младшему сыну.
Едва припорошило землю первым снегом, в Путивль пожаловала Агафья.
Ефросинья была ей рада. Агафья хоть и была на восемь лет старше, но понимала Ефросинью как никто другой и общалась с ней как с лучшей подругой. Две княгини все дни проводили вместе. Лишь изредка Агафье удавалось побыть наедине с Игорем.
В один из таких редких случаев, когда Ефросинья удалилась, чтобы покормить грудью малыша Святослава, Агафья вдруг обняла сзади сидевшего за столом Игоря.
— Что же ты не приголубишь меня, свет мой, — зашептала на ухо. — Ужели подурнела я настолько, что, тебе и поцеловать-то меня противно?
Игорь попытался отстраниться:
— Ну, ну, не балуй! Ненароком войдёт кто, что о нас подумают?
— А мы за печь схоронимся, — ещё жарче прошептала Агафья. — Истомилась я по тебе, сокол мой!
И она потянула Игоря за руку.
Игорь, изумлённый своей слабостью, поддался...
Ефросинья после третьих родов неимоверно раздалась в плечах и бёдрах, стала какая-то тяжеловесная и неповоротливая. И хотя её лицо по-прежнему дышало свежестью и юной красотой, Игорь больше не чувствовал былой приязни к жене, не находил прелести в её телесной наготе. Вдобавок Ефросинья всё время с утра и до вечера была занята новорождённым, почти не уделяя супругу внимания и ласки. Она даже спала теперь отдельно от Игоря, рядом с колыбелью Святослава.
Агафья же в свои тридцать лет не страдала излишней полнотой, все линии её тела были округлы и приятны для мужского глаза. Телесная гибкость сочеталась в ней с женственностью, которая так и сквозила в каждом повороте плеч, движениях рук, наклоне головы... Уста, на первый взгляд невзрачные, преображались в улыбке, а колдовские зелёные глаза могли заворожить кого угодно.
То ли на Игоря вдруг нахлынули воспоминания юности, то ли столь сильно на него подействовали призывные ласки Агафьи. Отбросив колебания, он увлёк её за печь и заключил в объятия. Долгий страстный поцелуй и вовсе распалил обоих. Желая большего, Игорь принялся задирать на Агафье сарафан, но шаги за дверью остановили его.
— Ступай в теремную часовню, — шепнул Игорь...
Ефросинья, накормив сына и укачав его, стала разыскивать подругу, но той нигде не было.
Наконец челядинцы сказали Ефросинье, что Игорь отправился на верховую прогулку и взял Агафью с собой.
...Игорь и Агафья не спеша ехали по заснеженной дороге. Под Игорем был гнедой жеребец, под Агафьей белая лошадь.
Агафья, надев штаны, какие носят половчанки, и короткий половецкий кожух, сидела на лошади по-мужски. На ней была отороченная горностаем шапочка и белые варежки.
Дорога уводила к синевшему впереди лесу.
Позади на заснеженной равнине темнели бревенчатые стены и башни Путивля, вознесённые на валах. Над стенами маячили вдалеке на фоне голубых небес маковки церквей с крестами.
Игорь, удерживая рвущегося в галоп коня, поглядывал на Агафью с игривой улыбкой.
— Сколь горяча и необузданна была ты в часовне, Агафьюшка, — молвил он. — Будто все жизненные соки пробудила во мне. Красою телесного не сравнятся с тобой даже греческие богини из языческих времён, а своею неутомимостью ты превзойдёшь любую смертную женщину. Дай я тебя поцелую, ненаглядная моя!
Игорь наклонился к Агафье, которая с готовностью подставила ему свои розовые уста.
Признания Игоря наполняли Агафью упоительной радостью и сладостной истомой.
Разгорячённая поцелуем, она не осталась в долгу.
— Ты тоже был хорош, мой милый, — промолвила, не пряча счастливых глаз. — Надеюсь, мои стоны нс прогневили Бога, ведь то были стоны блаженства; С твоим... — тут Агафья употребила непристойное словечко, — я бы вовек не расставалась!
