Роберт Стивенсон - Черная стрела (Пер Репина)
Из-под поднятого забрала видно было лицо с властным, величественным выражением, соответствовавшим богатству одежды и вооружения незнакомца. Дик встал своего места с некоторым смущением и спустился по холму навстречу своему пленнику.
— Благодарю вас, милорд, за аккуратность, — сказал он с низким неловким поклоном. — Не угодно ли вашей милости сойти на землю?
— Вы здесь одни, молодой человек? — спросил лорд.
— Я не так прост, — ответил Дик, — и должен сказать откровенно, ваша милость, что леса по обе стороны этого креста полны моими честными молодцами с оружием наготове.
— Умно вы поступили, — сказал лорд. — Это мне нравится тем более, что в прошлую ночь вы дрались очертя голову, скорее как дикий безумец-сарацин, чем христианский рыцарь. Но мне не пристало жаловаться, так как я был побежден.
— Вы были побеждены, потому что упали, милорд, — возразил Дик, — если бы не помогли волны, то мне пришлось бы плохо. Вам угодно было отметить меня знаками кинжала, которые и теперь на моем теле. В конце концов, милорд, мне думается, что все опасности, так же, как и все выгоды этой маленькой стычки на берегу, выпали на мою долю.
— Я вижу, вы достаточно проницательны, чтобы этим воспользоваться, — заметил незнакомец.
— Нет, милорд, — ответил Дик, — я не думаю извлекать из этого выгод. Но когда при свете дня я вижу, какой храбрый рыцарь сдался — не мне, а судьбе, темноте и приливу, как легко бой мог принять совсем другой оборот для такого неопытного и неотесанного воина, как я, — то вы, милорд, не должны находить странным, что я смущен выпавшей на мою долю победой.
— Вы хорошо говорите, — сказал незнакомец. — Ваше имя?
— Мое имя, если вам угодно знать его, — Шельтон, — ответил Дик.
— Меня зовут лорд Фоксгэм, — сказал незнакомец.
— Значит, милорд, вы, с вашего позволения, опекун самой милой девушки в Англии, — ответил Дик, — и не может быть никакого разговора об условиях выкупа — как вашего, так и тех, кто был с вами на берегу. Прошу вас, милорд, окажите мне вашу милость и благосклонность, отдайте мне руку моей возлюбленной, Джоанны Седлей, и примите со своей стороны свободу свою, свободу своих слуг и (если желаете) мою благодарность и службу до смерти.
— Но разве сэр Даниэль — не ваш опекун? Мне казалось, что так говорили о сыне Гарри Шельтона, — сказал лорд Фоксгэм.
— Не угодно ли вам сойти с лошади, милорд? Я рассказал бы вам откровенно, кто я, каково мое положение, и отчего я решаюсь на такую смелую просьбу. Умоляю вас, милорд, присядьте на эти ступеньки, выслушайте меня до конца и судите меня милостиво.
Говоря это, Дик протянул лорду Фоксгэму руку, чтобы помочь ему сойти с лошади, привел его к кресту, усадил на то место, где прежде сидел сам, и, стоя почтительно перед своим благородным пленником, рассказал ему всю свою историю до событий вчерашнего вечера включительно.
Лорд Фоксгэм внимательно слушал его.
— Мастер Шельтон, — сказал он, когда Дик окончил свой рассказ, — вы самый счастливый и в то же время несчастный молодой джентльмен на свете; но счастье, которое у вас было, вы вполне заслужили, а несчастье не заслужено вами ни в коем случае. Ободритесь, потому что вы приобрели друга, который может оказать вам услугу и имеет власть на это. Что касается вас, то хотя человеку вашего происхождения и не годится водиться с шайкой лесных бродяг, я должен признать, что вы и храбры и честны, очень опасны в бою, очень любезны в мирное время; юноша с превосходными наклонностями и отважного вида. Что касается ваших поместий, вы не увидите их, пока мир снова не перевернется; пока Ланкастер одерживает верх, сэр Даниэль будет владеть ими. Относительно благородной девицы, которую я опекаю, дело иное; я еще раньше обещал ее руку одному джентльмену, родственнику нашего дома, некоему Гэмлею; обещание дано давно…
— Да, милорд, а теперь сэр Даниэль обещал ее руку милорду Шорби, — перебил Дик. — И это обещание, хотя данное позже, вероятно, окажется более действительным.
— Это истинная правда, — сказал лорд Фоксгэм. — Принимая во внимание, что я ваш пленник, которому вы, по соглашению, оставили только жизнь, а самое главное — что девушка находится, к несчастью, в других руках, я условно даю свое согласие. Помогите мне с вашими добрыми молодцами…
— Милорд, — вскрикнул Дик, — ведь это те же самые лесные бродяги, за которых вы порицали меня, что я вожусь с ними!
