Корольков Михайлович - Партизан Лёня Голиков
Василий Григорьевич спросил об этом как бы между прочим, лицо его было совершенно спокойно, только под широкими скулами двигались желваки. Но незнакомца вопрос застал врасплох. Глаза его беспокойно забегали, он весь сжался, побледнел.
– Какой немецкий?.. Да это… это наш… Мне в деревне дали. А может, и правда немецкий. Я и не глянул. Когда жрать охота, не разбираешь. – Шилкин хихикнул, пытаясь обернуть все в шутку.
– Степан, обыщи гражданина, – распорядился учитель.
В карманах Шилкина ничего подозрительного не нашли.
– Скидай сапоги! – приказал Степан.
– Да что вы, ребята? За кого вы меня принимаете? Обидно даже… – Шилкин нехотя стянул сапоги.
Сапоги были крепкие. Только в одном месте подкладка голенища была подпорота. Степан сунул туда пальцы и нащупал что-то жесткое. Разведчик надорвал подкладку дальше и вытащил несколько плотно свернутых бумажек. Лицо Шилкина исказилось страхом, он упал на колени:
– Товарищи, простите меня! Я бы сам все рассказал! Выходу никакого у меня не было. Товарищи!
На предателя было противно смотреть.
– Не здесь товарищей ищешь, – нахмурился Степан.
– Связать и доставить в штаб, – приказал Муха-рев.
Предателю скрутили руки, и дядя Василий со Степаном повели его в штаб.
– Стало быть, не разбираешь, чей хлеб жуешь, когда жрать охота? – зло сказал дядя Василий. – Вот и подавился. Чужой хлеб, он всегда поперек горла встает!
На другой день предателя расстреляли. А на допросе Шилкин показал: завербовал его немецкий майор. Фамилии майора Шилкин не знал, а звали его Виктором Николаевичем. Майор хорошо говорил по-русски.
* * *
Прошло несколько дней. Ленька с Митяем, пригревшись на солнцепеке, рассказывали друг другу о своей жизни до войны. Здесь их и обнаружил Василий Григорьевич.
– Ну, орлы, поднимайтесь, работа для вас есть. В разведку пойдете.
Ребята придумали свой способ разведки. Несколько раз ходили они в отдаленные деревни, иной раз уходили километров за пятнадцать, и все кончалось благополучно. На этот раз тоже решили действовать проверенным способом.
Ленька разулся, скинул свой пиджачок и остался в полосатой старой рубахе. Потом он вытащил из мешка нищенскую холщовую суму, которую сшил ему дядя Василий, и перекинул ее через плечо. В таком же виде предстал и Митяйка. Свои вещи ребята уложили в мешки и вместе с оружием отдали дяде Василию. Но ему сегодня нездоровилось. У него был жар, и по всему было видно, что ходит он через силу.
– Все-то я не донесу, половину Степану отдайте, – сказал он.
Степан взял часть имущества. Дядя Василий внимательно осмотрел мальчиков. Так делал он каждый раз перед тем, как они уходили в разведку.
– А куски где? Какие же вы без кусков нищие?!
– Мы по дороге насобираем.
– Соберете, нет ли, а куски в суме должны быть. Да разных берите. Не как в прошлый раз – нарезали от одного каравая…
Василий Григорьевич достал из планшета карту, подозвал к себе ребят.
– Сейчас мы находимся вот здесь, – показал он. – А немецкий гарнизон должен быть в этом селе. Дорогу видите? Вот по ней и ступайте. Отсюда километров двенадцать. Разузнайте все: кто стоит, сколько солдат, какое оружие. Нас тут, может, и не застанете. Приходите тогда на старое место. Да глядите, поосторожнее…
Мухарева позвал командир отряда. Ребята, набросав в сумы хлебных корок, были готовы в путь.
– Ну вот, теперь вы заправские побирушки, – удовлетворившись осмотром, сказал дядя Василий.
Ленька взъерошил волосы, протянул руку и плаксиво заголосил:
– Пода-а-айте сиротам на пропита-а-анье!..
Лицо он состроил жалостное, но в глазах горели задорные, веселые искорки. Митяйка подтягивал тоже, и вдруг,– будто сговорившись, они разом запели партизанскую частушку:
Скоро Гитлеру могила,
Скоро Гитлеру капут.
А советские машины
По Берлину побегут…
Ребята пели и приплясывали, потом сорвались с места и помчались вдоль улицы, сверкая голыми пятками. Партизаны засмеялись.
– Вот пострелы!.. – сказал дядя Василий. – Ничего их не берет!
В самом прекрасном настроении ребята шли по дороге. Разговаривали снова о прошлой жизни, о школе, о рыбной ловле.
– Теперь бы где перемет достать или бредень! – мечтательно произнес Ленька.
