Борис Васильев - Князь Святослав
– Я понял, как мне действовать в этой битве. Пленных мы не берем?
– Нет.
Великий князь сказал это с такой ненавистью, что аж желваки побледнели на скулах.
– Тоже верно. – Хан почему-то вздохнул. – Сколько бед они принесли всей Киевской Руси.
– Получше спрячь своих богатырей, хан. Чтобы кони у них не заржали раньше времени.
– Наши кони выезжены для сражений. Удачи, великий князь.
– Удачи, хан.
Неожиданно для самого себя Святослав встал и крепко обнял сурового вождя берендеев.
3Казалось, что он все продумал перед предстоящим сражением. Он понял, как с самого начала битвы удивить хазар, заставить их делать ошибки, которые невозможно было бы исправить в бою. Казалось… Но Святослав никак не мог успокоиться. В нем, как червь, жило убеждение, что сделано еще не все. Не все… Что-то еще он упустил. Что-то очень важное…
Озарение пришло во сне. В том молодом полусне-полуяви, когда в отдохнувшую голову откуда-то стекаются мысли…
Клин…
Он построит свои рати клином, направленным в сердце противника. Но построит не сразу, не тогда, когда хазары выстроятся перед ним. До начала боя будут считанные мгновения, но именно в эти мгновения он и перестроится клином.
Старик вернулся через неделю. И всю эту неделю от раннего подъема до темна великий князь гонял свои рати, заставляя перестраиваться из шеренги в клин как можно быстрее. Он добился, в конце концов, чего желал. Теперь каждый дружинник точно знал, где ему следует очутиться и как при этом не помешать своим.
– Сколько у тебя метальщиков ножей? – спросил он Икмара.
– Да уж более трех десятков.
– Раздели их поровну и поставь по обе стороны клина.
– Какого клина?
Святослав отдал команду, и рати в считанные мгновения из шеренги превратились в клин.
– Ага!.. – сказал Икмар. – Теперь понял. Левую сторону возьму на себя, а правую поручу Радыпе. Он лучше других мечет ножи и всегда целит в горло. И никогда не промахивается!
– Что ты вдруг разболтался? – сердито спросил великий князь. – То молчишь неделями, то болтаешь без умолку.
– Так ведь… – Икмар махнул рукой и ушел, так и не закончив фразы.
На следующий день после этого разговора вернулся старик. И не один. Его сопровождала посольская свита самого хазарского кагана.
– Его превосходительство господин посол! – торжественно возвестил старик.
Святослав был в белой полотняной рубахе, но это его никогда не смущало. Говоря языком тех седых времен, он «ушел в вик», то есть объявил себя викингом, или, как их называли на Руси, варягом.
– Привет тебе, высокий посол, – сказал он.
Посол что-то произнес. По тону – нечто очень гневное. Старик начал было переводить, но великий князь недаром возил с собою подаренную новгородским посадником хазарянку.
– Да, мои рати на земле Великого каганата, посол. Здесь я окончательно выбрал место для битвы и здесь жду ваших воинов.
Посол опять что-то проговорил, но старик уже не стал переводить его слов. А великий князь сказал:
– Я был еще незрелым мужем, когда ваш посол пришел объявить Великому Киевскому княжению войну. Он не тратил слов, а просто бросил меч к ногам моей матушки, великой княгини Ольги. Я до сей поры помню звон этого меча.
Он вдруг требовательно протянул руку за спину, и стоявший за его плечом Сфенкл тут же вложил меч в его руку.
– Я отвечу тем же твоему кагану, посол! Здесь, на этом месте!
И Святослав, широко размахнувшись, швырнул меч в пыль, к ногам высокого посла.
4Волновался ли великий князь перед своей первой тяжелой битвой? Волновался, но, злясь на самого себя, гнал волнение из своей души.
Первую свою войну – с вятичами – он проиграл. И совсем не потому, что воевода Свенельд попросту подставил его, не дав никакой подмоги. Свенельд поступил правильно, так как победы ничему не учат. Учат только поражения. И он едва не получил второго разгрома, когда брал Великий Булгар. Его спас тогда Морозко, просочившийся в город, который и запалил со всех концов.
Да, учат только поражения. Но нельзя держать их в душе перед решающей битвой. Думать надо только о победе.
А если хазары узнают о том, что он им приготовил?.. Тогда…
Он резко повернулся к Сфенклу.
– Я забыл о дозорах!
– Дозоры уже посланы. Открытые – для почета, тайные – для слежки. Ты был просто очень взволнован встречей, князь, и я распорядился сам.
