Роберт Шеи - Левиафан
– Я строил подобные планы до того, как уничтожили бо'льшую часть американского правительства. И, кстати, поскольку фестивальная программа отменена, у меня вообще нет причин здесь оставаться. Однако мне до сих пор не все ясно. Почему отменен фестиваль? Чья это идея?
Гауптманн важно взглянул на Хагбарда и откусил еще один кусочек. Хагбард не смог бы лакомиться пирожными в такой вонище. Разумеется, он понимал, что детектива не беспокоит присутствие трупов, но рыбная вонь…
– Начнем с того, Fierherr Хагбард, что исчезли – возможно, утонули – четыре брата и сестра Зауре, известные всем как группа «Американская Медицинская Ассоциация». Сообщения о том, что с ними произошло, запутанны, фантастичны и противоречивы, как и остальные сведения обо всем, что случилось этой ночью. Насколько мне удалось восстановить картину событий, они въехали на машине прямо в озеро.
– С какой стороны? Гауптманн пожал плечами.
– Вряд ли это имеет значение. Озеро бездонно. Если они там, я сомневаюсь, что мы когда-нибудь их найдем. Должно быть, они наглотались ЛСД, хотя никогда прежде наркотиками не баловались. – Он смерил Хагбарда осуждающим взглядом. – Они подавали большие надежды. А их машина вообще была нашей национальной реликвией. Огромная потеря.
– Из числа знаменитостей погибли только они? – Кто знает? У нас нет точных данных о всех, кто присутствовал на фестивале. Никто не регистрировал людей, покупавших билеты, хотя это следовало делать. Тысячи юношей и девушек могли утонуть в этом озере. Вам, возможно, не известно, что именно Зауре были душой ингольштадтского фестиваля. Большие патриоты. Они хотели привлечь туристов в Германию, особенно в Баварию, ведь они и сами были баварцами по рождению.
– Да, – отозвался Хагбард, – я читал, что Ингольштадт – их родной город.
Гауптманн покачал головой.
– Этот слух пустил их пресс-агент, когда фестиваль еще только задумывался. На самом деде они родились в северной Баварии, в Вольфраме-Эшенбахе. Кстати, это родина другого знаменитого немецкого музыканта, миннезингера Вольфрама фон Эшенбаха, который написал «Парсифаля». Итак, теперь, если не случится чуда, их можно считать погибшими, а отвечать за их смерть, судя по всему, некому. Без них фестиваль попросту обречен – это все равно что тело оставить без головы. Более того, правительство настаивает на закрытии фестиваля, потому что мы не хотим повторения событий этой ночи. В отличие от США, в Западной Германии препарат ЛСД все еще запрещен.
– В некоторых американских штатах он тоже запрещен, – заметил Хагбард. – Он не запрещен в Экваториальной Гвинее, где никогда не было проблемы наркомании.
– Поскольку вы преданный гражданин и восторженный почитатель Экваториальной Гвинеи, я уверен, что вам это приятно, – сказал Гауптманн. – Что ж, Freiherr Челине, я бы с радостью немедленно вас отпустил, однако по ходу расследования у меня могут возникнуть к вам дополнительные вопросы. Так что я просто вынужден попросить вас не покидать Ингольштадта.
Хагбард встал.
– Если вы пообещаете не приставлять ко мне хвост и не следить за каждым моим шагом, я дам вам слово никуда не уезжать.
Гауптманн хитро улыбнулся.
– Вам не нужно давать мне слово. Все дороги блокированы, ингольштадтский аэродром закрыт. Можете спокойно перемещаться по городу, озеру и территории фестиваля. Вас никто не будет беспокоить. Когда Хагбард выходил из номера, престарелый официант пропустил его вперед и двинулся следом. Уже в коридоре официант произнес:
– Какая жалость.
– Вообще-то, – сказал Хагбард, – им всем было за восемьдесят. В этом возрасте можно и помирать.
Официант засмеялся.
– Мне семьдесят пять, но я не считаю, что есть возраст, подходящий для смерти. Однако я имел в виду не это. Возможно, mein heir не заметил в номере аквариум. Он разбился, и рыбы разлетелись по полу. Я присматривал за этим аквариумом более двадцати лет. Потрясающая коллекция редких тропических рыбок. Там были даже египетские ротоноски. И вот теперь они сдохли. Такие дела.
Хагбард хотел спросить, кто такие египетские ротоноски, но старик, кивнув ему напоследок, толкнул дверь с табличкой «Служебная» и скрылся.
Дэнни Прайсфиксер, Леди Велькор и Кларк Кент брели в темноте, не разбирая дороги, пока Прайсфиксера не остановила мисс Портинари
– Это тебя заинтересует, – сказала она, вручая ему конверт, похожий на тот, что получил Фишн Чипе.
