Борис Васильев - Владимир Красное Солнышко
У порогов с трудом перетащили ладьи по суше. Но адова работа ожидала воинов, ладейщиков и рабов, когда настал черед перетаскивать плоскодонные баржи с катапультами, баллистами и таранами, предназначенными для разрушения крепостных ворот Херсонеса.
— Оставьте вы баржи эти покуда здесь, великий князь, — сказал местный проводник из покоренного еще Святославом племени уличей. — Ноги у меня ноют.
— Да что мне до твоих ног, — мрачно ответил Владимир. — Не ногами же крепость брать.
— А к чему ноют, великий князь?
— Тебе виднее. — И отошел раздраженный.
Все были заняты на перетаскивании тяжеленных барж. И богатыри, и подвоеводы, и даже Ладимир. Все, кроме Золотогривенного и великого князя. Александр командовал, киевский великий князь советовал, а остальные напрягались изо всех сил.
Вот этому советчику проводник и сообщил, что ноги у него ноют немыслимо. Если бы он обратился к Александру Золотогривенному, не было бы такой задержки в штурме Херсонеса. Но проводник посчитал великого киевского князя за вождя похода, а потому и пожаловался на собственные ноги.
Ноги у него, видите ли, ноют. Нашел подходящее время для своих жалоб.
Баржи с тяжелым осадным вооружением пришлось сначала разгружать. Баллисты, катапульты и тараны тащили отдельно, потом взялись за сами баржи. На руках их тащить было невмоготу, а потому тащили волоком, разодрав днища обеим баржам. Пришлось эти днища долго смолить, прежде чем снова спустить суда на воду.
Но это еще полбеды. Беда заключалась в том, что у проводника заныли ноги.
К вечеру небо затянули угрюмые черные тучи. И еще до того, как хлынул дождь, с моря пришли первые порывы ураганного ветра.
— Ну, начинается, — со вздохом сказал проводник. — В море берите круче, а то о скалы расшибет. А самое лучшее — погоду добрую обождать.
— У моря погоды? — ядовито заметил Ладимир. — Вот новость-то.
— Обождем, пока баржи не заделаем, — решил Золотогривенный.
— Знак… — шептались дружинники. — Знак нам об этом старцем-ведуном был подан…
Но дальше шепота о знаке воспоминания не шли. Дружинники знали и суровость собственных командиров, и тяжелую руку великого князя.
Пришлось задержаться, поскольку не только у плоскодонных барж оказалась течь, но и у многих лодок. Все это бесило нетерпеливого князя, однако он ведь сам признал Александра военным вождем, а себя лишь советником в грядущих переговорах с Византией.
Но до этих переговоров еще следовало тайком да тишком пробраться вдоль берега к Крымской Тавриде. И здесь конные дозоры торков могли только помешать. Князь Владимир помнил о грозных боевых кораблях ромеев, боялся, что их могут заметить, и потому повелел торкам не появляться на берегу.
А буря набирала силу. С моря на скалы накатывала волна за волной, пошел обвальный дождь, все промокли, лодки вновь наполнились водой…
— Где сушиться-то будем? — поинтересовался Ладимир. — В бою, что ли?
— Надо переждать, — сказал Александр.
— Чего? — угрюмо спросил великий князь. — Пока дождь кончится?
— У моря погоды, — усмехнулся Ладимир.
— Вперед! — решительно выкрикнул до нитки промокший князь Владимир.
— Буря идет, великий князь, — вздохнул Александр. — Злая буря все потопит.
— Проберемся под скалами.
— Так с моря же ветер…
— Я сказал!
— Повинуюсь, но…
— Без всяких но!..
Глава двенадцатая
И дождь продолжался, и ветер крепчал. Уже не просто волны, а вал за валом накатывал на берег, с грохотом разбиваясь о скалы. Все вокруг было в бушующей воде. Люди, вымокшие насквозь, не успевали вычерпывать воду из лодок, с огромным трудом, всем телом налегали на весла, пытаясь удерживать суда вдали от скрытых потоками дождя скал.
Первыми не выдержали кормчие и сидевшие на веслах рабы с плоскодонных барж: удары разбушевавшейся морской стихии швырнули эти малоподвижные посудины одну за другой на прибрежные скалы. Баржи разлетелись вдребезги, и волны тотчас же смыли их остатки, а также боевые орудия и людей.
— Смыло! — прокричал, перекрывая рев бури, Александр в ухо великому князю. — Как в крепость врываться будем?
— Осадой возьмем! Осадой!.. — изо всех сил орал великий киевский князь. — И думать об отходе не смей!..
