Николай Бенедиктов - Русские святыни
Второе. Власть была «наша»: "…приемлема была им земельная и заводская программа большевиков: все народу! Приемлема была и система власти: Советы из того же народа, и в центре, и на местах!"[164] У белых программы не было, монархизм был фактически запрещен,[165] армия некрещеная,[166] господствовало «непредрешенчество» — победим, а там разберемся: "Отсутствие единой идеологии движения дезориентировало войска, разлагало белый тыл. Красные же скрепляли его за собой террором, обещаниями земли и справедливости.
При всем уважении к героизму белых воинов следует признать, что политика их правительств была в основном лишь реакцией Февраля на Октябрь, что и привело их к поражению так же, как незадолго до этого уже потерпел поражение сам Февраль", а в результате "за границу ушел весь политический спектр дореволюционной России (кроме большевиков)".[167] Белым было нечего сказать народу, нечего обещать: ни земли, ни труда, ни веры — все было не с ними.
И третье. И белые и красные выступали за единую Россию, однако за белыми «февралистами» стояли иностранцы. 14 держав Антанты — не выдумка. Была немецкая, французская, английская, чешская, румынская, греческая, японская, американская, польская… армии на территории России. 1 миллион иностранных солдат на нашей территории! Деникин же получил от Англии пароходы с вооружением, снаряжением, одеждой и другим имуществом по расчету на 250 тысяч человек. И он же под давлением Запада признал главенство Колчака.
Колчак уже в 1917 году был в Англии и США, после Октября поступил на службу его величества короля Великобритании, и в Сибири работал под контролем британского генерала Нокса и французского генерала Жанена. Под залог трети золотого запаса России он получил около миллиона винтовок, несколько тысяч пулеметов, сотни орудий и автомобилей, десятки самолетов, около полумиллиона комплектов обмундирования и т. п. Антинародность режима подчеркивается и масштабами террора. На конец 1918 г в Советской России в заключении было чуть больше 42 тысяч контрреволюционеров, бандитов, спекулянтов. А в царстве «белых» только на востоке страны находилось около 1 млн. в концлагерях и 75 тысяч в тюрьмах, то есть в 20 с лишним раз больше.[168] Если учесть, что в Европейской (Советской) России населения было по крайней мере в 10 раз больше, то террор белых должно по масштабам считать в 200 раз более ужасным. Направленность его против русского народа и в пользу иностранцев была видна невооруженным глазом.
В результате, в 1933 году в Париже в своих воспоминаниях "отец русской авиации", адмирал, двоюродный дядя Николая П, великий князь Александр Михайлович писал, что союзники собирались превратить Россию в свою колонию, а "на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи…".[169]
Именно эта патриотическая сторона привлекла в Красную Армию и А.Брусилова, и С.Каменева, и генштабистов и крестьян. Не случайно стал народной песней стих Демьяна Бедного, в котором новобранец говорит отговаривающим его от ухода в Красную Армию родным:
Если б были все, как вы, ротозеи,
Чтоб осталось от Москвы, от Рассеи?
Все б пошло на старый лад, на недолю.
Взяли б вновь от нас назад землю, волю.
Против белых была земля, труд, справедливость, патриотизм, братство угнетенных, воля, независимость России. В конце концов это и решило дело. И Колчак был сдан партизанам, т. е. народу.
И еще раз народ четко ответил на вызов истории в Отечественной войне, где было не только столкновение коммунистического и фашистского режимов, но и столкновение систем — ценностей. И системы исключали друг друга! В своей книге "Майн кампф" Гитлер с благодарностью отзывался об основателе общества Туле Адольфе фон Себоттендорфе (объединение этого общества с Комитетом независимых рабочих в январе 1919 г. создало Германскую рабочую партию). Символом Туле была свастика с мечом и венком, а идеология составляла смесь идей Блаватской, Листа, Либенфельса, Хьюстона Чемберлена. Туле было "народным оккультным братством", и вокруг него группировались А. Розенберг, Р. Гесс, К. Харрер, Д. Эккарт. Стоит вспомнить и «Арманен» — эзотерическое общество фон Листа, чьим теориям следовало спецбюро СС «Ананербе»; и стоит помнить "Орден новых тамплиеров" Либенфельса с оккультно-расовыми теориями. "Гитлер явился в мир, чтобы освободить «арийцев» от «грязной» и дегенеративной химеры, называемой совестью и моралью, от нелепых требований свободы и личной независимости, переносить которую могут лишь считанные единицы. Арийцы, в первую очередь — немцы, должны быть по ту сторону добра и зла. Он освободит их от "бремени свободной воли". Он покажет с "невероятной ясностью", что понятие "индивидуальная душа и личная ответственность" лишены какого-либо смысла…".[170] "СС не полицейская организация, но настоящий религиозный орден, с иерархией своего рода светских братьев-монахов во главе". Высшие монахи получали посвящение в Бургах, и эта церемония напоминала "черную мессу в чисто сатанинской традиции".[171] У гитлеровцев в учении не было совести, братства людей, им не нужна была церковь, люди, по их понятиям, за небольшим исключением были недочеловеки, сатанинский оккультизм пронизывал высшие окологитлеровские круги.
