Андрей Геласимов - Степные боги
– Ну, давай, шкет, – сказал седой.
– И вы давайте.
Они обменялись крепким рукопожатием и уже почти разошлись, когда седой вспомнил вдруг о том, что хотел спросить в самом начале.
– Слышь, пацан! – окликнул он Петьку. – Так ты старшого нашел?
– Кого?
– Старшего лейтенанта.
– А-а! Нашел. Он в столовой сидел.
– Один?
– Не-е. С теткой Аленой.
Охранники переглянулись.
– И чо они там?
– Ничо.
– Чо, совсем, что ли, ничо?
Петька замялся:
– Ну, не совсем… Так-то, вообще-то…
– Ты, давай, не бубни, значится. Говори – чего они там делали.
– В начале или в конце?
– Вот екарный бабай! Ну, в конце.
Петька с готовностью кивнул:
– Кашу с тетки Алены стирали.
– Кашу?
Охранники, судя по всему, ожидали чего-то другого.
– Какую еще кашу?
– Овсяную. Масла много, только не посолили совсем.
Седой озадаченно повертел головой.
– Слушай, ты шкет, значится, нормальный… Но мозги нам тут пудрить не нужно.
– Я не пудрю, – сказал Петька.
– А каша-то здесь, на хрен, при чем?
– Я тетку Алену овсянкой обкидал.
Напряженное недоверие исчезло с лица седого, и он радостно закивал:
– А-а! Ну, так бы сразу и говорил! Молодца! Уважаю! А зачем обкидал-то?
– Надо было.
– Все понял. Дело нужное. Ладно, шкет, еще раз бывай… Нравишься ты мне… – Он помолчал и грустно вздохнул: – А мы из-за этой твоей тетки Алены теперь, видимо, ужин пропустим. Ефрейтор по лагерю носится, как упырь. Кровь сосет, значится. Лекаря теперь вот в бараках недосчитался. Вчера бы еще сам сказал: хрен с ним, жрать захочет – придет. А сегодня, значится, из-за старшего лейтенанта в столовой у нас дисциплина. Без японца в казарму ни ногой. Придется нам с Вовкой теперь кочевряжиться. По долинам, твою мать, и по взгорьям.
Он повернулся к молодому солдату, который уже виновато смотрел куда-то в сторону.
– Угораздило тебя с частушкой! Шаляпин!
– Ты же сам ее сочинил!
– Я сочинил – я и спою, когда надо! А когда не надо – сиди и сопи в тряпочку! Понял?
– Понял.
– Вот так, значится, родимый. А теперь – пошел!
И они двинулись по дороге, позабыв про Петьку, продолжая ругаться и размахивать руками, а он стоял и смотрел им вслед, приложив правую ладонь ко лбу, потому что солнце опустилось уже совсем низко и заглядывало ему прямо в глаза.
Постояв так, Петька развернулся и пошел по дороге в сторону Разгуляевки. Скоро он скрылся за лесным поворотом, а еще через минуту из-за деревьев поплыл его приглушенный расстоянием, но все же пронзительный голос:
– По долинам и по взгорьям
Шла дивизия впере-о-о-д,
Чтобы с боем взять Приморье
Белой армии апл-о-о-т!
Глава 10
На шахту Хиротаро не вернулся из-за васильков Centaurea cyanus. Точнее, из-за их цветочных корзинок.
Дотащив тело младшего унтер-офицера Марута до неглубокого оврага, в котором хоронили погибших пленных, он сел рядом с ним на землю и долго смотрел на его мертвое лицо. Масахиро, не опускаясь до разговора, несколько раз нетерпеливо ткнул его в бок черенком лопаты, но Хиротаро даже не пошевелился. Он сидел так неподвижно, что муравей, заползший ему на ногу, успел подняться по нему до плеча, переползти на шею, пробежать по щеке, и только тогда Хиротаро переменил позу, смахнув насекомое. Он пристально вглядывался в лицо умершего, и в какой-то момент ему даже показалось, что он видит, как заостряются его черты.
– В карцер захотел? – заговорил наконец Масахиро. – Или надеешься, что твои русские опять тебя пожалеют?
Хиротаро поднял голову и посмотрел на своего друга.
– Я сейчас, – сказал он, поднимаясь на ноги.
Дважды поклонившись мертвому телу, он хлопнул негромко два раза в ладоши, а потом поклонился еще раз.
– Копай, – буркнул Масахиро, швырнув на землю лопату.
– Я просто… – начал Хиротаро, но почему-то запнулся. – Просто хотел посмотреть…
На самом деле он старался получше запомнить лицо младшего унтер-офицера Марута, чтобы ночью в бараке нарисовать его по памяти в своей тетради, однако говорить об этом Масахиро ему не хотелось.
Закончив копать, он стащил в неглубокую могилу уже начавшее коченеть тело и выпрямился, чтобы секунду-другую постоять над покойным. Взгляд его скользнул по верхушкам деревьев, по облакам над ними, а затем опустился на могильные холмики, которыми был усеян весь овраг.
