М. Роуз - Феникс в огне
Из-за вьюги многие побоялись выходить из дома. Народу в часовне было мало, и все же Габриэлла не сразу заметила священника, сидевшего перед ней в соседнем ряду. В Боевую часовню нередко захаживали представители духовенства, чтобы провести службу или просто помолиться. Все шло своим чередом, но вот после окончания богослужения священник подошел к Габриэлле, когда та надевала пальто, и поздоровался с ней, назвав по имени. Она удивилась, но священник объяснил, что приехал в университет именно для того, чтобы встретиться с ней. Капеллан указал ему на нее, когда она зашла в часовню.
Священник назвался отцом Даэрти и попросил уделить ему несколько минут. Габриэлла согласилась. Все прихожане покинули часовню, и они остались одни.
Габриэлла до сих пор отчетливо помнила, какая же тогда стояла тишина. Снег изменил и ее звучание.
Из-за бурана в часовне во время богослужения было темно, но теперь выглянуло солнце. Его лучи озарили яркие мозаичные окна и покрыли скамьи тенями, окрашенными всеми оттенками драгоценных камней. Такие же пестрые блики упали на Габриэллу и отца Даэрти.
Боевая часовня представляла собой очаровательное строение. Интерьер был отделан резным дубом, стены украшены затейливыми узорами. Все это так притягивало взор Габриэллы, что она даже не очень старалась сосредоточить внимание на лице священника.
Внешность отца Даэрти была самая обыкновенная. Слишком обыкновенная, если в этом выражении есть какой-то смысл. Даже возраст его не поддавался точному определению, так, где-то между пятьюдесятью и семьюдесятью. Он носил очки в тонкой металлической оправе. Должно быть, стекла в них были толстыми или слегка тонированными, потому что Габриэлла не смогла вспомнить цвет его глаз. Может быть, глаза у него были просто карие. Священник изъяснялся с едва заметным бостонским акцентом.
Отец Даэрти сказал, что приехал специально для того, чтобы передать Габриэлле один документ, составленный в конце девятнадцатого столетия.
— Он запятнан кровью, но вы сможете его очистить. — Он протянул ей конверт, склеенный из плотной бумаги.
В нем лежали несколько листков дорогой веленевой бумаги, исписанных мелким неразборчивым почерком. Габриэлла бегло осмотрела их в полумраке часовни и поняла, что они выдраны из чьего-то дневника.
— Дневник, из которого вырваны эти страницы, ныне находится в безопасном месте, — объяснил священник. — В восьмидесятых годах девятнадцатого века некий прихожанин передал его своему духовнику во время исповеди. Тайна исповеди является священной, поэтому больше я ничего не могу сказать. Я понимаю, что говорю загадочно, и очень сожалею об этом. Однако вам не нужно знать всю эту историю и знакомиться с остальной частью дневника. Здесь вы найдете все, что вам понадобится.
— Понадобится для чего?
Священник сосредоточился, задумался, устремил взор в апсиду часовни и ответил не сразу:
— Если то, что здесь написано, правда, то вы станете знаменитой.
— А что получите вы?
— Я простой посланник. Все это произошло очень давно. Мой епископ уверен в том, что мы больше не имеем права хранить в тайне эту часть дневника.
Отец Даэрти вдруг встал и надел пальто.
— Просто прочитайте этот документ, профессор Чейз, и поступите так, как нужно.
— А как нужно?
— Пролейте свет во мраке.
Священник не стал дожидаться Габриэллы и быстро ушел. Когда она поспешно схватила свои вещи и выбежала на улицу, фигуры, облаченной в черное, уже нигде не было видно. Везде, куда ни кинь взгляд, белел снег. Какая-то женщина в ярко-красной куртке с капюшоном быстро уходила вдаль.
На листках из дневника были сделаны примечания, поясняющие, что здесь обозначены пять мест, содержащих археологические ценности. Через несколько дней Габриэлле удалось установить, что все эти места находятся в Риме. Она немедленно связалась с профессором Альдо Рудольфо, своим наставником, с которым недавно вела раскопки в Салерно. Тот также сразу же загорелся интересом. Разумеется, ему была в общих чертах знакома та местность, о которой шла речь. Он сказал Габриэлле, что всего два года назад неподалеку от одного из указанных мест велись раскопки, не давшие никаких результатов.
Через несколько недель профессор Рудольфо сообщил Габриэлле по электронной почте, что все эти участки принадлежат потомкам одного археолога, умершего в самом конце девятнадцатого века, и он сейчас ведет с ними переговоры, надеясь получить разрешение на проведение раскопок.