– А я на блесну люблю ловить…
– Кончится война, пойду в плотовщики: на реке здорово! А потом учиться буду по этому же делу. Есть, наверно, такой техникум, который настоящих мастеров готовит. А ты кем будешь?
– Не знаю, – ответил Митяй. – Охота мне токарем стать, на заводе работать…
Ребята вошли в село и для начала стали ходить по избам. Они останавливались под окнами и на разные голоса тянули:
– Пода-а-айте милостыньку на пропитание!.. Навстречу им шел немецкий офицер. Ребята к нему:
– Пан, дай броду, пан!
Офицер даже не поглядел на ребят.
– Вот жадоба! И не смотрит! – прошептал Митяй. Ребята вышли на середину села. Здесь было более людно.
– Гляди, – Ленька подтолкнул Митяя локтем, – только что прибыли!
Под распустившимися ветлами в тени изб стояли грузовые машины, военные повозки на железном ходу, рыжие короткошеие лошади и даже танкетки. Солдаты разгружали машины, носили в избы какие-то сундуки, ранцы, ящики. Несколько человек мылось около колодца; они плескались холодной водой и гоготали.
Разведчики подошли к дымившей полевой кухне.
– Пан, дай броду, – как можно жалостнее попросили они у повара в белой куртке.
Повар сунул в котел длинную вилку, наколол кусок мяса и протянул ребятам – один на двоих. Довольные, что теперь они могут, не вызывая подозрений, «законно» посидеть здесь, Ленька с Митяем уселись на завалинке и стали медленно жевать мясо.
За это время они узнали много интересного. Подсчитали, что на этой улице стоит четырнадцать автомашин-транспортеров, а в каждой помещается человек по двадцать солдат. Мимо прошли два полицая с немецкими винтовками. Один сказал:
– Придется завтра не спать ночь. За Шелонью будут… – Полицаи удалились, и ребята не расслышали конец фразы. Но и то, что они услыхали, было очень важно.
Потом осторожно расспросили местных ребят, много ли в селе гитлеровцев, где лучше собирать милостыню. Ребята сказали, что чуть дальше, в бывшем правлении колхоза, есть офицерская столовая. Там иногда можно кое-чем поживиться.
Главное, что требовалось выяснить, разведчики уже узнали, но все же пошли к офицерской столовой: может, удастся услышать еще что-нибудь важное. Встав у двери столовой, мальчики начали попрошайничать. Это быстро им надоело, а главное, не давало никаких результатов. Гитлеровцы проходили мимо, не глядя на ребят. Мальчики собрались уже уходить, когда к столовой подошли трое в военной форме и один в штатском – в косоворотке и пиджаке. Косоворотка была подпоясана белым витым пояском, и шелковые кисти болтались из-под пиджака.
– Пода-а-айте сиротам на пропитание!.. – тонкими голосами затянули ребята.
Человек в штатском посмотрел на Леньку и сказал, наклонившись к соседу:
– Вот кого надо воспитывать в немецком духе! Они должны быть у нас опорой великой Германии.
Сказал он это по-русски. Офицер что-то ответил по-немецки, и группа остановилась подле ребят.
– Сколько тебе лет, мальчик? – спросил один.
– Тринадцать, – соврал Ленька.
Задававший вопрос, видимо, был переводчиком. Он что-то сказал по-немецки и снова спросил:
– Тебе нравятся немецкие солдаты?
– Ничего… Только есть хочется, – пробурчал Ленька и опять затянул плаксиво: – Пода-а-айте бедным сиротам на пропитание!
Офицеры засмеялись, а человек в штатском похлопал Леньку по плечу и громко сказал:
– Теперь вам надо учиться немецкой культуре. Мы все должны служить фюреру!
Ленька брезгливо поежился.
К вечеру, сделав за день километров двадцать, ребята вернулись в село, покинутое утром. Жители отсюда ушли, и на улицах было пусто. Разведчики встретили только партизан из другого отряда, которые тоже покидали село. Хаты стояли с распахнутыми дверями, все говорило о поспешном бегстве. Но жители все же успели забрать с собой почти весь домашний скарб, скот, птицу. На улицах не осталось ни единого живого существа – ни собак, ни кошек. Только около школы одиноко бродили две забытые курицы – белая и огненно-рыжая. Ребята заметили их еще издали.
– Поймаем? – предложил Митяй. – Теперь они все равно ничьи.
– Давай! Как раз дяде Василию притащим. Куриного бульончика ему хорошо попить – сразу поправится!
Но в это время возле школы, откуда ни возьмись, появился незнакомый партизан с автоматом за плечами. Он ловко подманил к себе кур, загнал их в раскрытую дверь школы и, заглянув туда, не выскочат ли они в окно, плотно закрыл дверь и уселся на ступеньках, видно, кого-то поджидая. На другой стороне улицы были привязаны оседланные лошади.
– Ловко он наших кур заграбастал! – огорченно сказал Митяй. – Немного мы опоздали.