Лодки с дружиной еще держались на плаву. Они были более устойчивыми, легче управлялись, и опытные гребцы все время норовили подставить волне нос.
— Хороша погодка!.. — кричал Ладимир. — Уж зуб на зуб, как говорится…
— Ты хоть помолчи! — гаркнул Владимир. Да так, что Ладимир сразу примолк.
Шли очень медленно, порою откатываясь назад на отраженных крутым берегом волнах разгулявшегося моря. Однако, надрываясь на веслах, к цели все же мало-помалу продвигались. Великий князь тихо злился, но в распоряжения Александра Золотогривенного больше не вмешивался.
Две лодки с дружинниками все же опрокинулись; почти всех, к счастью, спасли, утонули только двое. Буря не утихала, и Александр опасался, что, в конце концов, придется высадить людей на берег и, оставив лодки, пешком возвращаться назад. Впрочем, это не очень-то его и расстраивало: что ж, военное счастье переменчиво…
Наконец то ли буря стихла, то ли ветер переменил направление — прячась под обрывистым берегом в бухточках, под скалами, трудно было понять…
Три туманные ночи потратили, чтобы добраться до залива, на берегу которого стояла Херсонесская крепость. В светлое время прятались в скалах, в тени. Боялись, очень боялись себя преждевременно обнаружить. Однако повезло. Херсонесцы настолько были убеждены в неприступности своих укреплений, что на северной стене вообще не держали наблюдателей.
Об этом и сообщил великому князю Александр, в конце прибавив:
— Кажется, повезло. Следующей ночью переправим все силы на тот берег.
За ночь все силы переправить не удалось. В крепости их заметили и стали следить в открытую. Александр понял, что первоначальный план придется менять, а потому приказал начать штурм крепости, не ожидая, пока переправятся остальные:
— Больше ждать нельзя, великий князь.
— Начинай!
Херсонесская крепость, сложенная из камней, была невысокой и довольно древней. Она стояла на валу, на скальном основании, имела равные промежутки между приземистыми башнями и четверо ворот. Но у киевлян не было ни таранов, чтобы пробить ворота, ни катапульт, чтобы забросать крепость корчагами с огнем, ни штурмовых лестниц, чтобы подняться на стены, — все это пропало вместе с баржами на прибрежных скалах.
— Атаковать! — крикнул было Владимир.
— Потонуло то, с чем атаковать можно, великий князь, — напомнил Александр. — Осталось одно: вал строить вокруг крепости. Вровень со стенами.
— Ну… Всем работать. Всем!
С утра, распределив участки, все принялись таскать землю и камни под стены крепости. Все — дружинники, обозники, рабы, челядь. Ладимир и командующий Александр Золотогривенный таскали тоже.
Не таскал землю один великий князь. Смотрел, как дружно все работают, как на глазах вырастает вал вокруг крепостных стен. И подбадривал работающих:
— Пиром угощу! — обещал он.
Вечером устроили пир для дружин и — отдельно, в стороне — для челяди.
— Завтра на стены, дружины мои отважные! — воскликнул князь Владимир, подняв кубок. — И поведет вас на эти стены мой лучший полководец Александр Золотогривенный!.. Хвала и слава великому воеводе Александру!..
— Хвала и слава великому воеводе! — подхватили дружины. — Хвала и слава великому киевскому князю Владимиру!..
Дружно прокричали и хвалу, и славу. Только утром после пира проснулись — и…
Не было у стен крепости ни единой крошки насыпанной вчера земли…
2Все в полной растерянности смотрели друг на друга и на лучшего киевского полководца, воеводу Александра Золотогривенного — искоса, осторожно — на великого князя.
— Знак!.. — заорал какой-то старик из челяди. — Знак вещий!.. Чудо нам явилось грозное!.. Уходить надо!.. Бежать отсюдова, бежать!..
— Замолчи, старый, — осадил его Александр.
— А куда же земля подевалась? — негромко спросил великий князь.
— Осажденные ночью ее всю в крепость перетаскали, — с досадой пояснил Александр. — В башнях наверняка есть тайные ходы для вылазок.
— Что же делать-то собираешься?
— Поставлю дружинников возле каждой башни. Думаю, это их образумит.
Поставили по четверке дружинников и подготовили отряд для их поддержки.
И снова стали дружно таскать землю, громоздя вал вокруг крепости. А на следующее утро вся земля опять исчезла, хотя стоявшие на постах у башен дружинники никого не видели. Точно земля исчезла сама собой.
— Да что же это такое?
