Николай Задорнов - Гонконг
По залу прошел энергичный шепот одобрения, когда Гошкевич начал читать на китайском тексты из евангелия, переведенного в Пекине православными миссионерами.
Сегодня много желающих послушать, поэтому собрание проходит в клубе. Тут вооруженные редакторы обеих газет со своими телохранителями, знаменитые звезды опиоторговли и рядовые коммерсанты. Офицер генерального штаба в штатском, милитери интеллидженс[40], как именуется род его служебных занятий. Прибыл в Гонконг из Лондона с началом войны. Обычно молчит и этим напоминает серьезного ученого, знает китайский. Сэру Джону известно, что молодой офицер еще не привык здесь, не представляет местных условий, военный чиновник, еще не приобрел колониального блеска.
Раздались общие дружные аплодисменты. Докладчик прошел на место, чувствуя свой успех и избыток энергии, сел, закинув ногу на ногу, но тут же, вспомнив о приличии, переменил позу, скромно поджал ноги.
Сэр Джон Боуринг недавно прибыл из Сиама, где подписывал трактат о мире, дружбе и торговле. Возвратившись, он увидел, что здесь утекло много воды. Кое-что было неожиданным для губернатора.
Поднялся высокий лысый господин с щетинистыми усами и в безукоризненном костюме с атласом на лацканах.
– Ваше превосходительство губернатор сэр Джон Боуринг! Господин председатель! Уважаемые леди и джентльмены! Я выслушал доклад господина Гошкевича, изложенный на английском и на китайском, с большим удовольствием и выражаю вам, господин Гошкевич, чувство признательности и полагаю, что со мной будут согласны!
Снова раздались дружные аплодисменты.
Сухими цифрами и цитатами на китайском из евангелия разжег их Осип Антонович сильней, кажется, чем итальянский тенор петербургских меломанок. Сибирцев вслушивался, но понимал плохо. Тогда он воодушевлялся собственными мыслями о происходящем, и по его виду можно было понять, как он счастлив и горд за товарища.
– Леди и джентльмены! – продолжал господин с огромным лысым черепом. – Ортодоксальная церковь во многом подает пример, осуществив перевод всех частей библии, а также молитв. Труды достопочтенного отца Иакинфа, о которых упоминал господин Гошкевич, до сих пор были недостаточно известны, и этот пробел восполнен сегодня со всей быстротой и энергией.
– Ваше превосходительство! – почтительно обратился оратор. – Достопочтенный и глубокоуважаемый сэр Джон Боурин! Не так давно мы имели честь читать в третьем номере «Ученых записок» патриотическую статью о деятельности русской ортодоксальной миссии в Китае. При этом мы узнали, что русским священникам, приезжающим в Пекин, запрещено общаться с китайцами, а также изучать их язык на том основании, что петербургское правительство не желает общения своих подданных с другими народами. Выслушав доклад господина Гошкевича, частично прочитанный на китайском, я с большим удовольствием убедился в несостоятельности мнения, изложенного в вышеупомянутой статье. Как и вы, ваше превосходительство, я рад, что рассеиваются предвзятые представления о бездеятельности русских ученых, основанные лишь на ошибочной информации и наших собственных предрассудках. Как специалист по китайскому языку, я отлично понимаю достоверность, совершенство и законченность познаний многоуважаемого господина Гошкевича.
Опять аплодисменты. И это при Боуринге. У нас любой губернатор стер бы в порошок за такие речи. До седьмого колена ели бы и корили потомков такого критика. А тут губернатор бровью не повел. Мало того, сэр Джон встал, с улыбкой поблагодарил оратора и под аплодисменты сказал, что ему приятно видеть господина Гошкевича и воспользоваться знакомством с ним, чтобы составить более точное и отчетливое представление о предмете, которому был посвящен доклад.
– Скрытием истины не достигается цель! – под новый взрыв аплодисментов заключил сэр Джон.
Он подошел к вскочившему Гошкевичу и пожал ему руку.
– Спасибо! Благодарю вас! – сказал он по-русски.
– Благодарю вас! – горячо воскликнул Гошкевич.
Члены Общества стали подходить к Осипу Антоновичу, а потом к Сибирцеву, Шиллингу, мичману Михайлову.
Это, право, только у англичан может быть. Воюют с Россией – и на тебе, при этом слушают доклад. У нас бы сказали: «Да вы что? Врагу на руку играете? Какая там истина! В Шлиссельбург хотите угодить с подобными истинами во время войны?»
