Ада Федерольф - Рядом с Алей
– Ты не бойся, никто не тронет, мы все тут – крикни, если что.
И я двинулась в темноту и через полчаса, правда, дошла до избы. Залаяли собаки, хозяйка проснулась, впустила, уложила на какую-то постель и, узнав, что я поела у костра и кипятка не надо, задула керосиновую лампу и прошлепала босыми ногами за занавеску. Заснула я мгновенно.
Утром оказалось, что все уже ушли по своим делам, хозяйка принесла кипящий самовар, сварила в нем яйца, достала хлеб и села поболтать. Все, что было ночью, казалось сном, и очень хотелось сбегать в лес убедиться, что бревна действительно сложены. Но это был бы большой крюк, и я, заплатив за ночлег и поблагодарив, отправилась восвояси.
Ясные, безоблачные апрельские дни вызвали обильную капель. Крыши уже совсем обнажились, а по краям висели длинные блестящие сосульки, за которыми лазали дети. Наша 2-я Дачная, в те годы еще не мощеная, покрылась сверкающими на солнце лужами, в канавах набиралась вода до половины сапога, а то и выше. Надо было во что бы то ни стало вывозить лес, но как?
В Тарусе весь грузовой транспорт на строгом учете, всюду были заторы в работе. В райкоме, надрываясь, кричали по телефону, требуя «срочно поехать», «доставить», а в ответ слышали, что одна машина в капитальном ремонте, другая застряла в болоте и ждет тягача, а третью «срочно» послали в дальний колхоз.
Я была просто в отчаянии! В мае вывезти лес будет уже невозможно из-за топей, да и кто даст машину в посевную!
Останавливала все пустые грузовики, залезала к шоферам, умоляла перевезти, удваивала цену, обещала водку. Бесполезно.
И вот однажды к вечеру я остановила две порожние машины. Машины эти были новенькими, а водители оказались недавно призванными в армию молодыми солдатами. Через несколько минут просьб и увещеваний я почувствовала, что солдатики сдаются, а заработать сразу же деньги им и не снилось. Они были из части, стоящей неподалеку от Тарусы. Они согласились пожертвовать одной ночью, чтобы утром к поверке быть на месте. Договорились, что в сумерки они заедут за мной и мы вместе отправимся в лес.
Ребята не обманули и приехали даже раньше, в обед, и вот мы едем по старому Калужскому шоссе, трясясь на ухабах. Воды во многих местах уже до половины колеса, но «МАЗы» с ревом вылезают из трясины и вновь заглатывают пространство. Щемит от страха сердце: как же я поеду по эдакой дороге обратно, да еще с лесом? Но я молчу, молчит и мой сосед, еще совсем безусый молодой парнишка.
Штабеля были на месте, мы подъехали, спустили борта, и тут оказалось, что погрузка моим парням не под силу, что у них нет никакого опыта, а лес сырой, толстый, пяти-шестиметровый; есть семь дубов, которых и втроем не поднять… Мои парни струхнули, а у меня сердце и вовсе ушло в пятки. Взяла с них слово, что они не тронутся с места, и пошла к леснику Тимофею Ивановичу. Погода начала немного портиться. Подул ветер, появились облака. В избе у лесника было назначено партийное собрание. В большой комнате появился стол с графином воды, кругом стулья. Ждали объездчика и еще трех молодых лесников. Меня встретили вполне дружелюбно, похвалили, что я вовремя увожу лес, а потом слегка замялись, так как весь кворум уже объявился и мне было пора уходить. И вот тут с мужеством отчаяния я глубоко вздохнула, вышла на середину и сказала:
– Придется сегодня отменить собрание и перенести на другой день!
– Тебя что, лесничий прислал? – после большой паузы произнес один из лесников.
– Нет, я сама; вас тут пять молодых здоровых мужчин, неужели вы не выручите пожилую женщину в беде?
Подошли поближе.
– Ты чего? Что случилось!
Лица стали живыми, не официальными. Я с жаром все рассказала, добавив еще от себя, что со мной два призывника и что если они не явятся в срок, их ожидает штрафной наряд или даже суд. Видя, что спало напряжение первых минут, я сказала, что каждый получит по поллитра и что с их умением и сноровкой погрузка займет не более двух часов. Мужики посмотрели друг на друга, почесали в затылке, перемигнулись.
– Веди, мамаша, ежели недалеко.
Небо тем временем обложило темными нависшими тучами. Начал накрапывать редкий дождь, уже почти ничего не было видно. Поднялся сильный ветер. Парней моих мы нашли уныло сидящими на пнях и молча курившими папиросы. Мой приход, да еще с тремя здоровенными молодыми лесниками, сразу оживил обстановку. Когда нагрузили первую и приступили ко второй, кто-то сказал, что многовато для одной осталось, но не оставлять же два-три бревна!
– Да ведь сильная машина «МАЗ», потянет, – возразил другой, и погрузили все; На беду, во второй машине бревна оказались и толще и длиннее. Груз перетянули веревками, и лесники, засунув в карманы деньги, быстро ушли.