На это потребовался целый год, но в конце концов Рудольфо подписал контракт с наследниками археолога, и можно было приступать к работе.
Ничто не может заменить лопаты и совки, когда дело доходит до самого сердца раскопок, и все же самые совершенные лазерные и инфракрасные детекторы, имевшиеся в распоряжении профессора Рудольфо и Габриэллы, позволили им с небывалой точностью определить район поисков. Первые две попытки не принесли ничего значительного. Были найдены лишь остатки древних стен, осколки старинной керамики и стекла. Культурный слой был типичным для любой территории Вечного города, расположенной неподалеку от городских ворот.
Но вот это место, третье по счету, оказалось невероятно богатым.
Профессор открыл шкатулку, извлек из нее мешочек из высохшей кожи и развязал его.
Он посветил внутрь фонариком и немедленно издал то ли крик, то ли вопль:
— Смотрите, Габриэлла, что держит в руках наша Белла! Похоже, вы наконец-то нашли свое сокровище!
Сейчас профессор лежал в больнице с огнестрельным ранением, обессиленный потерей крови и сильной инфекцией.
У Габриэллы не было никаких сомнений в том, что нашелся человек, который ради этого сокровища пошел на убийство.
ГЛАВА 23
Рим, Италия. Среда, 15.10
На светофоре загорелся зеленый свет, прозвучал пронзительный сигнал клаксона. Священник пересек улицу и пошел вдоль ряда торговцев, бегло осматривая их товар. Если он и встретился взглядом с кем-то из них, то это осталось бы не замеченным случайным наблюдателем, который следил бы за этим излишне полным священником средних лет. Священник прошел еще двадцать ярдов и оказался в самом конце Витторио Венето, у площади Барберини. Он с одышкой поднялся по короткой лестнице и вошел в грязную, убогую церковь Санта-Мария-делла-Кончеционе.
Никто из посетителей уличных кафе, расположенных на противоположной стороне улицы, не обратил внимания на то, как он скрылся за деревянной дверью. Эта церковь не была так популярна, как Ватикан или Пантеон. В сравнении с величественными и славными римскими храмами церковь Санта-Мария-делла-Кончеционе казалась бедной родственницей, и все же ее угрюмый склеп притягивал отдельных туристов. Так что не было ничего необычного в том, что в церковь зашел какой-то человек, тем более священник.
Ему потребовалось некоторое время на то, чтобы освоиться в полумраке после яркого солнечного дня. В храме было сыро, уныло и убого. Позолотой сверкал лишь крест, установленный над нефом.
Священник взглянул на часы, подошел к купели, окунул пальцы в святую воду, перекрестился, прошел по центральному проходу, опустился на колени и какое-то время молился, точнее сказать, притворялся, что молится. На самом деле этот человек постоянно посматривал на часы. Он знал, что экскурсия должна начаться с минуты на минуту. Его сердце бешено колотилось.
Так прошло шесть минут. Наконец священник поднял голову, посмотрел на алтарь, встал и прошел в дальнюю часть церкви, где уже собрались любопытные.
Здесь чувствовался запах древней пыли и плесени, который вовсе не был таким уж неприятным.
«Аромат старины», — мысленно усмехнулся он.
Монах с угрюмым лицом проводил шестерых посетителей вниз по узкому коридору. Через чугунную калитку они вошли на территорию подземного кладбища. В пяти помещениях находились останки четырех тысяч монахов-капуцинов, умерших, но не погребенных.
Все стены и потолок помещений были покрыты вычурными украшениями из высушенных и отбеленных костей давно умерших монахов. Алтарь, светильники и часы — все было сделано из человеческих останков.
Священник лишь краем уха слушал бубнящий голос монаха, объясняющего, что la macabra composiziones[6] были составлены из костей усопших монахов, живших еще в семнадцатом и восемнадцатом столетиях. Это зрелище должно не вызывать страх, а побуждать к молитве и размышлению о вечном.
Этот человек посещал склеп не впервые, однако он с какой-то страстью разглядывал тысячи черепов, ребер, челюстей, костей ног и рук, позвонков и костей таза, потерявших всякое сходство с человеческими останками и превратившихся в материал, который художники использовали для создания своих произведений.
Когда экскурсия завершилась, священник послушно поднялся наверх вместе с остальными посетителями и вышел из церкви. Он немного постоял на улице, дожидаясь, когда все разойдутся. Наконец на лестнице никого не осталось.