Джентльмен, объявивший себя ученым специалистом китайского языка, как уже знал Алеша, был не кто иной, как сам Джордин, купец, совладелец крупнейшей торговой фирмы «Джордин и Матисон», которая, как говорят, торговала с Китаем еще в прошлом веке, возя опиум из Индии, и имела всегда не только коммерческий, но свой военный флот. Сэру Джону будущий свояк, сват, кум... Как это по-английски? Китайцы довольно метко прозвали Джордина – Железноголовая Старая Крыса. Гошкевич представил сэру Джону своих товарищей-офицеров. Боуринг не подавал руки. Представил свою дочь. Известно, что она автор статей о нравственности и религии китайского народа, напечатанных в «Известиях Лондонского Королевского Географического общества».
К Алексею подошла юная леди со свежим, миловидным лицом и, протянув ему мужественную руку, сказала:
– Энн Боуринг. Вы говорите по-английски?
– A little[41]! Алексей Сибирцев! – представился он.
Энн уверена в своей репутации и держится независимо.
– Я желаю поблагодарить вас. Я восхищена прочитанным докладом. «Алексей» – это ваше христианское имя?
– Да.
– А ваше имя в семье? Как звали вас в детстве?
Сибирцев ответил.
– Благодарю вас. Мы будем друзьями? – спросила она, выходя с Алексеем из здания клуба на жару, и взглянула настороженно. Он не успел ответить. – Вы ездите верхом?
– Да.
– Идемте на мою конюшню. Выберете лошадь. Вы не откажете мне, если я предложу покататься вместе?
«Но я пленный!» – мог бы ответить Алексей. «Какие глупости! – готова была возразить Энн со всей решительностью. – К чему такие предрассудки!»
Глава 14
ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ
Не все наездники могут быть хорошими моряками, но все моряки могут быть хорошими наездниками. Взбираясь на реи, невольно выучиваешься крепко держаться...
Жюль Верн, «Дети капитана Гранта»Белое здание Сити-холл с несколькими разросшимися деревьями по бокам казалось еще белей и ярче на фоне газона для игры в гольф, который изумрудно зеленел и тщательно подстрижен. В этот предзакатный час китайцы носят на плечах деревянные бадейки с водой, наливая ее у чана, подобного деревянной башне. Садовники в фартуках тщательно поливали траву, как сад.
На конюшне старший конюх в шотландской юбке и с голыми коленями предложил коня каштановой масти. Алексей погладил морду, потрогал шею и пегую стриженую гриву. Высокая лошадь посмотрела на него с доброжелательным достоинством.
За холмом проехали мимо низкого здания из красного кирпича. Несколько тучных коров в пятнах, таких же белых, как Сити-холл, лениво прохаживались в тени, павшей на луг. Из двери коровника вышла и поклонилась высокая, белокурая, еще совсем молоденькая девица в платочке и кружевном переднике, видимо собравшаяся доить. Алексей заметил ее печальное лицо.
– Я покажу вам, за горами есть тенистый уголок. Молодые люди проскакали через невысокую седловину на другую сторону холма.
– Прекрасные сосны, по имени которых китайцы называют весь остров. «Сян-ган» означает «душистый остров»! Или благовонный остров. Это сосны особой высшей породы, из их смол добываются благовония для императорского дворца в Пекине и для храмов. Также для аристократических домов. От этих сосен и произошло название, you see?[42]
Самшит? Или мирт? Или что-то вроде пинии, или, может быть, сосна, как в Закавказье...
Энн замечала, как Алексей сидит в седле и как он смел, но деликатен с умной лошадью.
На отмель в искрах солнца приходила тяжелая зеленая волна. На узкой отмели изгибистые и длинные, как волны, вороха водорослей с ракушками, морскими звездами и рыбинами, забитыми прибоем. Китайцы бродят семьями, роют эти мокрые груды, раскрывают раковины и тут же съедают моллюсков.
В ущелье чернела густая роща ароматических деревьев.
– Маленький заповедник! – сказала Энн.
Как хорош этот день, небо, море, ветер с теплых океанских просторов. Но на все смотрелось сквозь сумрак тяжелого настроения, как через матовое стекло. Энн хороша, умна, приятно быть около нее! Но яд еще действовал и отравлял всю прелесть встречи. И только сейчас Алексей понял, как далеко отошел он от самых простых радостей жизни.
В хвойной роще наступил вечер. Поднялись на самую высокую гору острова, на конический пик Виктория. Здесь солнце еще не заходило, оно опускается к сопкам за проливом.
– На той стороне Китай! – показала Энн. – Вы побываете и там!