Стоя в могиле одного из своих товарищей, Хиротаро вдруг ощутил себя тоже умершим. Ему всегда казалось, что болезнь делает человека лучше и посылается ему в качестве шанса для очищения, но теперь он почувствовал, что не только болезнь, но и смерть делает человека лучше. Он не мог еще окончательно сформулировать для себя это новое чувство, однако молчание сосен, облаков, могил и песка в овраге каким-то необъяснимым образом подсказывали ему, что он прав.
– Долго еще будешь возиться? – сказал Масахиро. – Закапывай скорей.
Не ответив ни слова, Хиротаро выбрался из могилы.
– Ты куда? – Масахиро смотрел ему вслед. – А кто его закопает?
Но Хиротаро даже не обернулся. По синтоистской традиции он должен был оставить какой-нибудь дар умершему, однако в карманах у него ничего не было. Он медленно шел мимо могил, пытаясь найти хоть что-нибудь и вспоминая лица тех, кто лежал здесь под неглубоким слоем земли и песка. На холмиках покачивались васильки.
– Centaurea cyanus,– негромко сказал он.
– Что?
Хиротаро поморщился. Голос Масахиро сейчас раздражал его, но он все же ответил:
– Цветы.
– Я вижу, что это цветы. Ты лучше скажи – мы собираемся возвращаться на шахту, или ты ждешь, когда они сами придут сюда и до полусмерти изобьют нас обоих?
Хиротаро склонился к цветку.
– Ты меня слышишь?
– Подожди! – Хиротаро сорвал василек и резко выпрямился.
Секунду-другую он стоял молча, внимательно разглядывая сорванное растение, а потом обернулся.
– Ты видишь? – взволнованно проговорил он, показывая Масахиро синий цветок. – Четыре корзинки!
– Совсем спятил, – Масахиро покачал головой. – Какие корзинки?
– У этого растения должна быть одна цветочная корзинка. Понимаешь? Одна! А тут – четыре. Постой!
Хиротаро метнулся к другой могиле.
– Здесь пять! Нет, так не бывает. Этого не должно быть…
– Что ты там бормочешь? Закапывай скорей этот труп.
– Подожди, подожди…
Хиротаро перебегал от одной могилы к другой и как одержимый срывал васильки.
– Три, пять, две, четыре… – бормотал он, разбрасывая цветы между могил. – Что же это такое? Ведь это…
– Ты прекратишь наконец? – сердито окликнул его Масахиро.
– Что? – Хиротаро резко остановился и поднял взгляд на своего друга, как будто не понимая его, как будто тот заговорил вдруг не по-японски, а на каком-то неведомом Хиротаро языке.
– Я тебе говорю…
– Замолчи! Я, кажется, понял…
Хиротаро начал озираться вокруг себя, быстро считая могилы:
– …семь… двенадцать… восемнадцать… двадцать… Вот видишь? – он наконец поднял торжествующий взгляд на Масахиро.
– Что? Что я должен увидеть?
– Всего тут похоронено двадцать три человека. Вот эти двадцать могил принадлежат тем, кто работал на нашей шахте. Получается, что на двух других шахтах за это же время умерло всего трое военнопленных. Ты считать умеешь? Трое против двадцати. Да еще вот это!
Он протянул Масахиро изрядно потрепанные васильки.
– Это мутация, – по лицу Хиротаро блуждала рассеянная гримаса, которая действительно делала его похожим на сумасшедшего. – Ты понимаешь?
– Нет.
– Я думаю, источник в нашей шахте. И это не газ.
Хиротаро повернулся и без всяких объяснений начал карабкаться по склону оврага.
– Ты куда? – растерянно спросил Масахиро.
– Я должен… Мне надо проверить цветы на других шахтах… Обязательно… Если там нет мутации, эту шахту надо закрыть… Здесь что-то серьезное…
– А унтер-офицер?
Хиротаро остановился на самом краю оврага, секунду помедлил и нетерпеливо махнул рукой.
– Мне некогда. Закопай сам.
Проводив его взглядом, Масахиро вернулся к открытой могиле, нерешительно поднял лопату, постоял с ней в руках, а потом со злостью швырнул ее на землю. Лопата скатилась в могилу и негромко стукнула младшего унтер-офицера Марута по голове.
* * *
В эту минуту Масахиро так сильно ненавидел своего друга, что ему были отвратительны даже сорванные им цветы. Десять минут он ковылял по оврагу, стараясь затоптать в землю все разбросанные растения.
Слегка успокоившись, Масахиро вернулся к телу младшего унтер-офицера, достал из могилы лопату и начал забрасывать его землей. Наблюдая за тем, как под слоем сухого грунта постепенно исчезает его лицо, он представлял себе, что закапывает Хиротаро, и на сердце у него становилось чуть веселей.
– Выучился своей латыни, – бормотал он сквозь зубы. – А на чьи деньги? Забыл, кто должен был учиться в университете?..
