Лео Киачели - Гвади Бигва
Луг остался позади, Найя приближалась к колхозному двору. Девушка это почувствовала и только теперь приоткрыла глаза — как раз вовремя: еще миг, и она налетела бы на высокий частокол! Ах, как радостно было увидеть этот частокол! Колья стояли в ряд, точно солдаты, готовые ударить на врага и отбить Найю. Наконец-то она в безопасности!
Оказалось, что Найя сослепу проскочила мимо ворот. Пришлось возвращаться. Вот и ворота. Кто-то стоит и протягивает к ней руки, точно схватить хочет.
Найя вздрогнула и остановилась.
— Найя, откуда ты?
— Гера!
Или опять чудится, как почудился в лесу голос Гвади?
Найя хотела кинуться в сторону, но Гера одним прыжком очутился возле нее и схватил за руку.
— Ты откуда так поздно?
Найя попыталась вырваться. Тогда Гера подхватил ее на руки, точно ребенка, и прижал к себе.
— Найя, что с тобою, девочка? Тебя напугал кто-нибудь?
Он наклонился к ней совсем близко и заглянул в глаза. Сердце Найи громко стучало.
Безумными глазами глядела она на Геру. Все еще не верилось, что это он.
Гере стало жаль девушку, он нежно сказал:
— Нет, ты посмотри на меня хорошенько, Найя! Вот так… Еще, милая…
— Гера… — отозвалась наконец Найя радостно. Обвила его шею рукою, по-детски прижалась к груди.
Она быстро успокоилась. Сразу забылись лесные ужасы, и досада на Геру, и то, что она весь день ждала подходящей минуты, чтобы побранить его.
Гера опустил ее на землю и прежде всего спросил, кто ее напугал до того, что даже его, Геру, она не узнала.
Найя рассказала о лесных приключениях.
— Меня охватил такой страх, что среди этой чертовщины привиделся в конце концов даже наш несчастный Гвади! Одно из этих страшилищ кричало совсем его голосом: «Хурджин, говорю, отдай мой хурджин!» Какой вздор, боже мой! Ты только вообрази, Гера, до чего я перетрусила… С какой стати в лесу, ночью, и вдруг Гвади с каким-то хурджином! Правда, чудно?
— Почему ты знаешь: может быть, это и в самом деле был Гвади? — сказал Гера скорее шутя, чем серьезно.
— Как это возможно!..
— Смотри не проговорись: задразнят тебя, трусишку. Хороша комсомолка, нечего сказать! — шутил Гера.
— А ты где пропадал? Заседание давно кончилось!
— Проводил домой Георгия. Об отце твоем толковали. И насчет Гвади пришлось основательно посовещаться… Потом прошелся по плантациям…
Когда Гера упомянул о плантациях, Найя тотчас пришла в боевое настроение.
— Кстати, сударь, что ты мне сегодня устроил? Кругом народ, а ты заставил меня, точно девчонку, плестись за отцом! Срам! Зачем ты это сделал? Объясни, пожалуйста…
Гера, вспомнив все, что произошло на лесосеке, весело рассмеялся. Найя вспылила и рассказала ему о своем домашнем столкновении с отцом.
— Отец, конечно, решил, что раз я покорилась, то и впредь без его указки шагу ступить не посмею. «Выходи, говорит, замуж за Арчила Пория, и чтоб я тебя больше не видел с товарищами!» Ты только представь себе: хотел меня под замок посадить! Вот до чего дошло дело!
— Неужели?
Гера был до крайности изумлен. Он нахмурился, но затем и это происшествие показалось ему смешным и невероятным.
— А ты что сказала? — отозвался он таким веселым тоном, точно затеял игру в вопросы и ответы. На этот раз Найя рассердилась по-настоящему.
— Ты же понятия не имеешь, чем занимается Пория, — заговорила она настойчиво, и как бы предостерегая Геру. — Ты до сих пор не разобрался в том, какой это негодяй!.. Он не только отцу моему голову заморочил, тебя он тоже водит за нос, а ты даже не замечаешь… Я сейчас докажу, что все это правда, погоди…
Найя сунула руку в карман пальто, но письма, которое Арчил прислал Элико, не оказалось ни в том, ни в другом кармане. Гера заинтересовался:
— Ты что ищешь?
Найя не ответила. Наклонилась, пошарила руками в траве. Какая неприятность!
— Выпало, верно, когда ты взял меня на руки, — сказала она, продолжая поиски. Но произведение Арчила Пория как в воду кануло.
Найя попросила у Геры спички.
— Скажи, что ищешь, тогда дам…
Найя, волнуясь, наскоро рассказала о низком поступке Арчила по отношению к Элико: о стихах, о подарке.
— Как смеет этот кулацкий выродок лезть к комсомолкам! — запальчиво добавила она.
— Нельзя же, Найя, запретить ему ухаживать за девушками!
— Зачем обманывает?
