Артур Дойль - Родни Стоун
Однако, несмотря на эти проблески солнца, в воздухе пахло грозой, и Чемпион Гаррисон шепнул мне, что, по его мнению, без драки не обойдется, и посоветовал, если дело будет совсем плохо, укрыться под столом; но тут в комнату поспешно вошел хозяин заведения и вручил дяде какую-то записку.
Дядя прочел и передал ее принцу; тот, прочитав, удивленно поднял брови, пожал плечами и вернул записку дяде. Дядя, улыбаясь, встал, в руках он держал все ту же записку.
— Джентльмены, — сказал он, — внизу ожидает какой-то незнакомец, он хочет драться до полной победы с самым лучшим из присутствующих здесь боксеров.
Глава XI
БОЙ В КАРЕТНОМ САРАЕ
После этого короткого сообщения воцарилась удивленная тишина, потом все захохотали. Можно было спорить о том, кто чемпион в том или ином весе, но не было никаких сомнений, что все чемпионы любого веса сидят сейчас в этой комнате. Дерзкий вызов, обращенный ко всем, без различия веса и возраста, трудно было воспринять иначе как шутку, но шутка эта могла дорого обойтись шутнику.
— Это всерьез? — спросил дядя.
— Да, сэр Чарльз, — отвечал хозяин. — Он ждет внизу.
— Да это мальчишка! — послышались голоса. — Какой-то малый нас разыгрывает.
— Ну нет! — возразил хозяин. — По одежде он настоящий господин, и сразу видать, что не шутит, или я уж вовсе ничего не смыслю в людях.
Дядя пошептался с принцем Уэльским.
— Что ж, джентльмены, — сказал он наконец, — время еще раннее, и, если кто-нибудь из вас не прочь показать свое искусство, случай самый подходящий.
— Сколько в нем весу, Билл? — спросил Джем Белчер.
— Росту футов шесть, и нагишом он должен весить фунтов сто восемьдесят.
— Крепкий орешек! — воскликнул Джексон. — Кто хочет сразиться?
Сразиться хотели все, вплоть до самого легкого — всего сто двадцать девять фунтов — Голландца Сэма. Раздались хриплые выкрики, каждый доказывал, почему надо остановить выбор именно на нем. Что может быть желаннее драки, когда вино уже ударило в голову и чешутся кулаки? А тут к тому же предстояло драться перед столь избранным обществом, перед самим принцем — такой случай не каждый день представится. Только Джексон, Белчер, Мендоса да еще два-три из самых старших и самых знаменитых боксеров сохраняли спокойствие, они не хотели ронять свое достоинство, вступая в столь странное состязание с никому не ведомым пришельцем.
— Не можете же вы все принять его вызов, — заметил Джексон, когда гомон стих. — Пусть председатель скажет, кому с ним драться.
— Может быть, это предпочтете сделать вы, ваше королевское высочество? — спросил дядя.
— Да я бы и сам с ним сразился, но, увы, мой титул не позволяет, — сказал принц. Он тоже раскраснелся, а в глазах появился тусклый блеск. — Вы-то видели меня в боксерских перчатках, Джексон! Знаете, что я кое на что гожусь.
— Да, конечно, я вас видел, ваше королевское высочество, и испытал ваши удары, — отвечал учтивый Джексон.
— Может быть, нам устроит представление Джем Белчер?
Белчер с улыбкой покачал красивой головой:
— Тут мой брат Том, в Лондоне ему еще ни разу не пускали кровь, сэр. Он больше подходит для такого случая.
— Дайте его мне! — заорал Джо Беркс. — Я весь вечер ждал случая и буду биться со всяким, кто попытается занять мое место. Это моя добыча, хозяева. Коли желаете поглядеть, как разделывают голову телка, дайте его мне. А коли пустите вперед Тома Белчера, я буду драться с Томом Белчером, или с Джемом Белчером, или с Биллом Белчером, или с любым другим Белчером, который пожаловал сюда из Бристоля.
Было ясно, что Беркс допился до того состояния, когда уже просто необходимо с кем-нибудь подраться. Ярость исказила его грубые черты, на низком лбу вздулись вены, и свирепые серые глазки шарили по лицам — ему не терпелось затеять ссору. Подняв красные, шишковатые ручищи, он потряс над головой огромными кулаками и обвел пьяным взглядом сидящих за столами собутыльников.
— Я думаю, вы все со мной согласитесь, джентльмены, что Джо Берксу полезно глотнуть свежего воздуха и поразмяться, — сказал дядя. — Если его королевское высочество и все прочее общество не возражают, будем считать Беркса нашим представителем в этом бою.
— Вы делаете мне честь, — сказал Беркс, с трудом поднимаясь на ноги и пытаясь стянуть с себя сюртук. — Да не видать мне Шропшира, если я не разделаю его под орех за пять минут.