— Пусть они будут кем хотят, если только они умеют сражаться, — возразил лорд Фоксгэм. — Ну, так помогите мне, и если нам двоим удастся отбить девушку, клянусь моей рыцарской честью, она выйдет за вас!
Дик преклонил колено перед своим пленником, но тот легко соскочил с подножья креста, поднял юношу и поцеловал его как сына.
— Ну, — сказал он, — если вы женитесь на Джоанне, то мы должны заранее стать друзьями.
ГЛАВА IV
«Добрая Надежда»
Час спустя Дик был снова в гостинице «Коза и Волынка», сидел за завтраком и выслушивал донесения своих гонцов и часовых. Декуорса все еще не было в Шорби. Это случалось часто, так как он играл много ролей и принимал участие в многочисленных и разнообразных делах. Он основал общество «Черной Стрелы», когда разорился и жаждал мести и денег, но среди людей, особенно хорошо знавших его, он считался агентом и эмиссаром великого делателя королей в Англии — Ричарда, графа Варвика.
Как бы то ни было, во время его отсутствия ведение дел в Шорби выпадало на долю Ричарда. Он сидел за завтраком с душой, полной тревоги, и с задумчивым выражением лица. Между ним и лордом Фоксгэмом было решено нанести решительный удар в этот вечер и освободить Джоанну силой. Однако препятствий оказывалось много. По мере того, как к Дику являлись разведчики, он узнавал все более и более неприятные новости.
Ночной бой встревожил сэра Даниэля. Он увеличил гарнизон дома в саду; не довольствуясь этим, он расставил всадников по всем соседним тропинкам так, чтобы они могли ему дать немедленно знать о всяком движении. В то же время во дворе его собственного дома стояли оседланные лошади, и всадники, вооруженные с головы до ног, ждали только сигнала к отправлению.
Ночное предприятие казалось все более и более неосуществимым, но вдруг лицо Дика прояснилось.
— Лаулесс! — крикнул он. — Ведь ты был моряком. Можешь ли ты украсть для меня судно?
— Мастер Дик, — ответил бывший моряк, — если вы поддержите меня, я готов украсть кафедральный собор в Йорке.
Вскоре они вышли из гостиницы и отправились вниз к гавани. Это была довольно большая бухта, окруженная песчаными холмами и размытыми дюнами. Берега были засыпаны обломками и всяким хламом; к гавани вели глухие, заброшенные улицы города. Много палубных судов и лодок стояло там на якоре или было вытащено на берег. Продолжительная дурная погода загнала их из открытого моря в прибежище порта, а большие черные тучи и холодные шквалы, следовавшие один за другим и приносившие иногда сухой снег, не предвещали улучшения, а скорее угрожали еще более сильным штормом в недалеком будущем.
Большинство моряков, чтобы укрыться от холода и ветра, отправились на берег и шумели и пели в прибрежных харчевнях. Многие из судов раскачивались на якорях без присмотра. По мере того, как становилось поздно и погода не показывала никаких признаков улучшения, число таких судов возрастало. На эти-то суда, в особенности на те, которые стояли подальше, Лаулесс и обратил свое внимание. Дик, сидя на якоре, наполовину ушедшем в песок, прислушивался то к грубым могучим голосам урагана, то к хриплому пению матросов в ближайшей таверне; но вскоре он забыл и о том, что окружало его, забыл и все заботы в приятных воспоминаниях об обещании лорда Фоксгэма.
Мечтания его были прерваны прикосновением чьей-то руки к его плечу. То был Лаулесс, который указывал маленькое судно невдалеке от устья гавани, плавно окачивавшееся на волнах. Как раз в эту минуту луч бледного зимнего солнца упал на палубу, вырисовывавшуюся на фоне мрачных туч. При этом мгновенном освещении Дик увидел двух людей, тащивших шлюпку вдоль борта судна.
— Вот, сэр, — сказал Лаулесс, — заметьте хорошенько. Вот вам судно на эту ночь.
Шлюпка отделилась от судна, и двое людей, повернув ее по ветру, весело поплыли к берегу. Лаулесс обернулся к какому-то праздношатающемуся.
— Как звать его? — спросил он, указывая на маленькое судно.
— Его зовут «Добрая Надежда», оно из Дортмута, — ответил незнакомец. — Имя капитана Арбластер. Он гребет на носу вон той шлюпки.
Этого-то и нужно было ему. Поспешно поблагодарив незнакомца, он пошел по берегу к песчаной бухточке, к которой направлялась шлюпка. Тут он занял позицию, и лишь только сидевшие приблизились настолько, что могли слышать его, он открыл огонь по морякам.