Сфенкл с детских игр был правой рукой Святослава. Но даже он не знал всех подробностей плана великого князя. Святослав настолько доверял своему ближайшему другу, настолько был убежден в его сообразительности, что предпочитал ее собственным решениям. Поэтому он обрисовал другу лишь общие черты задуманной им битвы, но спросил, что он думает о перестроении в считанные мгновения.
– Понимаю, ты хочешь поставить перед хазарами загадку, великий князь. В этой затее самое опасное – крылья. И время, когда конница должна будет ударить по хазарскому тылу.
– Вот ты и определишь этот миг. Мне некогда будет, мне острие держать, чтоб не смяли.
– Что-то мне тут не очень по душе…
– На крыльях будут метальщики Икмара, – недовольно сказал Святослав, поскольку терпеть не мог, когда сомневались в его решениях. – Он сегодня что-то очень уж разговорчив стал. Проследи, как бы не заторопился.
– Пыль, – заметил Сфенкл. – Не иначе, наш старик возвращается.
Подъехал старик с герольдом, трубачом и княжеским стягом. Святослав вежливо помог ему спешиться.
– Порою мне нравится твое нахальство, великий князь, – довольно проворчал старик. – Хазары пришли в ярость, а ярость слепит очи.
– И в чем же выразилось их ослепление? – спросил Сфенкл. Святослав почему-то молчал. – Они решили не связываться с нами?
– Лучше, – усмехнулся старик. – Они решили выставить против нас все свои силы. А их у хазар много. Много больше, чем у нас.
– Так что же тут лучше?
– А то, что ради будущего победного торжества хазары назначили, чтобы их войском командовал в битве сам великий каган.
– Вот за это известие прими мою благодарность. – Святослав растянул губы, что давно уже стало обозначать улыбку. – Насколько мне известно, великий каган никогда не выигрывал ни одного сражения. Как тебе это удалось, отец моего побратима?
– Хазарской правящей верхушке необходим какой-то очень для них выгодный договор. Мне удалось намекнуть, что после безусловной победы над тобой, великий князь, каган значительно увеличит вес своей подписи.
– Твой должник.
– Но!.. – Старик поднял палец. – Повторяю. Они собирают под его командованием все свои силы. А силы, как тебе, князь, известно, у них немалые.
– Тем звонче будет наша победа!
Старик в упор посмотрел на великого князя седыми глазами. И вздохнул:
– Ты – молод. А у каганата очень мощная конница. Белые и черные хазары, не считая боярских дружин.
– Я готов к ударам их конников. Так же готов, как готов к разгрому всего их войска.
– Они подтянут свои силы не ранее, чем через дней десять. А то и две недели.
– Значит, через две недели мы будем праздновать победную тризну!
– Слава великому князю Святославу! – выкрикнул Сфенкл.
– Слава! Слава! Слава!..
Откликнулась вся дружина. Как княжеская, так и Морозко.
Молчали только берендеи и черные клобуки, заботливо спрятанные от любопытных глаз.
Глава IV
В ожидании противника великий князь широко разослал пешие и конные дозоры. И строго предупредил, чтобы не высовывались. А старик сказал:
– Вы землю чаще слушайте. У них обозы тяжелые, доспехи тяжелые…
И показал, как надо слушать землю. На полном выдохе и – не дыша.
Как ни прикрылся Святослав дозорами и наблюдателями, как ни слушали они все землю, он все же не рискнул продолжать отрабатывать перестроения своих дружин. Удивить – значит победить. Он верил в это, как верят в чудо. А Хазарский каганат славился своими лазутчиками, так что надо было соблюдать предельную осторожность.
На десятый день ранним утром, когда Святослав разводил костер, чтобы приготовить дружинам завтрак, донесли:
– Топот, великий князь. Аж земля гудит.
Святослав тут же залил костер, растоптал уголья. Повелел хмуро:
– Воевод ко мне. Всех.
Прибыли воеводы. Все, кроме берендеев и черных клобуков. Те знали свои задачи и свой час. А остальные выполнили повеление великого князя, построив рати в шеренги с печенегами на обоих концах. Удивлять было еще не время, и потому Святослав встречал хазарское войско в обычном порядке. И сказал единственное, что не требовало объяснений:
– Никого не кормить. Пировать будем на победной тризне. Или не будем никогда.
Топот приближался, ритмичный и грозный. Его ощущал каждый ратник, но ряды выстроенного войска замерли без малейшего звука. Не только потому, что верили в своего вождя, но и потому, что верили в свою судьбу.