— Почему ты так думаешь: может быть, он обманывает не Элико, а тебя?
— Все равно! Неужели ты не понимаешь, что стихи эти имеют совсем другой, скрытый смысл… Он издевается над нами. Это же гадость… Неужели я их действительно потеряла? Что я скажу Элико!
— Брось, Найя, какое значение имеют эти стихи! Давай лучше поговорим об отце. Все это не так просто…
— Но вы с Георгием вступились за него?
— Во всяком случае не потому, что он твой отец… И кто тебе сказал, что мы за него вступились?
— Вы же считаете, что во всем виноват Зосиме…
— Это другое дело, Найя. Знаешь, что сказал Георгий, когда я ему в подробностях передал сегодняшнюю историю? Он сказал, что около Гочи хозяйничает чья-то вражеская рука. Это для нас позор и стыд. Такие люди, как Гоча, нуждаются в особом подходе. С ними нужно полегче, говорит Георгий. Неужели нам ссориться с Гочей из-за досок? Ведь ему мало нужно, чтобы достроить дом. Его очень легко завоевать, надо только уступить кой в чем… Должен сказать, что я того же мнения. Зосиме я нарочно обидел, чтобы пронять Гочу. Георгий взялся помирить нас с твоим отцом. Выйдет — хорошо, не выйдет — значит, Гоча в самом деле не наш человек. Поговори и ты с ним, девушка.
— В последнее время он стал такой… сладу с ним нет. А ведь прежде можно было договориться. И думается мне, тут Арчил мутит — вот что главное! Ты это запомни; увидишь, чья правда…
— Конечно, Пория — человек чужой, мы все знаем это, Найя. И до известной степени я виноват в том, что он засиделся на заводе, некем было заменить, — сказал Гера.
Они шли рядом.
— Да, да, ты права, Найя, ты не зря относишься к нему так подозрительно… Есть еще кое-какие признаки того, что Пория — не просто чуждый нам человек, — угрюмо добавил он.
Немного спустя Гера повернул к усадьбе Гочи. Найя замедлила шаги.
— Я домой не пойду, Гера, — сказала она, почему-то вдруг рассердившись.
Гера с недоумением взглянул на нее.
— Как не пойдешь?
Найя вместо ответа легонько передернула плечами: «Да так, не знаю! Какой ты недогадливый!» Вид у нее при этом был точно у обреченной.
Гера пошел в ногу с девушкой и притянул ее к себе. Так хотелось сказать ей о самом большом, важном, и слова были уже на языке, но произнести их вслух он не мог: от близости Найи у него перехватило дыхание.
Он пересилил себя, наклонился к девушке и тихонько, дрожащим от неуверенности голосом спросил:
— Знаешь, Найя, что я тебе скажу?
Найя навострила уши.
— Что, Гера?
Гера снова умолк. Потом с усилием выговорил:
— Давай пойдем ко мне… Совсем… Понимаешь?
И крепко обнял ее. Помолчали. Прошли еще немного.
— Нет, Гера, нельзя, — твердо сказала Найя.
— Почему?
— Ты же знаешь…
— А все же?
— Кроме всего прочего, что скажет твоя мать?
— Мать только о тебе и мечтает… Ты представить себе не можешь, Найя! Все твердит: кончай поскорее, пока я жива, выстрой дом и приведи эту девушку…
Найя рассмеялась.
— Хорошая у тебя мать, Гера! Они прошли почти всю лужайку.
— Теперь я пойду к тетке, Гера… Но если отец не уступит и снова заведет речь об Арчиле, тогда…
Они заглянули друг другу глубоко в глаза и замолчали.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Саломе, Гоча и Тасия приближались к освещенному окну Элико. Саломе шла впереди.
— Кто же мог загоститься у Элико до такого позднего часа, как не Найя! — говорила Саломе. — Прибавь шагу, Тасия!
Женщины заторопились, Гоча отстал.
— Погоди, Саломе! — окликнул он сестру, когда она была уже возле самой двери. — Погоди, мне нужно тебе кое-что сказать.
— Ты разве не с нами? — удивилась Саломе, увидев, что Гоча остановился поодаль. — Живее, голубчик…
Она подождала брата.
— Вы тут и без меня обойдетесь, сестрица. Я вот что хотел сказать… Ты уж, пожалуйста, объясни ей по-своему… ты умеешь. Наставь ее, образумь, она тебя послушается. Скажи: зачем тебе у чужих быть, иди, мол, домой. А о том, что я тут с вами, не поминай…
Тасия точно снова на свет родилась, до того ее обрадовали слова Гочи. Он явно шел на мировую. И голос-то у него какой сладкий стал, словно мед источает…
Тасия решилась высказать свое мнение:
— А я скажу: «Отец не знает, где ты, думает, дома сидишь…» Так оно лучше будет, клянусь тобою! — Она похлопала мужа по рукаву, как бы говоря: «Нашли дочку — и, слава богу, можешь успокоиться».
