Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Продолжая улыбаться, Сенявин одобрительно кивнул.
— По моему суждению, их превосходительство адмирал Спиридов поступил здраво, — твердо сказал Ушаков, — исходя из обстоятельств. Наиглавное действо его, как я разумею, имело целью ошеломить сильного неприятеля атакой флагмана турок, чего он и добился.
В салоне зашумели, а Ушаков продолжал как ни в чем не бывало:
— Касаемо погибели «Евстафия», тут, как видно, ветра недостало для доброго маневра уклониться от «Реал-Мустафы», а быть может, и течением навалило на турка.
Не сгоняя с лица улыбки, Сенявин почесал подбородок, как бы размышляя, а Ушаков не садился, подытожил свою тираду:
— И все же « Евстафий » уволок на дно флагмана не приятеля!
Офицеры задвигали стульями, перебрасывались репликами, стараясь как-то высказать свое несогласие с Федором Ушаковым, а Сенявин помахал указкой и, когда стихло, проговорил:
— Пожалуй, в твоих речах, Федор Федорович, есть кой-какой резон, хотя немудрено с тобой и поспорить. Одначе ты проворен. Свою линию творишь здраво. Вице-адмирал оглядел затомившихся офицеров.
— Ныне, господа, перервемся и прошу у меня отобедать, авось за столом и покумекаем о сказанном…
Зимние месяцы промелькнули незаметно, вперемежку с морозцем, мокрым снегопадом, штормовым ветром с Таманского берега.
Ранней весной Сенявин вызвал Ушакова:
— Нынче в кампанию эскадра в море пойдет. Пора нам помочь в Крыму армейцам. Ты же отправляйся к Воронежу. Примешь под команду транспорта, загрузишь лесом и приведешь в Таганрог. Ушаков молча недовольно морщился.
— Знаю, в море просишься. А кроме тебя Дон никто лучше не знает, лес-то надобен для постройки нашего первенца фрегата. Ушаков козырнул:
— Есть, будя исполнено! Собрался уходить, но Сенявин его остановил:
— То не все. Разгрузишь транспорта, с капитаном Кузьмищевым тот фрегат поведешь от Новохоперска в Таганрог. Здесь его достраивать станем и вооружать. Пора нам заиметь на флотилии фрегат о тридцати двух пушках…
Когда Ушаков подошел к двери, Сенявин окликнул его:
— Ты, никак, на тактику линейную Госта покушаешься? Своим ли умом сие докумекал?
Ушаков обернулся, краска медленно залила без того румяные щеки.
— Гостова тактика, ваше превосходительство, на свет явилась, когда нашего флота российского в помине не было. Эскадры корабельные не пары танцевальные, где все чинно расписано. Море да ветер свою музыку творят. Смекалка кумандира, выучка и отвага экипажа должны викторию принести, по моему разумению. Сии достоинства в одну линию не выстроишь.
Слушая Ушакова, адмирал удивленно поднял брови, глаза его округлились.
— Витиевато для слуха моего, одначе зерно разумное есть. Как — не то, на досуге покалякаем. Ступай с Богом.
Вечером Сенявин, по привычке проверив береговые склады-магазины, сооружения, обошел причалы, поднялся на дальний холм. Солнце клонилось к горизонту, косые лучи золотили зеркальную гладь бухты. Как вкопанные замерли на якорях красавцы корабли, палубные боты, бомбардиры. Между ними и берегом сновали шлюпки, доставляли снаряжение, боевые припасы. Эскадра готовилась к первому боевому походу.
Поздней ночью Сенявин сочинял очередное донесение Чернышеву и делился впечатлениями: «При всей моей скуке и досадах, что еще не готов, вообразите мое и удовольствие: видеть с 87-футовой высоты стоящие перед гаванью (да где же? в Таганроге) суда под военным российским императорским флагом, чего со времен Петра Великого, то есть с 1699 года, здесь не видели».
Утром флагман определил цели кампании, подопечным капитанам Сухотину и Скрыплеву:
— Нынче армия князя Щербатова вступит в Крым. Мы должны войска переправить в Сиваш.
Сенявин водил указкой по карте.
— Тебе, Скрыплев, выделено в подчинение четыре десятка канонерок да, сверх того, казачьи лодки. Наведешь переправу у стрелки Арабатской для марша войск на крымскую землю. С князем Щербатовым держи связь.
Сенявин перевел взгляд на Сухотина:
— Ты же с эскадрой станешь прикрывать сию переправу. Наверняка турки вознамерятся оную порушить…
В середине мая 1771 года Сенявин поднял свой флаг на «Хотине» и вышел с эскадрой в Азовское море.