Иное было в России: "Именно русские (а следовательно, в глубине и православные) советские армии стали побеждать Гитлера…"[172] Русское — православное — советское во фразе митрополита слилось в одно определение не случайно: война была с захватчиками, освободительная, церковь заняла ясную и четкую патриотическую позицию. Верховный главнокомандующий заговорил языком русских святынь, — и "братья и сестры", и "образы великих предков", и «родина-мать», повторил в своей первой речи во время войны идеи призыва местоблюстителя патриарха митрополита Сергия, пошел на созыв церковного собора и избрание патриарха. Сама логика и лексика речей Сталина типа "Наше дело правое. Враг будет разбит" прямо коррелировались с известными словами православного учения "Не в силе Бог, а в правде". И не случайно был снят фильм об Александре Невском, постоянно вспоминали Александра Суворова. В войсках и уставах, воплощая суворовские принципы, фактически воскрешали русско-православные святыни. Сравните "Сам погибай, а товарища выручай" с известным "Нет выше любви, если кто положит душу за други своя". И не было ненависти к иноплеменникам: "Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается!" — и интернационализм советский естественно сливался с русской идеей братства людей. И была гордость за русских, принявших на свои плечи всю тяжесть земную, и тост Сталина за великий русский народ. С одной стороны, в этой войне мы видим единство всех русско-православно-советских святынь, а с другой — и это лишь оттеняло свет русской идеи — человеко-бого-свято-ненавистничество по ту сторону добра и зла. Об этом стоит напомнить еще и потому, что сегодня модными стали размышления типа А. Янова: "При всем естественном человеческом уважении к духовным поискам отцов "русской идеи", приходится констатировать, что изначальное презрение к политике и ненависть к парламентаризму наказали их политическим банкротством. Именно парламентаризм, от которого намеревались они спасать Европу, в действительности спас Европу. Он оказался единственным известным человечеству способом обеспечить свободу. История показала, что "русская идея" была не практической альтернативой парламентаризму, но лишь утопией".[173]
Впечатление от этой фразы удивительное. Вспомним историю. Разве не парламентским путем пришел к власти Гитлер, и, значит, не парламентаризм ли его породил? И разве не вся парламентская Европа лежала под сапогом Гитлера? Ведь кроме его союзников и нейтралов, только Англия оказалась не захваченной. Разве не на русском фронте сломали хребет фашизму? И разве не русские войска освободили Европу и взяли Берлин? Разве это не свидетельство исключительной жизнеспособности той самой "русской идеи"? Факт русской победы над фашизмом слишком значителен, и даже А. Янову не удастся опровергнуть это. Но Европа, а тем более США всегда были по отношению к нам невежественны и неблагодарны, перефразируя Пушкина, говорим мы и сегодня.
И последнее в разделе о коммунистическом периоде — вопрос о соотношении ленинизма и социализма с русской идеей. О русскости Ленина писали многие. Среди них не только Сталин, Троцкий, Бухарин, Горький, Маяковский. Но среди них и его противники: Н. Бердяев, С. Булгаков, Н. Устрялов, Н. Лосский, Н. Валентинов. И смысл написанного: "Ленин был типически русский человек… В характере Ленина были типически русские черты и не специально интеллигенции, а русского народа: простота, цельность, грубоватость, нелюбовь к прикрасам и к риторике, практичность мысли, склонность к нигилистическому цинизму на моральной основе".[174] Даже психологически, как отмечает Н. Валентинов, он был ярко выраженным русским по натуре: делая работу, он входил в раж и "развивал невероятную энергию", "делался бешеным", после "исступленного напряжения" начинался упадок сил, "он точно потерял способность ходить, всякое желание говорить, почти весь день проводил с закрытыми глазами… Дети с соседней дачи называли его "дрыхалкой".[175] Даже кличку Старик Валентинов убедительно связывает с понятием «старца», святого и мудрого. Известно, что и похоронили Ленина по православному обряду сохранения святых мощей, и это было понятно всем членам Политбюро.[176] И последнее в этой связи: "Несмотря на свой афишированный интернационализм, даже космополитизм, среда, которой командовал Ленин, была очень русской".[177]