Место, где происходила погрузка, было низкое, сырое. С небольшого пригорка, где стояли штабеля, дорога сразу полого спускалась вниз, в небольшой овраг, в котором уже накопилось много воды. Через него был перекинут маленький гниловатый мостик, упиравшийся в противоположный крутой берег оврага. Дорогу вверх окаймляли высокие, толстые сосны, за которыми почти сразу начиналось вспаханное поле.
Я села в первую, более нагруженную машину. «МАЗ» легко сполз с мокрого пригорка, с треском, ломая что-то, проскочил мостик, уперся в песчаный подъем и… встал на дыбы. Когда я выглянула из кабины, то оказалось, что передние колеса в воздухе, метрах в двух от земли. Вылезли мы с водителем из кабины, повисли на руках и спрыгнули наземь. Концы бревен воткнулись в мягкий грунт, и стало ясно, что машину и думать нечего сдвинуть с места.
– Мамаша, отпусти нас, ради Бога, обратно, – взвыли мои парни, – загнемся тут!
– А кто выгрузит машины! Я, что ли? Или думаете, вас по головке погладят, что вы бросили в лесу казенные машины? Ты останешься здесь при машинах, а ты пойдешь со мной за трактором, – скомандовала я, и перепуганные парни молча повиновались.
В лесу уже было совершенно темно, но, когда мы вышли наверх к полю, еще можно было различить невдалеке небольшую деревушку. Парень молча и послушно следовал за мной, а я шла и думала: как я в незнакомой деревне ночью раздобуду трактор? На краю первой деревни под оглушительный лай собак нам встретился местный житель, старик, сказал, что в их деревне вообще нет трактора и что в посевную их выручает Пашка – тракторист из соседней деревни, – но что трактор сломался.
До ближайшей деревни мы шли уже в совершенной темноте, где по вспаханному, где огибая поле по еле различимой дороге, ориентируясь на огоньки деревни. Идти было сравнительно недалеко – километра три-четыре. Там нас окружили откуда-то взявшиеся подростки и сказали, что Пашка трактор наладил, но что его самого в деревне нет, он пошел в клуб на танцы.
– А где клуб? – спросила я, еле ворочая языком.
– А там, недалеко отсюда, километра два, не больше, мы покажем…
И вот мы идем за группой ребят снова по пахоте и тропкам, скользя и с трудом вытягивая ноги, облепленные кусками глины.
В клуб наши гиды влетели первыми; когда мы подошли, на фоне освещенного проема двери уже появился парень и вразвалку направился к нам. Пашка чинно поздоровался за руку и, узнав, в чем дело, заявил, что на днях уже был подобный случай, он вытянул машину и заработал на этом сто рублей (это 1958-й). Пашка был очень молод, быть в центре всеобщего внимания ему явно льстило, сумму он преувеличил, не очень веря в успех.
– Ладно, – сказала я, – заплачу, но если выведешь на шоссе.
– Жди, коня запрягу, – сказал Пашка и быстро исчез, сопровождаемый уже удвоившимся количеством мальчишек.
Через 10 – 15 минут где-то взревел мотор и на вспаханном поле появился тягач «Беларусь». Мальчишки с криками повисли на всех возможных и маловозможных местах, сразу облепив всю машину. Свободным остался только кусок капота около выхлопной трубы. Я подобрала пальто, влезла на капот и, держась за трубу, впервые за этот день тихо рассмеялась. Боже мой! Ночь, ветер, а я под свист и крики мальчишек еду, держась за трубу, чтобы не свалиться; в мои-то годы – видели бы меня в Москве!
Солдатик мой повеселел и бежал где-то в темноте за нами. Шума было столько, что я не сомневалась, что второй солдат, караулящий машины, еще издалека услышал нас. Мы подъехали, Пашка спрыгнул, обошел застрявшие машины, начал налаживать трос, и тут неожиданно грянул гром и хлынул дождь. Казалось, что гроза уже давно накапливала силы и теперь развернулась во всю мощь. Что Пашка кричал мне и куда подевались все мальчишки, я не знала. Деревья качались и стонали. Совсем рядом раздался свист, и от удара сломалось дерево. Ко мне при свете очередной молнии подбежал кто-то и крикнул, чтобы я ушла подальше. Оказывается, Пашка привязал к переднику машины трос, но он натянулся и лопнул!
В грохоте и громе, в кромешной тьме я уже ничего не соображала. Ливень прекратился так же неожиданно, как начался. Небо еще грохотало, но глухо, в стороне. Зажглись фары машин. К передку первой были привязаны два троса. Тягач рванул в гору, тросы натянулись, я в ужасе отпрянула. Машина вздрогнула, застыла, снова вздрогнула, колеса опустились на землю, и она послушно поползла в гору за тягачом. Так же вытянули и другую, которая была чуть полегче. Я измучилась, промокла, мы не ели и не пили уже часов десять; от напряжения дрожали руки и подгибались колени, но теперь я верила, что лес будет дома.