– А что это? – спросил Дэнни. Он видел перед собой гречанку в классическом античном одеянии, держащую в руке золотое яблоко.
– Посмотри.
Дэнни вытащил из конверта фотографию, на которой Тобиас Найт и Зев Хирш заводили часовой механизм бомбы в редакции «Конфронтэйшн».
– Этот человек, – сказала она, указывая на Найта, – хочет изобличить своих сообщников, чтобы самому избежать наказания. Он хочет сдать Хирша и Атланту Хоуп. Ты ведь давно за ними охотишься, верно?
– Кто ты? – спросил Дэнни, уставившись на гречанку.
– Я та, которой было поручено связаться с тобой в Ингольштадте. Тебе говорила обо мне Мама Сутра. Я от иллюминатов.
( – О чем говорят эти двое? – спросил Кларк Кент у Леди Велькор.
– А кто их знает, – пожала та плечами. – Они же оба бредят.)
– «Божья молния» – самая активная из организаций, под прикрытием которых действует культ Желтого Знака, – рассказывала мисс Портинари очередную сказку… В нескольких метрах от них Джо Малик сказал Хагбарду:
– Я не люблю ложные обвинения. Даже против таких людей, как Хирш и Хоуп.
– Ты подозреваешь нас в неэтичном поведении? – с самым невинным видом поинтересовался Хагбард.
(Пат Уэлш звонит по телефону.)
– Я не верю в исправительную роль тюрем, – резко сказал Джо. – Не думаю, что Атланта и Зев станут лучше, когда оттуда выйдут. Они станут хуже.
– Можешь не сомневаться, иллюминаты тебя защитят, – торжественно подвела итог мисс Портинари.
Дэнни Прайсфиксер продолжал на нее таращиться.
Где– то далеко звонит телефон, вытаскивая меня обратно в тело, личность, задачу и стирая все воспоминания о том, как я был распорядителем манежа. Я сажусь и снимаю трубку.
– Хирш, – говорю.
– Меня зовут Пат Уэлш, – женский голос на том конце провода. – Я говорю от имени Атланты. Пароль – «Телема».
– Продолжайте, – хриплю я в трубку, предположив, что речь пойдет о профессоре-пацифисте, которого мы убили на площади ООН первого апреля.
– Против вас сфабриковано дело. Вас обвиняют во взрыве бомбы, – сказала она. – Вы должны скрыться.
Хагбард расхохотался.
– Атланта не вернется в Штаты. Более двух лет она была двойным агентом и работала на меня. (Я обнаружил дверь товарного склада, которую описывала мне эта женщина, Уэлш. Дверь, как она и обещала, была открыта, но меня заинтересовала вывеска: «Гольд энд Эппель, грузовые перевозки»…) И Тобиас Найт тоже. Все тщательно спланировано, Джо. А ты думал, что идея взрыва твоего офиса принадлежала тебе.
– Но как же Зев Хирш? – спросил Джо.
– Сейчас он приобретает весьма поучительный опыт в Нью-Йорке, – ответил Хагбард. – Я тоже не верю в тюрьмы.
Я в ловушке. Меня окружили эти трое, и Юбела требует: «Скажи нам Слово», Юбело повторяет: «Скажи нам Слово», а Юбелум обнажает меч: «Скажи нам Слово, Зев Хирш…»
– Взрыв в Нью-Йорке? – проницательно переспросил Президент, стараясь выглядеть не менее крутым, чем его предшественник. – Да, – продолжал Сол, – как только нам стало ясно, что все это связано с «Божьей молнией», мы с Барни отправились в Лас-Вегас. Вы понимаете почему.
Президент ничего не понял, но не собирался в этом признаваться.
– Вы направились в Лас-Вегас? – проницательно переспросил он.
– Да, – откровенно сказал Сол. – Как только мы узнали об «антракс-лепра-пи» и смерти доктора Мочениго, так сразу же поняли: и тут, и там замешана одна и та же организация. «Божья молния»…
– «Божья молния»? – снова проницательно переспросил Президент, вспоминая, как в прежние годы его приглашали ораторствовать на митингах этой организации.
– И тайная группа, которая в нее внедрилась и захватила там власть, – культ Желтого Знака. У нас есть основания полагать, что через несколько часов в Лондон прибудет английский разведчик по фамилии Чипе, который привезет с собой компромат на большинство тайных агентов культа Желтого Знака в правительстве Великобритании. Понимаете, сэр, это международный заговор.
– Международный заговор? – еще проницательнее переспросил президент.
А в Центральном парке наш старый приятель Перри спрыгивает на землю, хватает орешек, брошенный Августейшим Персонажем, и быстро обегает три круга вокруг дерева на случай, если этот друг-возможно-враг вытащит пистолет и начнет стрелять…