Узнав об этом, императрица возрадовалась, о чем поведала Чернышеву:
— С большим удовольствием узнала я, что семьнадцатого числа мая российский флаг веял на Азовском море после семидесятилетней перемешки, дай Боже вице-адмиралу Сенявину счастливый путь и добрый успех…
На переходе к Петровской крепости15 корабли держали строй исправно, быстро исполняли сигналы флагмана. Все бы ничего, но первое испытание морской стихией окончилось бедой. Поначалу корабли отдали якоря неподалеку от Бердской косы, расположившись полукругом, на Петровском мелководном рейде. К вечеру задул ветер с Тамани, развел волну. Ночью шквалистый ветер водил суда из стороны в сторону, крутые волны перехлестывали через борта плоскодонных судов. На бомбардирских судах борта были невысокие. На рассвете дежурный мичман на «Хотине» потревожил флагмана.
— Ваше превосходительство, одного бомбардирского судна не видать.
Сенявин накинул на плечи сюртук, поспешил на шканцы. Ветер за ночь усилился, с высоких крутых волн пена захлестывала и без того мокрую палубу, брызги обдавали чуть сутуловатую фигуру адмирала с головы до ног. Сенявин, не замечая всего этого, сильно крякнул и махнул рукой. Подозвал стоявшего рядом Сухотина.
— Распорядись, Яков Филиппыч, спустить шлюпки с кораблей. Быть может, кто и спасся из служителей. По эскадре сигнал: «Приспустить флаги до половины».
Сенявин повернулся в ту сторону, где вечером стояло на якоре бомбардирское судно, со вздохом перекрестился и зашагал в каюту…
Вечером на всех кораблях отслужили панихиду по усопшему экипажу. Ни один человек не спасся, а судно бесследно исчезло… Собрав командиров, флагман приказал:
— Отныне якоря отдавать на глубине от сорока футов и более, там волна не так крута. Видать, для наших плоскодонных судов мелководье второй неприятель.
Про себя Сенявин зарекся выпускать в проливы малые суда в штормовую погоду, а на Новохоперской верфи распорядился ускорить спуск на воду двух фрегатов.
Корпус генерала Щербатова между тем успешно переправился в Крым и начал наступление в южном направлении по Арабатской косе, имея целью овладеть крепостями Еникале и Керчью.
Азовская флотилия легла на курс по направлению к Еникальскому проливу, обороняя от турок морские подступы к побережью, где наступали войска генерала Щербатова.
В середине июня эскадра подошла к внешнему рейду Еникале, корабли стали на якоря. Со стороны Черного моря потянуло ветерком, развело волну. Сенявин долго стоял на шканцах раздувая ноздри, втягивал воздух.
— Вроде бы вода как вода, а дух-то черноморский…
Неделю тому назад на Петровский рейд наведался казачий атаман.
— Так что, ваше превосходительство, гостей ожидайте. Мои донцы под Керчью заприметили паруса турецкие во множестве.
На рассвете 21 июня дозорный палубный бот обнаружил неприятеля.
— По-над берегом тянутся кильватером десятка четыре вымпелов турецких, — доложил Сухотин.
Сенявин по вантам забрался на площадку фор-марса, вскинул подзорную трубу.
Под напором ветра, ударов волн, корабль раскачивало с борта на борт, но адмирал поймал в окуляр неприятельские паруса. Спустившись на палубу, подозвал Сухотина.
— Погода штормовая, покуда ветер не в нашу пользу, атаковать турка не станем. — Сенявин повел трубой в сторону дальнего мыса.
— Перемести пяток корабликов к тому мыску, перегороди пролив. Запри путь туркам. Ежели попрут, отражай картечным огнем.
…На турецком флагмане вторые сутки капудан-паша не находил себе покоя. Перед уходом из Стамбула султан приказал отогнать лодки от переправы, высадить десант в тыл русским войскам. Вдруг теперь, откуда ни возьмись, у Еникале, словно по мановению волшебной палочки, появилась русская эскадра. «От-куда у гяуров взялось столько кораблей! На них должно быть не меньше сотни пушек, — терялся в догадках капудан-паша. — Не допусти Аллах, русские еще утопят мои корабли».
Капудан-паша хлопнул в ладоши, вызвал капитана.
— Послать за капитанами, быть немедля у меня.
— Шайтан, видимо, послал на нашу голову гяуров, — чертыхался капудан-паша, размахивая руками в сторону кораблей русской эскадры, перегородившей пролив.
— Отстоимся на якорях. Выждем, что ниспошлют нам небеса, — облегченно вздохнув, закончил турецкий флагман, видимо, довольный мудрым решением, кивнув на тучи у горизонта.
К утру ветер постепенно затих, исчезли барашки на гребнях волн. Наскоро позавтракав, Сенявин распорядился поднять сигнал: «С якорей сниматься. Занять места в кильватере по диспозиции».