— Не торопись, Беркс! — раздались голоса кое-кого из любителей. — Где будете драться?
— Где угодно, хозяева. Если желаете, могу хоть в яме, хоть на крыше дилижанса. Вы нас только поставьте нос к носу, а уж дальше мое дело.
— Здесь не годится, здесь слишком тесно, — сказал дядя. — Где они будут драться?
— Да полно, Треджеллис! — закричал принц. — У нашего неизвестного друга могут быть на этот счет свои соображения. Нельзя же обойтись с ним так бесцеремонно, пусть хоть предложит свои условия.
— Вы правы, сэр. Надо его позвать.
— Чего проще, — сказал хозяин, — вон он сам идет.
Я оглянулся и увидел обращенный к нам профиль высокого, хорошо одетого молодого человека в длинном коричневом дорожном сюртуке и черной фетровой шляпе. Молодой человек повернулся, и я обеими руками вцепился в плечо Чемпиона Гаррисона.
— Гаррисон! — ахнул я. — Это наш Джим.
И, однако, его появление не было для меня неожиданностью, скорее, я с самого начала почему-то этого ждал, и Чемпион Гаррисон, наверно, тоже, ибо едва только начался разговор о незнакомце, дожидающемся внизу, он помрачнел и на лице его отразилась тревога. И сейчас, едва утих ропот удивления и восторга, вызванный лицом и фигурой Джима, Гаррисон вскочил на ноги.
— Это мой племянник Джим, джентльмены, — сказал он, взволнованно размахивая руками. — Ему еще нет двадцати, и не моя вина, что он сюда пришел.
— Оставь его в покое, Гаррисон, — сказал Джексон. — Он уже не маленький, у него у самого голова на плечах.
— Дело зашло слишком далеко, — сказал мой дядя. — Мне думается, вы, как старый спортсмен, Гаррисон, не станете мешать вашему племяннику, пусть покажет, достоин ли он своего дяди.
— Он совсем не в меня! — в отчаянии воскликнул Гаррисон. — И вот что я вам скажу, джентльмены: я думал больше никогда не выходить на ринг, но, чтобы поразвлечь общество, я с радостью померяюсь сейчас с Берксом.
Джим подошел к Гаррисону и положил руку ему на плечо.
— Я сделаю, как задумал, дядя, — долетел до меня его шепот. — Прости, что поступаю против твоей воли, но я решился и должен довести дело до конца.
Гаррисон пожал своими широкими плечами.
— Джим, Джим, ты не ведаешь, что творишь! Но я уже не в первый раз слышу от тебя такое и знаю, что в конце концов ты все равно сделаешь по-своему.
— Итак, вы больше не противитесь, Гаррисон? — спросил сэр Чарльз.
— Может, я все-таки могу его заменить?
— Неужто ты позволишь, чтобы люди говорили, что я вызвался драться, а потом уступил это право другому? — прошептал Джим. — Это мой единственный случай. Бога ради, не становись мне поперек дороги!
На широком, всегда таком невозмутимом лице Гаррисона было написано смятение. Наконец он грохнул кулаком по столу.
— Не моя вина! — крикнул он. — Чему быть, того не миновать. Джим, мой мальчик, ради всего святого, не подпускай его слишком близко, не позволяй вести ближний бой, ведь он тяжелее тебя на целых четырнадцать фунтов.
— Я был уверен, что спортсмен возьмет в Гаррисоне верх, — сказал мой дядя. — Мы рады, что вы пришли, — обратился он к Джиму. — Давайте же обсудим условия боя, чтобы ваш чрезвычайно смелый вызов не остался без должного ответа.
— С кем я буду драться? — спросил Джим и оглянулся по сторонам.
Все общество было уже на ногах.
— Не бойся, малец, ты меня еще узнаешь, я тебя разделаю под орех! — крикнул Беркс, неуклюже протискиваясь сквозь толпу. — Когда я с тобой покончу, придется позвать твоих дружков, чтоб опознали тебя.
Джим взглянул на Беркса с нескрываемым отвращением.
— Надеюсь, вы не собираетесь выставлять против меня пьяного? — сказал он. — Где Джем Белчер?
— Я самый, молодой человек.
— Если можно, я хотел бы сразиться с вами.
— Ты еще не дорос до меня, мой милый. На лестницу не вспрыгивают, а поднимаются по ступенькам. Докажи, что ты мне достойный противник, тогда я выйду против тебя.
— Я вам очень признателен, — сказал Джим.
— Ты мне нравишься, желаю тебе удачи, — сказал Белчер и протянул ему руку.
Они стояли рядом, высокие, гибкие, чисто выбритые, и, хотя бристолец был несколькими годами старше, все заметили в них какое-то сходство: оба были так хороши, что по толпе прокатился гул восхищения.
— Где вы хотели бы драться? — спросил мой дядя.
— Где вам угодно, сэр, — ответил Джим.
