Вадим Долгов - Мечник. Око Перуна
Вдруг купец, казалось, совсем бессмысленно бросился навстречу очередной Алешиной атаке, сделал нырок и оказался у него за спиной. Еще мгновение – и правая рука с мечом оказалась зажата, а у самой шеи Алеша увидел руку с кинжалом. Едва он сделал попытку освободиться, острие кинжала не слишком сильно, но ощутимо впилось в горло.
У самого уха заурчали непонятные слова. Амир запыхался, слова вылетали из его гортани толчками.
Внимательно наблюдавший за схваткой Архимед перевел:
– Амир аль-Гасан восхищен боевым умением русского воина, однако сегодня удача оказалась не на его стороне. Он вполне может убить тебя, юноша, но не хочет напрасного кровопролития. Поэтому он спрашивает, пожелаешь ли ты, смелый юноша, признать себя побежденным. Амир аль-Гасан предлагает тебе почетную сдачу с оружием.
Алеша сделал попытку пошевелиться, лезвие кинжала еще глубже вдавилось в горло. Из-под него потекла тоненькая струйка крови. Толпа замерла в могильном безмолвии.
Вдруг очнулась рабыня, которая до того момента, казалось, и не следила за битвой:
– Сдайся, мальчик. Меня ты не спасешь, а сам погибнешь. Не заставляй свою мать горевать понапрасну.
Сказавши это, она снова будто впала в забытье. Остекленевший взгляд устремился к горизонту.
Алеша опустил меч. Купец выпустил его из захвата, легко отпрыгнул в сторону, церемонно поклонился и поднял вверх саблю, знаменуя победу.
Снова над площадью полилась ставшая уже почти привычной музыка сарацинской речи. Архимед вполголоса перевел, а дьячок во все горло возгласил:
– В общем, спрашивает купчина, не найдется ли еще желающий?
Народ безмолвствовал.
Между тем Алеша, понурив голову, спускался с помоста. Меч он вложил в ножны и нес, как какую-нибудь палку, под мышкой. Навстречу к нему засеменил кузнец:
– Эхма, худо вышло. Да хорошо хоть жив остался. А сражался ты добре – я в этих вещах смыслю.
– Да толку-то мало…
– Хорошо, хоть сам жив остался.
– Спасибо, кузнец, за меч.
– Бери, если хочешь, дарю, не жалко!
– Нет, дедушка, не возьму. Меч нужно с победой получить. А твой клинок пусть другому молодцу послужит. Мне он вечно о поражении напоминать будет.
Стараясь не слушать сочувственных вздохов, Алеша пробирался через площадь к своим товарищам.
Пришел мрачнее тучи. Белка погладила его по голове и приложила к оцарапанной шее платочек. Доброшка хотел было что-то сказать, да передумал: понятно было, что словами друга не утешишь.
Между тем купец с обнаженным клинком расхаживал по помосту, вызывая поединщика. Из толпы никто не откликнулся, но неожиданно с кресла встал варяжский князь. Старый викинг у него за плечом лишь покачал головой.
– Не бурчи, Эйнар. После хорошего пира следует размяться.
Скинув плащ, он вынул из ножен меч.
Наряд у Харальда был не слишком богатый, но оружие было истинно княжеским. Отсалютовав дамасским клинком, он встал в боевую позицию. Литым мускулам Амира аль-Гасана на сей раз противостоял худощавый викинг, который весь был будто сплетен из стальных канатов.
Противники начали битву не сразу. Харальд видел, что купец – не простой воин. Это его нисколько не удивило. В его родной Норвегии тоже не знали особой разницы между торговцем и воином. Как продавать и покупать драгоценный товар, если не можешь владеть мечом? Далеко ли уйдет беззащитный караван? Наемная охрана, если почувствует слабость хозяина, может в один момент превратиться из защитников в грабителей. Поэтому викинги и сами никогда не делали особой разницы между торговлей и грабежом. Если судьба приводила их в страну, которую было трудно взять на щит, они торговали. А если видели, что хозяин товара не может за себя постоять, то зачем платить лишние деньги?
Сарацины были чем-то похожи на викингов. И те и другие не могли похвастаться плодородием родных земель. И те и другие вынуждены были самой Матушкой-Природой искать добычи с мечом в руках в дальних странствиях. Только викинги прошли закалку холодными северными морями, а сарацины, или, как они называли себя сами, арабы, – жаркими безводными пустынями.
Трудные условия выковали несгибаемых бойцов, захвативших каждый в своей части мира огромные пространства.
На помосте в тихом Радимове сошлись два алчных мира – северный и южный.
Сначала бойцы долго ходили кругами, присматриваясь друг другу. Это напоминало странный танец. Они даже дышать стали одновременно. Вдох – шаг, выдох – шаг. По мельчайшим признакам каждый угадывал намерение другого: рука чуть крепче сжала эфес – сейчас будет удар, ага, противник заметил приготовление, прочитал замысел – отбой. Носок правой ноги чуть сильнее уперся в деревянные плахи настила – готовится удар, противник заметил – отбой.
Ходить так можно было долго. Раньше это наскучило Харальду. Видя, что очередной его замысел прочитан, он тем не менее рубанул мечом, изменив, правда, в самую последнюю секунду направление удара. Амир незамедлительно отреагировал, поставив защиту. Однако уклон от удара Харальда дался ему непросто. Отбивать удары Алеши было гораздо легче. Его наскоки Амир про себя определил как щенячьи.
Теперь же ему противостоял матерый волк.
По возрасту Алеша был ровня Харальду, но жизнь свою они прожили совсем по-разному. Опыта им обоим было не занимать, но поединок пеших воинов на мечах – весьма специфическое дело. Городовому дружиннику, чье дело в составе конного отряда защищать город от разбойных ватаг, хранить покой торговых путей и беречь княжескую казну, в обычной жизни выходить на единоличные поединки приходилось не чаще, чем современному омоновцу. То есть, понятно, на дружинном дворе постоянно устраивались шуточные бои на деревянных мечах, но служба не предполагала такого.
Харальд же вырос в такой среде, где бой один на один был чуть ли не смыслом жизни. Купец тоже был большим знатоком и мастером этого дела. Поэтому рисунок битвы был совсем иной. Для зрителей на площади сражение варяжского князя с полуденным купцом казалось гораздо менее завлекательным, чем первый поединок. Удары наносились редко, после каждого из них случался довольно долгий перерыв с продолжением мало впечатляющего танца: вдох – шаг, выдох – шаг. Зрители на площади понемногу попадали под гипноз этого ритма.
Незаметный глазу выпад, шумный выдох, удар – выбитая из руки кривая сабля купца, сверкнув стальным боком, воткнулась в деревянную плаху пола. Как все произошло, никто не смог понять. Никто, кроме Харальда. Конунг вскинул вверх руку с мечом, торжествуя.
Купец, сначала недоуменно таращился на пустую руку и покачивавшуюся в трех шагах саблю, затем взял себя в руки. Улыбнувшись несколько натужно, он еще более церемонно поклонился, подошел к рабыне, взял в руки ременную петлю, которой были связаны ее руки, и вложил в левую руку Харальда. Что-то произнес. Эхом отозвался Архимед:
– Амир аль-Гасан склоняется перед достойнейшим из воинов. Потерпеть поражение от такого меча и при этом остаться живым – величайший подарок судьбы. Он просит славного северного князя принять обещанный им приз.
– Скажи ему, Архимед, что приз мне его и даром не нужен. Пускай себе рабыню оставит. Что она будет делать на драккаре, да еще с дитем? Да еще, я вижу, женщина довольно красивая, хоть и измождена. Еще передерутся мои парни из-за нее. Да и сынок ее вон волчонком смотрит. Не, пусть обратно забирает.
– Купец говорит, что не может взять подарка назад. Подарок свят, просит не обижать его и принять заслуженную награду!
– Нет, ну вот купчина бестолковый! Раз не может взять назад, пусть на волю отпустит. Или отдаст тому славянскому юноше, который за нее так остервенело сражался.
Харальд вложил в ножны меч и уселся обратно в кресло. Купец остался стоять посреди помоста.
– Нет, этого он сделать не может. Отдать проигравшему награду – унижение для честного состязания. Отпустить на волю тоже никак нельзя. Такие поступки рождают лишние надежды у челяди. Толкают их на необдуманные поступки. Ему придется ее убить.
– Не будет же он поганить убийством славный пир? И вообще пусть катится в Хель со своей рабыней, не нужна она мне!
Архимед поднял брови:
– Извини, Харальд-конунг, я такого почтенному купцу сказать не могу.
Харальд уже отрезал себе ломоть свинины и наливал новую порцию меда:
– Ох, Архимед, на то ты и ученый, скажи ему что-нибудь вежливое, чтобы он наконец от меня отстал и дал поесть спокойно.
Архимед почесал в затылке, придал лицу как можно более почтительное выражение и промолвил:
– Славный Харальд-конунг просит передать почтенному купцу Амиру ибн Хабдель-Гасису аль-Гасану, что чрезвычайно польщен оказанной ему честью. Этот день никогда не изгладится из его памяти. Он считает почтенного купца Амира ибн Хабдель-Гасиса аль-Гасана достойнейшим из противников, с которым ему доводилась скрещивать клинки. Только превратность легкокрылой судьбы отдала победу в его руки. Поэтому он приглашает почтенного купца продолжить прерванную трапезу во славу хлебосольного хозяина эмира-воеводы и оставить мысли о судьбе ничтожной рабыни на потом.
